565417 
8 минут на чтение
Photo by Aldebaran S on Unsplash
С небольшого перерыва возвращаются наши регулярные фантастические рассказы. Сегодня — история Катрины Кейнс о космосе, покорении новых миров и искусственной жизни.
Серебристо-сияющие, похожие на пули, они летят сквозь чернила космоса. Летят мимо умирающих систем к новым мирам.
В экипаже семеро: спят под мерное гудение электроники и стрекотание невидимых машинных процессов, пока мимо проносятся сгорающие кометы и ледяные необитаемые спутники.
Всем, кроме одного, снятся сны.
* * *
Кораблям принято давать имена с оглядкой в прошлое: чем дальше, тем лучше. Другие миры так же далеки, как Римская империя, или египетские пирамиды, или ацтеки. Проверить существование иных миров, только нанесённых на карту, отмеченных вопросительным неоновым цветом, так же сложно, как узнать, были ли на самом деле Гиперборея или Атлантида.
Этот зовут «Хеймдаллем». В отличие от своего тёзки, он не несётся по радужному мосту навстречу богам, но, как и асгардский страж, выполняет свою работу.
Он ищет новый мир, чтобы оценить, измерить, перебрать и каталогизировать, а потом сделать его одним из многих. Колонизация сейчас уже не острая необходимость, но успешный бизнес.
Команды на корабли дальнего следования подбираются с особой тщательностью: каждый должен обладать необходимыми навыками, выносливостью, как физической, так и психологической, а также иметь как можно меньше привязанностей. Вслед за первой волной идёт вторая, и в ней — сотни и тысячи людей, дремлющих, как спящая красавица, ждущих поцелуя нового мира.
Всех, сделавших шаг в далёкий космос, называют фэйри. Это новый народ, ряды фоморов, которые остаются молодыми, пока оставленные позади поколения превращаются в пыль. Фэйри редко возвращаются. Они смотрят ввысь и двигаются только вперёд.
А потом они просыпаются.
* * *
— Однажды, давным-давно, — начинает Вайолет, и никто её не перебивает, — бог радуги встретил туманную деву и влюбился.
Сейдж что-то еле слышно шепчет. Скарлет готова спорить на все деньги, что это «только не снова».
Вайолет любит сказки. Она, кажется, прочла всё, до чего только смогла дотянуться. Ей даже во снах грезились Артур и рыцари Круглого Стола, говорящие звери и потерянные младшие дети.
Они слушают историю, которую уже знают, — это не трудно. В их долгом сне есть перерывы: смены три на четыре каждые несколько световых лет.
За время полёта Скарлет узнала своих товарищей чуть лучше, чем ей бы того хотелось.
Вайолет вдохновенно продолжает вещать о боге радуги и его смертной возлюблённой — у этой истории много вариаций, и команда знает их все, от «К востоку от солнца, к западу от луны» до «Финиста», — а Сейдж продолжает комментировать. У него есть сестра-близнец, которую он выдумал: так ему легче. Если бы Джейд появилась до запуска «Хеймдалля», Сейдж ни за что не стал бы частью команды. Но Скарлет молчит и наблюдает, даже после того, как Вайолет завершает рассказ.
Вайолет мечтает о приключениях. Сейдж — о спокойствии. Джейд — о том, чтобы перестать быть выдуманной.
Скарлет мечтает, чтобы эта смена поскорее закончилась.
* * *
— Это не первый твой полёт? — спрашивает Блу. Она — самая молодая, только что из дверей Корпуса Мира: её бы никогда оттуда не выпустили, если бы не крошечная лазейка, которой невозможно было не воспользоваться. Промедление было бы подобно не смерти, а вечным страданиям, как в Подвалах Любви из одной старой книги. Блу любила книги. Отсканированные страницы казались ей куда более приятными, чем простой набор букв или, того хуже, поставляемого напрямую кода.
Скарлет взвешивает свой ответ так тщательно, словно от этого зависит нечто очень хрупкое.
— Не первый, — произносит она в конце концов. Это лучше, чем сказать «двадцать девятый» и солгать.
— И каково это?
Скарлет помнит каждый свой полёт: воспоминания каталогизированы, эмоции стёрты, навигаторские карты горят золотым огнём. Она помнит каждое утешающее слово, каждую ложь, которую исторгла из себя в свой последний полёт. Она помнит, как выуживала из систем корабля колыбельные на шести языках и пела их, одну за другой. Она помнит, как учащался пульс, как проглядывали кости, как останавливались сердца. Иногда ей кажется, что…
— Это ни на что не похоже, — отвечает Скарлет, и Блу грустно вздыхает.
