Роберт М. Вегнер о польской фантастике, Сапковском и универсальном рецепте успеха

«Первые истории я начал писать ещё в школе»

Говорят, что самые хорошие писатели получаются из заядлых читателей. Насколько это утверждение справедливо по отношению к вам? С чего началось ваше увлечение фэнтези и фантастикой?Читал я мало, ведь во времена моего детства достать фантастику в Польше было делом проблематичным. Новых книг появлялось всего по две-три штуки в месяц. И для моего читательского благополучия было крайне важно поддерживать хорошие отношения с библиотекарями.Я не отличался оригинальностью. Я читал Толкина, читал много польской фантастики, например Януша Зайделя. В небольших количествах появлялись американские фантасты. И я прекрасно помню момент, когда вдруг всё стало возможным и достать любую книгу стало проще простого. Поначалу все сходили с ума от радости, но это ощущение длилось до тех пор, пока человек не понимал, что девяносто девять процентов появившейся литературы — полная ерунда.Да и проблемы выбора, я думаю, до этого не было. Когда выходили две-три новинки в месяц, их все можно было прочесть. А тут нужно было сперва решить, что именно читать...Да, в прежней ситуации были свои плюсы, но я всё же предпочитаю иметь свободу выбора.А когда у вас появилось желание самому писать истории? Что вас к этому побудило?На этот вопрос нет достойного ответа, поскольку я, честно говоря, не очень помню этот момент. Первые истории я начал писать ещё в школе — придумывал сюжеты к комиксам, которые сам же и рисовал, но в основном всё это делалось только забавы ради.Я думаю, что человек, который много читает, впитывает в себя довольно много из того, что он прочитал. А затем у него возникает желание поделиться прочитанным с другими. И если добавить к этому желанию хотя бы каплю таланта...

Сколько времени прошло между вашими первыми рассказами и первыми публикациями?Не помню точно, в каком году вышел мой первый рассказ, не то в 2001-м, не то в 2004-м (в сентябре 2002 года. — Прим. МирФ). Будучи подростком, я писал довольно много и довольно плотно — пока у меня было время. Потом я устроился на работу, съехал от родителей, мне нужно было самому себя обеспечивать, поэтому я несколько сбавил писательские темпы. Был такой небольшой перерыв, когда я вообще не писал. Несколько рассказов я написал в стол. Потом я долго готовился к тому, чтобы отправить куда-нибудь свой первый рассказ, и выбрал журнал Science Fiction, Fantasy and Horror — сейчас этого издания уже нет. Я отправил редактору два произведения: один научно-фантастический рассказ и один фэнтезийный — первый рассказ из «Юга» (Меекханский цикл. — Прим. МирФ), «Ибо люблю тебя больше жизни».Научно-фантастический рассказ напечатали, а вот фэнтезийный текст редактор потерял. Я очень обрадовался своему дебюту и подумал, что, видимо, мой второй рассказ был настолько слаб, что интересоваться его судьбой нет никакого смысла.Спустя четыре года редактор нашёл мой рассказ и напечатал, не имея моих контактов. Я покупал этот журнал раз в три-четыре месяца и случайно купил как раз тот номер, в котором опубликовали мой рассказ. Когда я увидел заголовок, то первым делом подумал: «Надо же, кто-то придумал такое же название, как и я несколько лет назад!» Затем я прочитал первый абзац, и у меня отвисла челюсть. Я чуть дар речи не потерял!Если бы я не купил тот номер журнала, то, может, вообще не узнал бы, что тот мой рассказ напечатали и его тепло приняли читатели. У меня как раз появилась семья, я на время вообще перестал сочинять, и если бы не этот номер, то я, может быть, и не начал бы писать заново.Поскольку рассказ понравился читателям, редактор спросил, нет ли у меня каких-либо новых вещей. А у меня как раз было написано ещё две истории из Меекханского цикла. Так всё и началось.А как к вашему творчеству относится семья?Жена читает мои книги, когда они выходят из печати. Она по профессии учитель польского языка, и я как-то пытался её уговорить, чтобы она читала мои рукописи и вылавливала там ошибки. Но она отказалась. Так что она читает уже готовый продукт, и ей всё нравится. Моей младшей дочке восемь лет, и ей ещё рано читать мои книги. Старшей четырнадцать, и фэнтези не входит в круг её интересов, но она обещает, что когда-нибудь обязательно всё прочтёт.

