Тайное хокку «Дюны», часть 3. Ислам, дзен и Библия: что хотел сказать Фрэнк Герберт?

Потрясённые империи

Достоверно известно, что Герберт в процессе сбора материала прочёл мемуары британца Томаса Эдварда Лоуренса (1888–1935) — того самого Лоуренса Аравийского, который в 1916 году, во время Первой мировой войны, был послан на Аравийский полуостров и подбивал арабов восстать против турок (Османская Империя воевала с Великобританией). В «Семи столпах мудрости» Лоуренс пишет о том, как объединил племена и убедил их атаковать Хиджазскую железную дорогу, чтобы отвлечь турецкую армию, а также участвовал в штурме порта Акаба.

Белый иноземец, представитель технически развитой цивилизации приходит в пустыню, живёт бок о бок с бедуинами, перенимает их культуру, превращает их в армию, дабы сбросить иго империи… Полковника Лоуренса роднит с Полом не только антураж, но и пронзительно голубые глаза. Столь же голубоглазый Питер О’Тул, сыгравший Лоуренса в культовом фильме, выглядит точь-в-точь как Муад’Диб. Правда, с кино это скорее совпало: картина вышла в декабре 1962 года, когда «Дюна» была почти написана.Другой человек, биографию которого изучал Герберт, формируя образ Пола, — Махди Суданский (1841–1885). Людей, за историю ислама претендовавших на звание Махди, исламского мессии, было много, но на Западе этот Махди известнее всех. Когда суфийский богослов объединил суданцев и направил войско на Османскую империю, британцы прислали в Хартум на переговоры своего героя, генерала Чарльза Джорджа Гордона. Переговоры провалились, Гордон был убит, что потрясло Британскую империю. Правда, обошлось без хеппи-энда: Махди вскоре умер от тифа, а его страну уничтожил через десять лет другой британский генерал — Китченер.

Исламский фактор

Наконец, четыре года назад один поклонник «Дюны» доказал, что Герберт вдохновлялся историческим романом Лесли Бланч «Сабли рая» о борьбе имама Шамиля (1797–1871) против Российской империи. Северо-Кавказский имамат Шамиля продержался три десятка лет, потом империя его одолела, и Шамиль был пленён. Герберт позаимствовал из романа Бланч несколько поговорок («Лоск приходит из города, мудрость — с холмов» превратилось в «Дюне» в «Лоск приходит из городов, мудрость — из пустыни»), слова «кинжал» (kindjal), «чакобса», «канли», а ещё «падишах» и «сиридар» — так Шамиль у Бланч называет царя и губернатора.

[su_caption caption="Махди Суданский и имам Шамиль внесли свой вклад в образ Муад’Диба"]Почему эти истории похожи, понятно: в исламском контексте «Дюну» напоминает история любого лидера, поднимающего восстание против империи или организующего джихад. В эту схему укладывается, скажем, Мухаммад ибн Абд аль-Ваххаб (1703–1792): он бежал от убийц в крошечный оазис Эд-Диръия, которым правил эмир Мухаммад ибн Сауд, они заключили союз, и ваххабиты стремительно завоевали Неджд, запад и восток Аравийского полуострова, а после смерти эмира и проповедника — Мекку, Медину и весь Хиджаз. Так появилась Саудовская Аравия, похожая на Арракис хотя бы тем, что располагает крупнейшими запасами нефти.Можно предположить, что Герберт основывался и на самой главной исламской истории такого рода — истории самого Пророка. Мухаммед (570–632) ведь тоже объединил арабские племена, создал мощную армию и к концу жизни завоевал весь Аравийский полуостров. После его смерти халифат разросся и превратился в самую большую империю мира.Все перечисленные сюжеты похожи на события жизни Муад’Диба, но не совсем. На этом уровне «Дюна» — совершенный сплав. Культурно-идеологический баланс, делающий узкие толкования «Дюны» невозможными, а исторические параллели ущербными, соблюдён с филигранной точностью.Но есть ещё внутренняя логика самой «Дюны», и она загадочнее всего.

Иерусалим на Арракисе

Тут мы ступаем в область предположений. Внутренняя логика не раскрыта явно, она, как исходное хокку, остаётся тайной, Герберт никогда никому о ней не говорил — однако оставил на самом видном месте нить, которая выводит читателя к самой сути. Эта нить — третье приложение к роману, «Отчёт о мотивах и целях Бене Гессерит», вкратце описывающий, как сёстры ордена, посвятившие тысячелетия выведению ментата под кодовым именем Квизац Хадерах («сокращающий путь», «тот, кто пребывает сразу во многих местах»), ни с того ни с сего допустили ряд грубых ошибок — и не распознали Квизац Хадераха в Поле Атрейдесе. Последние три абзаца заканчиваются удивительными фразами:

Это было явное указание на то, что вмешался некий фактор с измерениями высшего порядка!
Вывод был очевиден: некая сила высшего порядка берёт контроль над источником спайса, однако Бене Гессерит вообще этого не поняли!
В свете фактов можно прийти к неизбежному заключению: неэффективное поведение Бене Гессерит в этом деле — результат действия на более высоком плане бытия, о котором они не имели ни малейшего понятия!

