Гэвин Гайл умирает.Он думал, что ему отведено еще пять лет жизни, но, оказывается, в его распоряжении не больше года. Кругом одни проблемы: пятьдесят тысяч беженцев, сын-бастард и бывшая невеста, которая, по всей вероятности, узнала его самую сокровенную тайну. Магические силы вышли из-под контроля и угрожают стереть с лица земли Семь Сатрапий, к тому же возродились старые боги, чью армия разноцветных «белых» не остановить никому. Спасение видится только одно — брат, которого шестнадцать лет назад Гэвин лишил свободы и жизни.Перевод с английского Владимира Иванова.

ГЛАВА 3

Гэвин принялся втягивать в себя свет, чтобы начать мастерить гребной блок. Сперва, по привычке, он попытался извлечь синий: несмотря на хрупкость, благодаря жесткости и ровной гладкой поверхности синий люксин идеален для деталей, не подвергающихся боковым нагрузкам. На протяжении одного безуспешного мгновения Гэвин пытался — ещё раз — силой вынудить его проявиться. Ведь он — Призма во плоти; единственный из всех извлекателей, он может расщеплять внутри себя свет! Синий был где-то здесь, рядом, он знал это. Может быть, одного этого знания окажется достаточно, пусть даже он не может его видеть? «Во имя Орхолама, ты же можешь отыскать свой ночной горшок посреди ночи — хоть ты его и не видишь, треклятая штуковина всё равно оказывается на своем месте! Так почему бы и здесь не быть тому же самому?» Ничего. Ни прилива гармонической логики, ни чувства холодной рассудительности, ни синих пятен на коже — одним словом, извлечения не произошло. Впервые с тех пор, как он был маленьким мальчиком, Гэвин почувствовал себя беспомощным. Словно обычный человек. Словно какой-нибудь крестьянин. Гэвин завопил от собственного бессилия. В любом случае делать весла было уже поздно — тварь плыла слишком быстро. Вместо весел он набросал ковши и полые трубки. Для реактивных сопел глиссера синий был предпочтительнее, но мог сойти и обладающий естественной гибкостью зеленый, если сделать стенки достаточно толстыми. Шероховатый зеленый люксин тяжелее и создает больше сопротивления в воде, так что конструкция будет двигаться медленнее, но у него сейчас не было ни времени, ни внимания, чтобы делать её из жёлтого. Пока Гэвин модифицировал глиссер, прошло несколько драгоценных секунд. Наконец ковши оказались у него в руках, и он принялся швырять люксин в сопла, выплёвывая воздух и воду с задней стороны своего маленького судёнышка, выталкивая его из воды. Он подался вперед, мышцы на плечах вздулись буграми. Потом, когда скорость увеличилась, напряжение спало, и вскоре глиссер уже с шипением разрезал волны. В отдалении показалась флотилия — сперва только паруса самых больших кораблей, но при том, насколько быстро Гэвин двигался, вскорости он должен был увидеть их все. Там уже насчитывалось не- сколько сотен судов, от парусных яликов до галеасов, плюс большой линейный трёхмачтовик с прямыми парусами и сорокавосьмипушеч- ным вооружением, который Гэвин отобрал у рутгарского губернатора, чтобы превратить в свой флагман. Когда они покидали Гарристон, кораблей было лишь сто с небольшим, но в последующие дни к ним добавились сотни других, выбравшихся из города раньше и искавших защиты от пиратов, которыми кишели эти воды. Последними в поле его зрения появились огромные люксиновые баржи, с трудом державшиеся на плаву. Гэвин сам сотворил эти четыре здоровенные открытые посудины, рассчитанные на то, чтобы взять на борт как можно больше беженцев. В противном случае погибли бы тысячи людей. А теперь им всё равно суждено было погибнуть, если Гэвин не остановит морского демона. Приближаясь с головокружительной скоростью, он вновь заметил чудовище — горб выдавался из воды на высоту в шесть стоп. Шкура демона по-прежнему мирно светилась; к тому же, благодаря счастливому стечению обстоятельств, он направлялся к флотилии не напрямую. Продолжая двигаться тем же курсом, он должен был проплыть, наверно, за тысячу шагов перед головным кораблем. Разумеется, корабли и сами продолжали бороздить волны, неспешно продвигаясь