Кто такая Снежная Королева? Повелительница холода в мифологии и фантастике

Образ хозяйки зимы встречается во многих, на первый взгляд не связанных мифологических системах. Для обзора каждого понадобится не статья, а многотомная диссертация — благо фантазией наши предки не были обделены, — поэтому ограничимся самыми характерными и очевидными примерами.

Пожалуй, самый известный из них — старуха-ведьма Лоухи из карело-финского эпоса «Калевала». Лоухи властвует в далёкой стране Похьёле (Сариоле, Пименоле), которую чаще всего описывают как туманную, суровую и сумрачную. Это красочное место ассоциируется с Лапландией (а находится, может, даже ещё севернее) и отделено от «человеческого» мира рекой Маналой — это аналог античного Стикса или нашей былинной Смородины. Однако Похьёла — не мир мёртвых, а нечто вроде пограничья, и народ в нём обитает хоть и чуднóй, но относительно живой: сплошь чародеи, духи и волшебные животные. Даже мельницы здесь мутируют до того, что буквально пускают корни.

Окружение, в котором живёт ведьма Лоухи, под стать стране. По крайней мере, один из героев, заглянув в её дом, видит, что «полны покои колдунов, поющих свои чаровные песни: прорицатели поют у дверей, знахари — вдоль стен на лавках, заклинатели — у печки».

К дочери Лоухи сватаются чуть ли не все герои «Калевалы», но будущая тёща только и знает, что отправляет их в разные походы: за мельницей из не самых обычных материалов («лебяжьего пуха, молока нетели, овечьей шерсти и ячменного зерна»), за говорящим лосем, быстроногим конём, чёрным лебедем, даже за волком, медведем и щукой из царства мёртвых — а замуж дочь не отдаёт. Для последней упомянутой в легендах проказы Лоухи потребовала украсть огонь, луну и солнце (которые потом сама же и выпустила обратно).

Но всё же, хотя северная ведьма и портит жизнь «хорошим» персонажам добрую половину эпоса, она одновременно подталкивает их к созданию уймы полезных вещей, от лодки до ключей ко всем замкáм на свете.

У древних скандинавов похожую роль играет независимая и боевитая Скади. Она не богиня, а одна из ётунов. В английском и русском переводах их называют великанами, но на самом деле это не верзилы, а отдельный класс существ, которые ближе к потусторонним сущностям, чем к людям. Обитают они в Ётунхейме — суровом мире всякой нечисти.

Стараниями авторов Старшей и Младшей Эдд о Скади мы знаем довольно много. Самый популярный сюжет с участием зимней богини повествует о её курьёзной свадьбе с морским богом Ньёрдом. Всё началось с того, что асы, мстя за похищение богини Идунн и её плодов бессмертия, убили отца Скади, ётуна Тьяцци. Разгневанная дочь идёт разбираться с негодяями и утихомиривается, только когда Один превращает глаза покойного в звёзды, а ей самой разрешает выбрать мужа из асов.

Причём отец асов не мог не подойти к делу творчески: велит потенциальным женихам выстроиться в ряд и выставить на обозрение лишь голые ступни. Скади указывает на самые, на её взгляд, красивые, и её избранником оказывается жизнерадостный Ньёрд — к удивлению невесты, асов и его самого. На самом деле Скади метила в Бальдра, известного красотой, обаянием и поэтическим даром, но просчиталась. Боги тем не менее празднуют роскошную свадьбу, но дело, как всегда, портит жилищный вопрос. Трюмхейм, снежное и мрачное владение Скади в Ётунхейме, пугает Ньёрда, привыкшего к живому морскому берегу, поэтому через девять дней пара переселяется в подвластный ему Ноатун. Но и там их счастье не длится долго: Скади заявляет, что солнечные блики слепят ей глаза, а крики чаек режут уши, и уезжает на лыжах в родные снежные горы. Приходится им довольствоваться гостевым браком.

С именем Скади некоторые учёные связывают название самой Скандинавии. Наверняка образ Скади и повлиял на Андерсена — но об этом позже.