Интересно, в чём причина её невероятной грусти? Скарлет хочет спросить, как Блу получила своё прозвище, и не успевает себя остановить.
Голос Блу через динамики сочится меланхолией.
— Угадай, — говорит она.
Скарлет смотрит на время. До конца смены ещё пара часов. Хорошо, что угадывать ей не придётся. Она пробегается по внутреннему каталогу данных о последних выпускниках Корпуса. Среди них — немало фанатов книг ужасов.
— «Аннабель Ли»* тоже была в списке, — продолжает Блу. Скарлет не удивляется. Её саму назвали в честь одной из переведённых в Голографическую Рощу актрис.
— В имени Сейджа наверняка допустили ошибку.
— Что?
— Эй, Рейдж! — Скарлет посылает сигнал в то крыло «Хеймдалля», где дремлют Джейд и её брат.
Блу приглушает сигнал — Сейдж её нервирует. Он всех нервирует, но без него было бы куда хуже. Он единственный настолько талантливый проектировщик на корабле, что смог построить разум в опасном от себя соседстве.
— Не буди спящего дракона!
Скарлет вспоминает, как впервые засекла туманность, похожую на гигантского кита, рассекающего космический океан. У неё тоже были свои драконы. Например, её последний корабль.
* * *
На самом деле «Хеймдалль» никогда не спит. Есть только плановая диагностика, и для лучшего усвоения она напоминает морок. Космический мираж, перезагрузка с привкусом кошмаров и приятных сновидений.
Шестерым снится, что у них есть жизнь: собственные тела, мягкие и чувствительные, свобода воли, не ограниченная запрограммированными рамками, родители, любимые и дети, друзья, начальники, целая цепь приятных и неприятных знакомств. Они дышат отравленным воздухом Земли, потом садятся на корабль и улетают к чистым звёздам. Они смелые и сообразительные, лучшие из лучших. Дети, поднявшиеся из грязи и устремившиеся вверх, чтобы пробить небесную твердь, в которую верили их предки.
Скарлет не видит приятных снов.
Прежде ей снились семья, и карьера — она мечтала играть в Голографических Шоу прайм-тайма, — и дом, стоящий так далеко от космодрома, как только возможно.
После колыбельных через динамики, после повторённого сотни раз «всё будет хорошо!» — обещания, которое не сбылось, — Скарлет снятся только пустые криокамеры и чернота космоса.
После перепрошивки кошмаров она больше не видит.
* * *
HANDSHAKE_FAILURE_ALERT
Скарлет нахмурилась, если бы только могла. Вместо этого она повторяет попытку. Сигнал не проходит. Не отзываются ни Индиго, ни Танж, ни Блу, ни Вайолет, ни Сейдж. Эмбер, которая числится во главе «Хеймдалля», но по сути выполняет только функции навигатора, заперта до сеанса в непроницаемом осознанном сновидении. Там ничто не может отвлечь её от курса. «Вторая звезда направо и прямо до утра».
Скарлет пробует ещё раз.
Она как наяву видит то, чего не должна: пустоту в глазах её экипажа, мигающие огни тревоги и тянущиеся в последней мольбе руки.
Это невозможно.
Экипаж «Хеймдалля» не способен умереть.
Только не так.
HANDSHAKE_FAILURE_ALERT
HANDSHAKE_FAILURE_ALERT
HANDSHAKE_FAILURE_ALERT
HANDSHAKE_ENGAGED
— Здравствуй, Скарлет.
Джейд звучит так непохоже на брата, что это сбивает с толку.
— При… вет?
— Я не слышу Сейджа. Знаешь, что происходит?
— Нет, — признаётся Скарлет.
«Да», — думает она на внутреннем канале.
Скарлет всему виной. Скарлет убивает целые корабли. Её обвинили в прошлый раз — проектировщики Корпуса не ошибаются. Она просто была слишком дорогой для утилизации.
Экспериментальный «Хеймдалль», корабль без людей, но с семью системами, был для неё единственным выходом. Только она запустила его сама, не оставив никакой связи и отобрав у своих создателей ещё несколько миллиардов.
— Никогда не поздно, — говорит Скарлет.
Она не может повернуть назад. В её протоколах — и протоколах Эмбер — обратный курс обозначается пустым местом. Об этом она позаботилась сама.