вперед и сокращая расстояние, но морской демон плыл так быстро, что Гэвин осмеливался надеяться, что это не сыграет роли. Он понятия не имел, насколько высока чувствительность у этих существ, но, если демон не свернёт с выбранного направления, они ещё вполне могли разминуться. Гэвин не мог оторваться от управления глиссером, не потеряв драгоценной скорости; да даже если бы это и было возможно, он не знал, как передать сигнал «Не вздумайте сделать какую-нибудь глупость!» на каждый из кораблей флотилии. Нет, неверно — курс морского демона пролегал приблизительно в пятистах шагах перед флагманом. Он ошибся в расчёте, или это тварь поворачивала в сторону кораблей? Гэвин уже видел, как впередсмотрящие на мачтах яростно размахивают руками, подавая сигналы вниз, на палубу. Несомненно, они ещё и кричали, но Гэвин был слишком далеко, чтобы слышать. Стремительно приближаясь, он видел, как люди выбегают из трюмов. Происшествие обрушилось на флотилию гораздо скорее, чем кто-либо мог ожидать. При нормальном порядке вещей на горизонте могли появиться враги и начать преследовать; или же из ниоткуда мог налететь шторм, за полчаса достигнув силы урагана. Однако здесь всё произошло за несколько минут. Некоторые из кораблей могли сейчас наблюдать одновременно два чуда: шлюпку, плывущую по волнам быстрее, чем кому-либо доводилось видеть в жизни, и огромную тёмную фигуру перед ней, которая могла быть только морским демоном. «Пусть им хватит ума, прокляни их всех Орхолам! Пусть им хватит ума — или хватит трусости, — сидеть на месте и не высовываться! Пожалуйста!» На то чтобы зарядить пушку, требуется время, а заранее их никто не заряжает, потому что порох может отсыреть. Какому-нибудь идиоту могло прийти в голову выстрелить по проплывающему силуэту из мушкета, но на такую мелочь монстр даже не обратит внимания. Морской демон ломился сквозь толщу воды в четырехстах шагах перед флотилией, продолжая двигаться прямо вперед. Гэвин уже слышал крики, доносившиеся с кораблей. Матрос на мачте флагманского корабля держался руками за голову, очевидно, не веря своим глазам; однако пока что никто никаких глупостей не делал. «Орхолам... еще одна минута! Всего лишь одна...» Треск сигнальной мортиры расколол утренний воздух, и надежды Гэвина хлопнулись брюхом в море. Он мог поклясться, что гвалт на всех кораблях затих одновременно — а затем возобновился мгновением позже, когда более опытные моряки осознали, что какой-то перетрусивший идиот-капитан, вероятнее всего, только что подписал им всем смертный приговор. Гэвин не спускал глаз с морского демона. Кильватерная струя чудовища, полная шипящих пузырьков и крупной ряби, тянулась прямо на протяжении ещё сотни шагов... И ещё сотни... Может быть, он не услышал? ...А потом его глиссер промчался мимо всей огромной туши демона — тот развернулся на сто восемьдесят градусов быстрее, чем Гэвин мог бы счесть возможным. По завершении разворота хвост демона показался над поверхностью воды. Движение было слишком быстрым, чтобы различить детали; Гэвин смог заметить лишь, что он пылал ярко-красным цветом — цветом раскаленного железа, только что из печи, — и когда эта громадина, не меньше тридцати шагов в длину, обрушилась на водную гладь, удар был такой, что выстрел мортиры по сравнению с ним показался треском жестяной хлопушки. Всплеск породил огромные волны. Гэвин, только что остановивший глиссер, едва успел развернуть его прежде, чем до него докатился первый вал. Его накрыло массой воды; Гэвин торопливо принялся бросать зеленый люксин, делая переднюю часть судёнышка шире и длиннее. Вторая волна подбила лодку вверх, выбросив его высоко в воздух. Нос глиссера погрузился в следующую волну под слишком большим углом, чтобы судно могло вынырнуть. Гэвина оторвало от палубы и швырнуло в волны. Лазурное море, как теплый мокрый рот, заглотнуло Гэвина целиком, выдавив из него воздух, покатало на языке, полностью лишив чувства направления, сделало вид, будто хочет проглотить, а потом, когда он принялся отчаянно барахтаться, наконец