С другой холодной во всех отношениях женщиной наверняка знакомы многие поклонники аниме и Японии: это Юки-онна, синтоистское божество зимы (в зависимости от префектуры называемая также Сикэнкэн и Юки-дзёро). Внешность Юки-онны, как и любого приличного духа-ёкая, может быть разной. Она способна принимать облик уродливой ведьмы или же прекрасной, но подозрительно бледной девушки — правда, ростом под три метра и с фиолетовыми глазами. Развлекается она тем, что замораживает незадачливых путников, похищает задержавшихся дотемна на улице детей, а иногда и вовсе буйствует: врывается в дома и выстуживает их. Порой она пьёт жизненные силы пойманных жертв или хозяев домов, имевших глупость пригласить незнакомку в гости. А может и печень вырвать!

Впрочем, ей всё же доводилось мириться с существованием людей и даже вступать с ними в родственные отношения. Так, известна легенда о красивом и храбром юноше, которого Юки-онна пощадила, взяв обещание под страхом смерти никому и никогда про неё не рассказывать. Вскоре тот счастливо женился и завёл много детей, что уродились как на подбор, красивыми и белолицыми, все в маму. И вот однажды полностью доверяющий супруге отец семейства поведал ей о встрече с Юки-онной… Как легко догадаться, любимая жена оказалась тем самым зимним духом и вынуждена была покинуть семью. Ни детей, ни мужа она не тронула, только велела тому ничем отпрысков не обижать, не то мороз его не пощадит.

А что же Россия? Неужели в стране, где холода длятся от четырёх до девяти месяцев, нет своего зимнего божества? С этим всё не так просто. Божество, вероятно, было — это Морена, она же Морана или Мара. Увы, все сведения о ней, как и о других персонажах русского фольклора, по тем или иным причинам сгинули: своего Снорри Стурлусона у нас не нашлось. Единственное, что достоверно известно, так это её связь со всем мрачным и зимним. Именно воплощение Морены мы до сих пор сжигаем на Масленицу. На всякий случай.

С середины XIX века, когда романтизировали всё и вся, этот образ начал разделяться; образовалась «старшая» фигура ледяной девы и «младшая» — добрая Снегурочка. Вторая мельком появляется ещё у фольклориста Александра Николаевича Афанасьева в «Поэтических воззрениях славян на природу» под именем Снежевиночки. В этой изначальной трактовке она скорее стихийный дух, к тому же невинно погубленный, и имеет мало общего с могучей и злой Королевой. Ещё дальше от хтони её характер отходит в одноимённой программной пьесе Островского (1873) и опере Римского-Корсакова (1881). Полвека спустя персонаж окончательно отделился от мифологических корней и с тех пор веселит детей на Новый год в качестве внучки такого же «одомашненного» Деда Мороза.

Пожалуй, самую известную в массовой культуре версию образа создал в 1884 году датский сказочник Ханс Кристиан Андерсен, всячески отстранявшийся от ярлыка детского писателя.

В XIX веке языческим духам зимы уже не было места: на смену поклонению «не имеющим морали» сущностям пришла дуалистическая картина мира с чётким разделением добра и зла. Это мы видим и в образе Снежной королевы Андерсена, и в более позднем, но не менее значительном образе Джадис у Клайва Льюиса. Впрочем, обо всём по порядку.

Полностью уйти от прежних представлений у датчанина всё-таки не получилось. Кроме демонстрации торжества веры над холодом (и обычным зимним, и душевной чёрствостью), в сказке встречаются вполне языческие образы типа говорящих и всезнающих животных, теней снов, лапландских шаманок и цветника, наводящего забвение. Да и сама королева, ездящая по миру и похищающая людей подобно легендарной Дикой Охоте, не очень-то вписывается в христианскую картину мира.

Тем не менее на этот раз история получилась гораздо более сложная. Во-первых, если верить биографу писателя Кэролу Роузену, есть основания полагать, что прообразом Снежной королевы стала знаменитая в те годы шведская оперная певица Енни Линд, решительно отвергнувшая ухаживания литератора.

Во-вторых, мало кто знает, что у сказки есть куда более мрачная версия, которую в наше время отнесли бы к тёмному фэнтези. Речь о «Ледяной деве», написанной Андерсеном во время поездки в Швейцарию. Главный герой Руди в годовалом возрасте сгинул бы вместе с матерью в швейцарских горах, если бы не мистическая Ледяная дева, одарившая его — нет, не осколком зеркала, а поцелуем. С тех пор он потерял детскую наивность и весёлость. В дальнейшем Руди, став юношей, как будто оттаял и нашёл невесту, но Ледяная дева не отпустила его и утопила в озере (очевидно, забрав к себе). Эта тёмная сказка, напоминающая уральские истории о хозяйке медной горы, в 1928 году легла в основу балета «Поцелуй феи» Игоря Стравинского.