То есть появился кто-то, кто манипулировал манипуляторами. Что это за сила высшего порядка и более высокий план бытия? В эпопее Герберта она не обозначена нигде и никак. Ясно, что речь не о людях; скорее уж о богах или боге. Кому ещё под силу ослепить Бене Гессерит и откровенно использовать их, чтобы на свет появился мессия?Тут стоит вспомнить, что хотя понятие мессии/машиаха/махди есть во всех «пустынных» религиях, он пришёл пока только в христианстве, а ислам и иудаизм его только ждут. И ничто не может быть дальше от истории Иисуса, принявшего смерть ради спасения человечества, чем история Пола Атрейдеса, предпринявшего с той же целью джихад и ставшего палачом хуже Гитлера. Однако внутренняя логика «Дюны» строится вокруг истории с Иисусом. Только это как бы другой Иисус — тот, которого ждали иудеи; не проповедник, рассказывающий о любви к ближнему, но воитель и царь, что освобождает народ Израиля, делает Иерусалим центром мира и уничтожает нечестивых язычников.

Именно таков Пол Атрейдес — Богочеловек, но не из Нового Завета, а из Ветхого. Сын не плотника, но герцога — машиах должен происходить из рода царя Давида. Такое происхождение, впрочем, приписывали также историческому Иисусу: в Откровении Иоанна Богослова его называют «лев из рода Иудина, из колена Давидова». Случайно ли трон Падишаха-Императора, который занимает в итоге Муад’Диб, называется троном Золотого Льва?Какой была бы жизнь такого ветхозаветного Иисуса? Примерно такой, как у Пола в «Дюне». В Иудее (на Арракисе) люди, живущие под гнётом Римской империи (Галактической, не зря ряду её планет Герберт дал римские имена — Салуза Секундус, Гьеди Прим), лелеют пророчества о Спасителе. И вот Мессия рождается — но его пытается убить правящий провинцией (планетой) Ирод Великий (барон Харконнен), устраивающий избиение младенцев (истребление Дома Атрейдес). Однако Богородица (леди Джессика) бежит с сыном в Египет (в пустыню); в Откровении Иоанна Богослова это описано так: «И даны были жене два крыла большого орла, чтобы она летела в пустыню в своё место от лица змия…» (Джессику и Пола везут в пустыню на орнитоптере).Вдали от Иерусалима (Арракина) Мессия взрослеет и осознаёт себя. Он возглавляет армию иудейских зелотов (фременов) и чудесным образом (благодаря песчаным червям, ясновидению, ошибкам Бене Гессерит, обеспеченному Богом-автором сочетанию обстоятельств, которое делает спайс ключом к Империи, а Пола — ключом к спайсу) уничтожает Ирода (Харконнена), разбивает римскую армию (сардаукаров) и становится правителем не только Иудеи (Арракиса), но и Империи (всего обитаемого космоса).

Отражения героев

Сюжет «Дюны» не совпадает с исламскими историями, но в перевёрнутую с ног на голову евангельскую схему ложится хорошо. Здесь есть параллель с крещением водой — просветление достигается через Воду Жизни, которую фремены пьют во время спайсовых оргий. Есть Иоанн Креститель — Льёт-Кайнз, имперский эколог и секретный вождь фременов, организующий и сопротивление Империи, и терраформирование Арракиса. Он — предтеча Муад’Диба, оттого и погибает довольно рано. Есть предатель Иуда — доктор Веллингтон Юэ. Есть император Тиберий — Шаддам IV.В книге есть даже аналог римского прокуратора Иудеи Понтия Пилата — самый, пожалуй, загадочный персонаж романа, граф Хасимир Фенринг, единственный друг Шаддама и его эмиссар-убийца. Фенринг, как и его жена, на сюжет особо не влияют, за исключением двух моментов: в начале леди Марго Фенринг запиской предупреждает Джессику об опасности (жена Пилата увидела сон об Иисусе и послала мужу записку с просьбой его не казнить), а в финале Фенринг, отказываясь выполнять приказ императора, не убивает Пола, хотя мог бы (Пилат отказывался предать Иисуса смерти и в итоге «умывает руки»).Ещё одна параллель есть в черновике, но она не вошла в «Мессию Дюны». Навигатор Эдрик рассказывает о разговоре с Муад’Дибом: «Среди прочего я спросил, говорил ли с ним бог… Он сказал: все люди говорят с богом. И я спросил его, бог он или нет… Он сказал: некоторые так говорят… И я спросил его, говорил он об этом сам. И он сказал: очень мало богов жили среди людей на протяжении истории. Я упрекнул его в том, что он не отвечает на мой вопрос, и он сказал: “Я и не ответил… я и не ответил”». Сцена чуть напоминает допрос Иисуса Пилатом, но Эдрик скорее — первосвященник Каиафа, спросивший Иисуса, сын ли он Бога, на что тот ответил: «Ты сказал».