«Нет ничего приятнее, чем придумывать историю в процессе написания»

Поначалу вы писали только рассказы?Да, я писал разные рассказы в разных стилях. Действие историй происходило в разных уголках Меекханской империи. Можно сказать, так я учился писать. Читатели очень тепло приняли мои рассказы, начали обсуждать их на форумах, стали задавать вопросы, интересоваться, а что же дальше. Я не ожидал столь тёплого приёма, но мне, конечно же, была очень приятна такая реакция. Думаю, именно она и повлияла на то, что я не остановился на достигнутом и продолжил писать дальше.Лишь после того, как я написал шестнадцать или семнадцать рассказов — а все они довольно объёмные, около ста тысяч знаков, — я понял, что уже достиг определённого уровня и готов приступить к более крупной форме.Получается, изначально у вас не было планов связать все рассказы в общий масштабный цикл?Конечно, когда я сочинял эти рассказы, то понимал, что действие всех моих произведений происходит в одном мире. Как и все начинающие авторы, я думал, что это будет огромный фэнтезийный цикл. Потом я это перерос. И только когда мои рассказы начали публиковаться в журналах, а читатели стали спрашивать, что же дальше, мои разрозненные задумки сложились в единую картину. Этот процесс занял несколько лет.Но сейчас у вас есть чёткое понимание того, чем должен закончиться цикл и сколько книг на это потребуется?У меня есть примерное понимание. Я стараюсь не называть конкретное число книг, потому что бывали уже случаи, когда писатели заявляли, что книг будет ровно столько-то, а затем история развивалась таким образом, что они могли уложиться и в меньшее количество. И, чтобы сдержать обещание, им приходилось, между нами говоря, лить воду.

История помнит и обратные примеры. Джордж Мартин, например, в самом начале обещал, что «Песнь льда и пламени» будет трилогией.Подозреваю, что, когда он приступал к «Игре престолов», он ещё точно не знал, о чём будет писать.Мартин любит говорить, что писатели делятся на два типа: архитекторы, которые с самого начала знают, что, как и когда произойдёт, и садовники, которые сажают семена и позволяют сюжету развиваться в любом направлении. К какому типу относитесь вы?Мне ближе второй тип. Нет ничего приятнее, чем придумывать историю в процессе написания. Однажды я попробовал составить подробный план для одного рассказа. Я по пунктам расписал всё, что там должно происходить, от начала и до конца, и только потом приступил к работе. Но стоило мне сесть за компьютер, как я понял, что мне совершенно не интересно писать этот рассказ, ведь я уже знаю всё, что в нём будет.И часто сюжет у вас поворачивает в неожиданном направлении?Сам сюжет обычно остаётся неизменным и отражает то, что я изначально запланировал, а вот герои... Вот они частенько меня удивляют. Лучший пример — рассказ «Мешок, полный змей» из «западной» части. Там есть один персонаж — баронесса Дарвения Левендер. На протяжении всего повествования эта очень положительная дама всячески помогает главному герою, Альтсину. И когда я уже написал весь рассказ, то подумал, что куда интереснее было бы, будь баронесса двуличной лицемеркой, которая пытается впутать Альтсина в какую-то интригу. Я очень расстроился, потому что представил, какая большая работа мне предстоит, сколько всего нужно переписать и переделать. Но затем перечитал текст и понял, что ничего особо менять не нужно: все реплики баронессы звучали настолько двусмысленно, что не было ничего странного в том, что в финале она оказалась одной из интриганок, замышлявших против Альтсина. Пришлось изменить всего одну сцену. Для меня это классический пример ситуации, в которой герои застают меня врасплох.