Наконец, страха нагоняет история о ранней, в возрасте около 35 лет, смерти его отца, рассказанная в автобиографии Андерсена «Сказка моей жизни». После кончины Андерсена-старшего в доме всю ночь стрекотал сверчок. «Он уже умер! Нечего звать, его взяла Ледяная дева!» — отвечала вдова. Юный Ханс сразу понял, о чём она говорит. Предыдущей зимой отец увидел в инеистых узорах на окне будто бы рисунок женщины, протянувшей руки, и полушутя отметил, что она, должно быть, пришла за ним. Этот образ его сын запомнил на всю жизнь и позже вывел в двух сказках.

Позже писатели стали возвращать образу ледяной девы первозданную жуть, улучшая и дополняя её. Самый яркий пример, конечно, — «Лев, колдунья и платяной шкаф», первая повесть «Хроник Нарнии» Клайва Льюиса. Имя Снежной королевы в ней не звучит, но очень уж к ней близок типаж Белой колдуньи, устроившей миру вечную зиму.

Взаимоотношения Джадис (так зовут колдунью) и мальчика Эдмунда одновременно напоминают сюжет о Кае и Снежной королеве и дискутируют с ним. Картина вроде бы выглядит похожей: снежная ведьма заманивает мальчика к себе в сани и настраивает против родных. Но у Джадис, в отличие от андерсеновской королевы, есть цель: она не обзаводится компаньоном в извращённом стремлении к привязанности, а хладнокровно использует наивность и эгоизм Эдмунда, чтобы устранить обещанных пророчеством спасителей Нарнии. Она не существо вне морали, а самая настоящая злодейка, которая не знает любви и не может исправиться.

В образе Белой колдуньи вообще больше христианского, чем языческого. Она выступает источником изначального зла в новорождённой Нарнии, непрестанно совращает юных героев, сбивая их с истинного пути, устраивает жертвоприношение Аслана (намекающее на жертву Иисуса) и испытывает сложные чувства к яблокам. А в повести «Племянник чародея» выясняются имя и предыстория колдуньи: оказывается, она погубила и свой родной мир, молвив некое Слово Запретное — своего рода противоположность Песни Творения, которой Аслан создал Нарнию.

Более безобидной отсылкой можно считать вышедшую в один год с советским мультфильмом книгу Туве Янссон «Волшебная зима». Одна из наиболее взрослых и пугающих сказок о муми-троллях пронизана настоящим саспенсом: герои со дня на день ожидают прибытия Ледяной девы, на которую ни в коем случае нельзя смотреть. По мере того как температура за окном падает, градус хтони всё растёт, чтобы в канун зимнего солнцестояния, он же Йоль, достичь апогея, когда непонятные твари вершат поистине языческое действо у костра и является сама Ледяная дева. Без жертв не обходится: один бельчонок с особо шаткой памятью выглянул-таки полюбоваться красавицей и был заморожен. Правда, к весне оттаял.

Дальше — больше. Цикл подростковых романов Джоан Виндж «Снежная королева» (1981) переносит историю в антураж фэнтезийной космооперы. Действие происходит на планете Тиамат, затмевающей климатом любой Вестерос: сезоны здесь сменяются раз в полторы сотни лет. Всепланетная «зимняя» правительница с красивым именем Ариенрод пытается помешать пришествию королевы лета, которое для неё самой означает гибель. Её усилия увенчались успехом лишь частично: главная героиня, двадцатилетняя Мун, — единственный выживший потомок «летней» правительницы.

В сборнике «Авиамодельный кружок при школе №8», составленном Максом Фраем, можно найти рассказ Юлии Ткачёвой «Ворон» — жутковатую «переделку» андерсеновской сказки. Здесь королева превращает Кая в воплощение зимней стихии, вымораживающее всё кругом себя. Задача королевы — ускорить наступление нового ледникового периода. Её летняя антагонистка (та самая женщина с цветником) берёт в оборот Герду, от прикосновения которой после трансформации распускаются цветы и тает снег. Освещает эту драму и способствует её завершению заглавный Ворон — из второстепенного персонажа оригинала он превращается в героя-рассказчика.

