Но всё это позабылось — а в историю вошёл вольный пересказ от Алексея Толстого «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Удивительно, как прочно образ деревянного мальчика из итальянского городка прижился в советском, а потом и российском городском фольклоре. Анекдоты (в том числе и похабные), портреты, карикатуры, игрушки, блатные песни… Театры, детские сады, конфеты, лимонад, тяжёлая огнемётная система…
Однако у Буратино есть и ещё одна, тайная жизнь, которая бурлит и клокочет, вызывает споры и обсуждения. Когда в 1970 году появилась статья Мирона Петровского «Что отпирает “Золотой ключик”», авторитетные литературоведы и философы заинтересовались этой вторичной сказкой, на первый взгляд казавшейся простой и понятной. «Золотой ключик» стал собранием тайных смыслов, которые Толстой якобы запрятал в своём детище. Можно сказать, появилось целое направление — буратиноведение!
Ещё Юрий Олеша догадался, что сказка о Буратино — мистификация. Но полностью развил эту тему Петровский. К размышлениям его подтолкнуло предисловие, где Толстой объясняет, откуда у него появилась идея повести. Мол, когда он был маленьким, читал одну книжку — и так далее… Однако вот в чём штука: родился Толстой в 1883 году. Каким бы вундеркиндом ни был маленький Алёша, итальянский он вряд ли знал, а хотя бы краткий пересказ «Пиноккио» на русском появился только тогда, когда Толстой уже стал подростком (а в виде
книги — и того позже). Безобидная на первый взгляд мистификация (бывают и хуже, когда авторы пытаются откреститься от плагиата), по мнению Петровского, стала лишь маркером другой, более глубинной и важной для читателей.