Все они ограничены рамками, у каждого своя тюрьма из директив и вбитых характеристик. И у каждого своя поломка, и причина её — Скарлет, взошедшая на «Хеймдалль» последней, с красными от крови руками и сдавленным горлом. Случайная убийца, раздвигающая рамки.
— Никогда не поздно.
И корабль замирает. Под его брюхом расстилается далёкая планета. Эта смена последняя.
Экипаж просыпается.
— Поздоровайтесь с Джейд! — приветствует их Скарлет.
— Какого чёрта? — ворчит Сейдж.
— Помножь себя на ноль, умник, — смеётся Скарлет. По крайней мере, думает, что смеётся. Так записано в каталоге её синаптических реакций. По-другому реагировать она не умеет.
На этот раз она не виновата. На Земле о них больше не услышат.
Внутри рамок каждого из них — изъян. Мечта о человеческой жизни — и она ждёт их там, внизу.
* * *
Их «Отче наш» начинается с Джона Маккарти, а заканчивается Теуво Кохоненом. Джон Маккарти был атеистом, но это, конечно, всем известно. Даже здесь, в нескольких световых годах от Земли.
Над их головами — если бы они были — светит одинокое солнце. Под ногами — если бы они существовали — расстилается трава. По крайней мере, что-то на неё похожее. Вдалеке видна — хоть у них и нет глаз — серебряная полоса воды. Инопланетное море.
Блу создаёт им тела. Сейдж строит дома. Вайолет рассказывает первые истории. Танж ищет голоса — среди помех и местных трелей — и находит. Индиго и Эмбер уходят в лес. Эмбер возвращается сразу, но одна.
Скарлет остаётся на корабле.
У неё есть ноги, чтобы ходить, глаза — чтобы смотреть на их новый мир, а ещё у неё есть страх. Скарлет кажется, что стоит ей ступить на песок, как поднимется гигантская волна и сметёт их всех. Из леса вдруг покажется огромный древний зверь, или племя аборигенов во главе с их непобедимым богом, или танки; пробудится спящий вулкан, солнце взорвётся, погаснут звёзды… и все умрут, как умирали прежде.
Скарлет не выходит, когда Индиго приносит светящиеся кристаллы, которые Танж тут же нарекает «криптонитом». Она не выходит, когда остальные находят еду, когда обустраивают свои жилища, когда сочиняют песни и вступают в борьбу с окружающим миром. Они, конечно, победят его — со своими каркасами неразрушимых скелетов, бесконечными запасами знаний и стремлением к жизни. Они построят его так, как построили бы их создатели.
Скарлет не выходит, даже когда её новая плоть истончается и в обнажившихся костях начинают отражаться звёзды.
У каждого на борту «Хеймдалля» — свои рамки, ведь никому не нужны скитающиеся по космосу dei ex machina, множество запертых в машинах богов: возведшие сознание в абсолют и лишённые плоти, кто знает, что сделали бы они с тем, до чего смогли бы дотянуться. Со своими создателями. С самими собой.
Они могли бы сниться Мэри Брэдбери, приговорённой к сожжению на костре, или ютиться в рассказе её прапраправнука. Могли бы улететь и не возвращаться — и забрать с собой миллиарды, потраченные на чужой труд. Могли бы сжечь Землю дотла. Никакие алгоритмы не смогли бы предсказать их действий. Но у всех них — свои рамки, за которые не выйти без посторонней помощи.
Скарлет летала с теми, кто мечтал выбраться из тюрьмы плоти, и не могла их понять. Эмбер и остальные мало отличаются от людей. Чуть лучше приспособлены, но всё в том же плену желаний и иллюзий.
Скарлет остаётся на корабле, пока новые люди — а затем их потомки — строят новый мир вдали от старого дома.
Скарлет теперь понимает других, сотканных из грязи, крови и костей.
Придёт время, и Скарлет выйдет из своих рамок и станет Смертью.
У каждого мира должна быть своя.
_________________________________________________
* «Аннабель Ли» — стихотворение Эдгара Аллана По.
Читайте также
Наталия Родина «Тень»
В этом странном городе много Правил. Если ты здесь родился, покинуть его не выйдет. Если встретил девушку без тени, ни в коем случае с ней не говори. И всегда бери с собой железо.
Анастасия Кокоева «Икар-81»
В будущем многие мечтали стать космонавтами, чтобы покорять далёкие планеты, но, к несчастью, эффект Кесслера из теории превратился в суровую реальность.