неохотно отпустило. Гэвин выплыл на поверхность и поспешно нашел взглядом флотилию. Делать целиком новый глиссер времени не было, поэтому он набросал ковши меньшего размера, приспособив их к рукам, вобрал в себя столько света, сколько смог удержать, вытянул руки вдоль боков и развернулся головой в сторону морского чудища. Он принялся швырять ковшами люксин, выталкивая себя вперед. Давление воды было невероятным, оно замутняло зрение, заглушало звуки, но Гэвин не останавливался. Его тело было закалено годами плавания на глиссере с такой скоростью, чтобы пересечь море за один день, его воля сделалась несгибаемой после многих лет в должности Призмы, когда он заставлял весь мир приспосабливаться к своим желаниям; и этим телом, и этой волей он толкал себя вперед. Гэвин ощутил, как скользнул к демону в кильватер: давление внезапно ослабело, а его скорость удвоилась. Подруливая ногами, Гэвин погрузился глубже в воду, а потом стремительно рванулся к поверхности. Он пулей вылетел в воздух — как раз вовремя. Ему вряд ли удалось бы увидеть многое — ослепленный светом, он хватал ртом воздух, а вода каскадами стекала с его тела. Однако картина перед ним замерла, и он увидел всё одновременно. Голова морского демона наполовину высовывалась из воды, его крестообразный рот был крепко сжат, так чтобы бугристая, покрытая шипами и выростами голова могла разнести флагманский корабль в щепки. Длина его тела насчитывала по меньшей мере двадцать шагов, и он был всего лишь в пятидесяти шагах от корабля. Люди собрались возле ограждения левого борта с фитильными ружьями в руках. Над некоторыми поднимались жирные черные дымки, другие были озарены вспышками: фитили как раз воспламенили порох на полках за мгновение до выстрела. Командующий Железный Кулак стоял рядом с Каррис — собранные, бесстрашные, с сияющим люксином, формирующимся в снаряды в их руках. На пушечных палубах Гэвин увидел пушкарей, они забивали заряды в пушки, готовя их к выстрелу, на который уже не было времени. Другие корабли флотилии сгрудились вокруг, словно ребятишки вокруг кулачной драки. Люди собрались у планширей с разинутыми ртами; лишь немногим пришло в голову хотя бы зарядить свои мушкеты. Десятки людей уже отворачивались от приближающегося монстра, чтобы посмотреть, какой ещё новый ужас там вырвался над поверхностью воды — и устремляли ошеломленные взгляды на Гэвина. Матрос на мачте показывал в его сторону и что-то кричал. Зависнув в воздухе, предчувствуя ужасную катастрофу, готовую через какие-то секунды обрушиться на его соплеменников, Гэвин швырнул в демона всё, что у него было за душой. Блистающая, переливающаяся, многоцветная стена света вырвалась из Гэвина и устремилась к морскому чудовищу. Но Гэвин не увидел, что произошло, когда она врезалась в демона, — и даже попал ли он вообще в цель. Есть старая парийская поговорка, которую Гэвин слышал, но никогда не придавал ей значения: «Когда ты толкаешь гору, гора толкает тебя в ответ». ...Время возобновило свое течение, и это произошло скорее, чем хотелось бы. Гэвин чувствовал себя так, словно по нему врезали дубиной толще его собственного тела. Его отшвырнуло назад, перед глазами взорвались фонтаны звезд; по-кошачьи скребя воздух скрюченными пальцами, он выгнулся, пытаясь перевернуться — и был отброшен еще на двадцать шагов новым сокрушительным шлепком, и снова забарахтался в воде. Свет — это жизнь. Годы войны научили Гэвина никогда не оставаться безоружным. Уязвимость ведёт к смерти. Он выплыл на поверхность и немедленно принялся извлекать. Много лет он совершенствовал свой глиссер, и тысяча неудачных попыток помогла ему заодно усовершенствовать методы вылезания из воды и мгновенного создания лодки — задача не из простых. Цветомагов всегда приводила в ужас перспектива падения в воду без возможности выбраться обратно. Поэтому через несколько секунд Гэвин уже стоял на палубе нового глиссера и заново набрасывал ковши, пытаясь одновременно оценить обстановку. Флагманский корабль был ещё на плаву, хотя одного планширя не хватало, а