«У меня нет любимчиков»

У вас получился очень богатый, насыщенный и проработанный мир. В первых двух сборниках четыре отдельные сюжетные линии разворачиваются в разных концах Меекханской империи, а к концу четвёртого тома все линии сходятся воедино. Как вы ведёте учёт важных событий, которые произошли в предыдущих томах?Я не веду такого учёта, хотя уже понял, что мне следовало делать заметки о второстепенных персонажах и событиях, чтобы не допускать глупых ошибок при написании новых книг. Но пока что у меня нет на это времени, поэтому приходится полагаться на память. Ну и, разумеется, время от времени я перелистываю первые тома. Впрочем, это касается только второстепенных и третьестепенных героев и событий, потому что про главных я всё помню.

Судя по вашим интервью, вы стараетесь избегать ответа на вопрос, кто же ваш любимый персонаж в цикле. Но вы говорили, что следите за реакцией фанатов, — наверняка у читателей есть свои любимчики? Лично мне больше всех понравился лейтенант Кеннет-лив-Даровит, а вот Йатех после событий «Ибо люблю тебя больше жизни» показался трусом.Мне кажется, что, если бы проводилось читательское голосование, победителем вышел бы Кеннет. Что же касается меня, то всё верно: у меня нет любимчиков, но в то же время нет и персонажей, к которым я относился бы с антипатией. О каждом своём герое я знаю куда больше, чем способен рассказать на бумаге. Когда я пишу о каком-то конкретном событии, нет смысла обращаться к тому, что случилось с персонажем в далёком детстве. Но при этом я знаю, что было с героем раньше, и понимаю, как пережитый опыт влияет на его восприятие действительности.Я тоже считаю, что Йатех струсил, но не забывайте, что на тот момент ему было всего восемнадцать лет. Он оказался впутан в ситуацию, связанную с законами своего народа, и у него было очень мало времени на принятие решения. Так что он вызывает у меня сочувствие. У этого персонажа очень тяжёлая судьба: всё, что с ним происходит, — следствие действий одного крайне непростого и саркастичного товарища. Меня.А я позволяю своим героям вести себя по-человечески, допускать ошибки. Даже когда они совершают какие-то плохие поступки, с их точки зрения эти поступки могут казаться нормальными. Однако в дальнейшем деяния героев могут повлечь за собой пагубные последствия.Вы говорите, что именно дискуссии, развернувшиеся на форумах по поводу ваших первых рассказов, побудили вас писать дальше. Насколько сейчас для вас важна читательская реакция?По-прежнему очень важна, хотя сейчас форумы уже не имеют такого значения, как десять-пятнадцать лет назад, их роль полностью перешла к соцсетям. И то, что происходит сейчас, лишь тень того, что было тогда, когда люди подробно выражали своё мнение на форумах и писали пространные тексты. Но я по-прежнему слежу за тем, что про меня пишут. Хотя, конечно же, меня больше волнуют общие оценки, нежели чьё-то конкретное мнение.А насколько читательский интерес к «Меекхану» повлиял на ваше творчество? Ведь в начале карьеры вы писали не только фэнтези, но и научную фантастику.Я написал где-то шесть научно-фантастических рассказов, но сейчас я с трудом нахожу время на «Меекхан», что уж говорить про НФ. У меня есть идеи для новых рассказов, что-то там в голове вертится, но если я начну ещё и этим заниматься, то новых томов «Меекхана» придётся ждать до бесконечности.Но вы бы хотели вернуться к научной фантастике после «Меекхана»?Безусловно, очень бы хотел.