Кроме того, «Мессию Дюны» автор сначала хотел назвать «C Oracle» — тут игра слов: oracle — оракул, coracle — вид рыбацкой лодки в Уэльсе и Ирландии; Герберта, пишет его сын, занимал образ такой лодки, плывущей в потоке времени. Но рыбацкая лодка отсылает и к апостолам-рыбакам, ставшим «ловцами человеков». Символ Иисуса — рыба; символ Пола — муад’диб, обитающая на Арракисе кенгуровая мышь. Впрочем, позже появятся и рыбы: в «Детях Дюны» сын Пола, Лето II, станет бессмертным песчаным червём после того, как буквально сольётся со стаей песчаной форели.«Дюна» — очевидный перевёртыш Нового Завета, предлагающий вполне эшеровский переход белого в чёрное. Зачем это понадобилось Герберту? Например, чтобы показать, что любое воинствующее мессианство — тупик, не ведущий ни к чему, кроме массовых убийств. Надо думать, новозаветный мессия с его безразличием к власти у либертарианца Герберта протеста не вызывал — в отличие от Муад’Диба и многих других богов, пророков и вождей, этот бог предпочёл быть убитым, но не убивать. «Дюна» — негатив Евангелия; кем, получается, тогда считать Герберта, если не апостолом?

Победить Империю

Урок «Дюны» может звучать и так: ты побеждаешь Империю, только если не создаёшь взамен собственную. «Дюна» — доказательство от противного. История бога, который, если бы пришёл, построил Империю и проиграл, оттеняет историю бога, который приходил, разрушил Империю и победил, но о котором автор по условиям собственной дзен-буддийской игры в противоположности молчит.По крайней мере, так дела обстоят в первом романе. Но уже в «Мессии Дюны» Муад’Диб словно пытается вернуться в христианскую колею: осознаёт, что наломал дров в галактическом масштабе, и, ослепнув после покушения, удаляется в пустыню — то есть заканчивает тем, с чего Иисус начал. В «Детях Дюны» выясняется, что в пустыне Пол не покончил с собой, угодив в пасть шаи-хулуда. Отрёкшись от себя, он стал Проповедником — и пошёл на свою Голгофу. Отдал жизнь за то, чтобы Лето II вывел людей на таинственную Золотую тропу, ведь только она позволит человечеству избежать гибели в не менее таинственном Кразилеке, апокалиптическом сражении в конце времён.С Лето II тоже всё непросто — он действует аналогично, от противного, причём не таясь: установив диктатуру на много тысяч лет, «преподносит человечеству урок, чтобы помнили кости», доводит людей до крайности и, как настоящий бог, планирует собственную гибель. Одновременно Лето II, манипулируя генами на манер Бене Гессерит, дарует людям способность быть невидимыми для тех, кто благодаря спайсу видит будущее. Всё это должно пригодиться, чтобы люди избежали Арафела, «облачной тьмы страшного суда»…

Сгущая краски, усложняя сюжет и доводя до предела концентрацию мистики и политики, Герберт выстраивал романы о Дюне в изящную, по-эшеровски симметричную композицию: трилогия Муад’Диба («Дюна», «Мессия Дюны», «Дети Дюны») — роман о Лето II («Бог-император Дюны») — трилогия Кразилека («Еретики Дюны», «Капитул Дюны» и третий, ненаписанный роман). «Бога-императора» отделяют от событий жизни Пола 3500 лет, трилогию Кразилека — 5000 лет. Масштаб огромен, но пейзаж, как ни странно, остаётся привычным: из-за технологий бессмертия — одни герои живут в чьей-то памяти, других воскрешают в виде клонов-гхол, а сознание Лето II живёт во всех песчаных червях Дюны — вероятность встретить в далёком будущем старых знакомых велика.Но увы: в результате вмешательства некой силы высшего порядка Фрэнк Герберт умер, не дожив до 66 лет, не дописав седьмой роман и не доведя грандиозную эпопею до финала. Читатели не получили ответов на многие вопросы — и не получат их никогда (при всём уважении к трудам Брайана Герберта и Кевина Андерсона). Возможно, открытый финал — лучший финал для эпопеи о человечестве и боге.

Остаётся, правда, еще один вопрос. Что, если Фрэнк Герберт просто писал фантастику и не вкладывал в неё глубокие смыслы? Если «Дюна» — результат действия на более высоком плане бытия, о котором её автор не имел ни малейшего понятия?Но вы ведь не рассчитываете на ответ?