«Времена меняются, архетипы остаются», — мог бы сказать Юнг. Забвение славянской Мораны с лихвой компенсировали, как ни странно, советские авторы. В противоположность христианской поучительной версии Андерсена, у нас сюжет получился куда более светским и окончательно перешёл в сферу абстрактно-сказочного, но оттого менее интересным не стал. Советским творцам мы обязаны целым рядом запоминающихся воплощений Снежной королевы.

Первой была пьеса Евгения Шварца, сочинённая в 1938 году и поставленная год спустя. Аморфная, в общем-то, андерсеновская Герда превращается здесь в решительную особу, а Кай (переименованный в Кея), как и в «Ледяной деве», получает не осколок в глаз, а поцелуй. Также здесь появляется Сказочник, который играет роль рассказчика и помощника героев, — альтер-эго то ли Андерсена, то ли самого Шварца.

Надо сказать, с Андерсеном у Шварца были особые отношения: драматург почитал датчанина вдохновителем и кем-то наподобие приёмного отца. «Снежная королева» — не единственная пьеса-оммаж сказочнику: в одном ряду с ней стоят «Голый король» и «Тень» (тут Андерсен упоминается напрямую как друг протагониста).

В 1966 году пьесу перенесли на киноэкран. Увы, несмотря на Евгения Леонова в роли короля, Геннадия Казанского в режиссёрском кресле и песни самого Шварца, широкой известности фильм не получил. Он так и остался в тени предыдущей советской экранизации.

На девять лет раньше, в 1957 году, вышел мультфильм «Снежная королева» Льва Атаманова. Девятая полнометражная работа «Союзмультфильма» аккуратно «упаковала» сюжет в серию рассказов Оле-Лукойе, этакого духа снов. Таким образом «Снежную королеву» связали с другими мультэкранизациями Андерсена, но убрали любые намёки на мистическую сущность Оле-Лукойе (напомним, что в оригинале последний рассказ этого милого старичка говорит о его брате, Смерти).

Герои-дети в этой версии снова наивные и «карамельные», и оканчиваются их приключения куда проще, чем в оригинале или у Шварца. Тем не менее мультфильм получился невероятно красивым и получил в общей сложности пять кинонаград, четыре из которых заграничные. Поговаривают даже, что именно просмотр советской «Снежной королевы» вдохновил Хаяо Миядзаки на занятие анимацией.

Помимо советских, известно не менее десятка других адаптаций «Снежной королевы», и это не считая экранизаций «Волшебной зимы» и «Льва, колдуньи и платяного шкафа». Особенно известна пожалуй, диснеевская экранизация последней (2005), которая у многих зрителей ассоциируется с Рождеством и всем зимним. Игра Тильды Суинтон, идеально попавшей в образ Белой колдуньи, производит неизгладимое впечатление.

Не столь успешным, но всё же любопытным получился трёхчасовой телефильм, снятый в 2002 году Дэвидом У для студии Hallmark. Время действия перенесли в XXI век, но сказочную страну, разделённую на земли с четырьмя сезонами, оставили. Герда здесь девушка и привязана к Каю отнюдь не как к брату, а вместо бабушки введён отец Герды. В общем, получилась экранизация, предсказуемо адаптированная для молодёжной публики, безо всяких шокирующих новшеств, кроме разве что влюблённого белого медведя. Картинка тем не менее в ней красивая, а мораль жизнеутверждающая — то что надо для семейного кино.

А в 2013 году студия Disney явила миру весьма нестандартное переосмысление всем известной сказки, которое побило рекорды популярности, — мультфильм «Холодное сердце». Путь к рождению блокбастера был долгим и трудным. Ещё в 1940 году Уолт Дисней задумал биографический фильм об Андерсене, где его сказки появлялись бы в виде анимационных вставок. Но началась война, и все силы студии были брошены на военную пропаганду. Да и образ Снежной королевы никак не хотел вписываться в наивные рамки диснеевской традиции.