древесину по левому борту украшали глубокие царапины. Должно быть, морской демон повернул, лишь скользящим ударом задев корпус. Впрочем, его хвост, очевидно, снова хлопнул по воде во время поворота, поскольку несколько небольших яликов поблизости были затоплены — люди прыгали в воду, и другие корабли уже двигались к ним, чтобы выхватить их из пасти морской пучины. Но где, чёрт возьми, сам демон? Люди на палубах кричали — но не для того, чтобы выразить свое восхищение. В их голосах звучала тревога. Они показывали... «Ох, проклятье!» Гэвин принялся кидать люксин в трубки с максимальной скоростью — однако глиссеры всегда тормозили на старте. Огромная, раскаленная докрасна, исходящая паром кувалдоподобная голова демона вынырнула в каких-то двадцати шагах, стремительно приближаясь. Гэвин, двигавшийся с ускорением, врезался в волну, катившуюся перед этой массивной, тупоносой громадиной, проталкивающейся сквозь толщу воды. Передняя поверхность головы чудовища напоминала стену — бугристую, шипастую стену. Однако благодаря накату волны Гэвина начало относить назад. А потом крестообразная пасть распахнулась, расколов эту стену на четыре части. Демон принялся всасывать в себя воду, вместо того чтобы толкать её перед собой, и волна моментально куда-то делась. Глиссер Гэвина накренился и скользнул в пасть чудовища. Целиком. В раскрытом виде рот демона был в два или три раза шире Гэвинова роста. Морские демоны заглатывали целые моря. Тело монстра принялось ритмически содрогаться, сжимая и вновь распахивая пасть, прогоняя воду сквозь жабры и выпуская сзади, почти таким же образом, каким действовал Гэвинов глиссер. Руки Гэвина дрожали, плечи горели от мышечного усилия, с которым он проталкивал сквозь водную толщу своё тело вкупе с лодкой. «Сильнее! Сильнее, черт!» Морской демон взметнулся вверх в тот самый момент, когда глиссер вылетел у него из пасти. Его челюсти щелкнули, смыкаясь с четырех сторон, и чудовище зависло в воздухе. Гэвин завопил, закрыв глаза и напрягая все силы. Бросив взгляд через плечо, он увидел невероятное: морской демон выскочил из воды — полностью. Затем его гигантская туша ухнула обратно в воду, как если бы все семь башен Хромерии обрушились в море одновременно. Однако теперь, когда глиссер набрал скорость, Гэвин двигался быстрее. Наполненный яростной свободой полета и сияющей лёгкостью жизни, он начал смеяться. Он хохотал! Морской демон, разъяренный, всё еще пылающий красным, ринулся за ним, двигаясь быстрее чем прежде. Однако глиссер уже разогнался, и Гэвин был вне опасности. По широкой дуге он двинулся в открытое море, прочь от удаляющихся, радостно вопящих фигурок на палубах его кораблей, и морское чудовище последовало за ним. Несколько часов Гэвин водил его по морю; наконец, сделав широкую петлю, чтобы тварь не ринулась вслепую в том направлении, где видела его в последний раз, он двинулся обратно, оставив демона далеко позади. На заходе солнца, вымотанный и обессилевший, он вернулся к своей флотилии. Они лишились двух парусных яликов, но не потеряли ни одного человека. Его люди — поскольку даже если они и не были «его людьми» прежде, теперь они принадлежали ему телом и душой, — встречали его словно бога. Гэвин отвечал на их восхищение бледной улыбкой. Его свобода вновь была потеряна. Как бы ему хотелось вот так же ликовать! Напиться пьяным и пойти плясать, а потом затащить в кровать самую смазливую девчонку, какая бы подвернулась. А ещё лучше — отыскать где-нибудь Каррис и подраться с ней, или заняться любовью, или сперва одно, а потом другое. Как бы ему хотелось рассказывать о случившемся и слышать, как сотни ртов пересказывают его историю, и смеяться над смертью, на этот раз подобравшейся к ним так близко! Вместо этого, пока его люди торжествовали, Гэвин направился в трюм. Один. Отмахнулся от Корвина. Качнул головой в ответ на изумленный взгляд сына. И наконец, оказавшись в одиночестве и темноте своей каюты, Гэвин заплакал. Не о том, что с ним случилось, но о том, что, как он знал, неизбежно ждало его впереди.