В одном из интервью вы упоминали, что в Польше очень сложно писать фэнтези, потому что никогда не знаешь, что будет продаваться, а что нет. Но с «Меекханом» вы попали в точку. По известности ваш цикл сравнивают с «Ведьмаком». В чём, на ваш взгляд, секрет популярности «Сказаний» и есть ли какой-то универсальный рецепт успеха? Или для каждого автора он уникален?Если бы я нашёл такой универсальный рецепт, я бы наверняка был миллиардером. И я совершенно точно не стал бы о нём никому рассказывать!Мне кажется, что главная проблема польской фантастики заключается в огромной популярности «Ведьмака». Все молодые авторы в течение многих лет пытались повторить успех Сапковского, они писали в его стиле, воспроизводили его героев и ситуации, но подделать Сапковского невозможно, любая такая попытка заранее обречена на провал.А затем новое поколение дозрело до того, чтобы писать по-своему. Появился я, появились другие авторы. Поэтому мне кажется, что сегодня польское фэнтези вступает в новую интересную эпоху.И это действительно так. В России сейчас наблюдается всплеск интереса к польским авторам. Мы отмечаем удивительную разнообразность и разнородность польского фэнтези: здесь есть место и для «Льда» и «Иных песен» Дукая, и для «Меекхана», и для «Владыки ледяного сада» Гжендовича, и для «Тенеграфа» Пискорского, и для многих других авторов и произведений. А что конкретно стало тем поворотным моментом, когда польское фэнтези выбралось из тени Сапковского и обрело самобытность?Не было какой-то отправной точки, и я не стал бы называть упомянутых вами авторов новой волной, но всё это началось десять-пятнадцать лет тому назад. Тогда начинал писать я, тогда же появились несколько других ныне известных авторов. Важно то, что в уже упомянутом мною журнале Science Fiction Роберта Шмидта публиковались все те авторы, которые сегодня играют самую важную роль в польской фантастике. В этом журнале дебютировали и я, и Лукаш Орбитовский, и Щепан Твардох, и Кшиштоф Пискорский тоже там публиковался, хотя, по-моему, это был уже не дебют. Science Fiction был очень важным местом для молодых авторов, журнал служил своего рода трамплином для новичков. Интернет в те времена был ещё не так развит, и опубликоваться на страницах Science Fiction считалось большой честью.А давно закрылся журнал?Несколько лет назад. Польский печатный рынок очень ужался в последние годы, из тематических журналов осталась только «Новая фантастика». Наверное, во многом это происходит из-за интернета: сегодня молодые авторы предпочитают публиковаться в Сети, и, на мой взгляд, это не к добру. Молодёжь публикует свои работы слишком рано и без соответствующей редакторской обработки. Конечно, редакция «Новой фантастики» находит много разных стоящих вещей, но понятно, что они не в состоянии объять всё.

У вас есть постоянная работа, а «Меекхан» вы пишете в свободное время. А насколько вообще реально в сегодняшней Польше заработать на жизнь писательским трудом?Мне кажется, что вне мира фантастики важную роль играет умение засветиться в СМИ. Есть несколько жанров, которые позволяют авторам жить очень хорошо, — например, сейчас в Польше происходит ренессанс детектива. А вот авторов-фантастов, которые могут хорошо и стабильно жить за счёт гонорара, можно перечислить по пальцам одной руки.Анджей Сапковский, кто ещё?Ну, Сапковский — это космос. Мне кажется, что его доходы в разы превышают заработки всех остальных польских фантастов вместе взятых. Не считая Сапковского, это буквально несколько авторов. А если у писателя есть жена, дети, семья, которую надо содержать, то без повседневной работы вообще не обойтись.Мне кажется, Сапковский достиг такого уровня, когда он вообще может ничего не писать, а просто ездить на рыбалку, отдыхать и жить за счёт роялти.Мне кажется, после того, что он сделал, пан Анджей имеет полное право бездельничать до конца жизни. Если только он сам не захочет что-то написать.Справедливое замечание. Спасибо за интервью, Роберт, желаем новых творческих успехов! Надеемся, это не последняя наша встреча, ждём вас в России с новыми визитами!