В 1990-х идею возродил Джон Лассетер, один из основателей студии Pixar. Но тогда снова не удалось уловить нужное настроение. Близкую к тексту экранизацию единодушно признавали слишком мрачной. Главной проблемой оставались персонажи: они получались то злобными, то плоскими. Наконец сценаристы во главе с Дженнифер Ли додумались перекроить их отношения, сделав «снежную» принцессу (будущую Эльзу) сестрой «Герды» (будущей Анны).

Но ключевым моментом, подвигнувшим авторов поменять характер Эльзы, стала написанная для неё песня Let It Go. Текст и настроение музыки получились настолько «не злодейскими», что Эльзу окончательно превратили из злодейки в непонятую героиню с трагичной судьбой. В отличие от сказочного прототипа, она никого не похищает и не замораживает, а сама бежит от людей из страха причинить им вред.

Годом ранее воронежская студия Wizart Animation выпустила свою экранизацию Андерсена. Получилось… удовлетворительно, хотя резкая анимация, глуповатые шутки и примитивная мораль несколько испортили картину, и собрала она почти в сто раз меньше, чем заокеанский конкурент. В 2015-м вышла вторая часть, «Снежная королева: Перезаморозка» (в ней архетип из названия игнорируется напрочь, а сюжет сосредоточен на забавных троллях), в 2016-м — «Снежная королева 3: Огонь и лёд» (история с элементалями, пиратами и притянутыми за уши воскрешениями), а в 2018-м — заключительная четвёртая «Снежная королева: Зазеркалье».

По меркам российского кино серию можно считать успешной, но вот сам образ Снежной королевы Wizart Animation не удался. В мифах-первоисточниках и сказке Андерсена она непостижимый дух зимы, а в этих мультфильмах — шаблонный тиран. Сперва с упорством ребёнка, перечитавшего Замятина и Оруэлла, она уничтожает всех творческих людей, а потом, словно по мановению волшебной палочки, исправляется.

О японской Юки-онне в кино повествует одна из серий антологии «Кайдан» (1964), основанной на фольклорных историях. Здесь воссоздана легенда о свадьбе снежного духа и храброго юноши.

А вот аниме-сериал Осаму Дэдзаки «Снежная королева» рассказывает именно сказку Андерсена и даже приурочен к его двухсотлетию. В новой версии появились родители и младшая сестрёнка Кая и дух ветра (по сути, милый японскому сердцу ками), а сюжет страшно растянули и подогнали под телевизионный формат. Кому-то аниме кажется скучным, перегруженным додумываниями, совершенно не соответствующим духу первоисточника, кому-то, напротив, тёплым, ламповым и душевным.

Игровые образы, подражающие Снежной королеве, отличает изрядная примесь клюквы — спасибо отечественному климату.

Одним из первых в голову приходит вечно зимнее государство Иррисен во вселенной ролевой системы Pathfinder. Правит там, правда, не королева, а Баба-яга, но главенствующее положение в обществе занимают белые, то есть ледяные, ведьмы. Эти дамы ставят вдоль границ маленькие избушки, в которые кладут фарфоровые фигурки с вселёнными в них душами младенцев, — как ни странно, такие неквалифицированные кадры отлично справляются с защитой территории.

Нельзя не вспомнить и колоритное население Кислева из фэнтезийного Warhammer. В этой вселенной всего намешано: есть и боевые белые медведи (а ещё один огромный медведь-элементаль), и опять-таки ледяные девы (в честь их поцелуя, сюрприз, названо одно из заклинаний). На радость российским геймерам, Total War: Warhammer III уделяет большое внимание именно этому региону. Есть там и свой аналог Снежной королевы — царица Катарина. Эта боевая дама, происходящая из древнего ведьминского рода, командует огромной дружиной, черпает магическую силу из мёрзлой тундры и живёт в ледяном дворце.

Фамильное оружие Катарины, меч Страх-Мороз, выковала её прабабка. Артефакт замораживает поверженных соперников и наглецов, осмелившихся прикоснуться к нему без ведома владелицы. Есть у царицы и Хрустальный плащ — накидка из ледяного тумана.

Другой интересный пример — Артика из Age of Wonders, что повелевает расой ледянников из Ледяных пустынь. Помимо этого, в серии есть тип юнитов под названием «ледяная королева» — они обращают в лёд всё, к чему ни прикоснутся. Зато они могут заходить в такие отдалённые северные территории, в какие и закалённые ледянники не суются.