— Значит, его история не вызывает у вас доверия? — спросил Бледнолицый — а я про себя уже начал называть его так — когда мы прошли некоторое расстояние.

Я выразил свое мнение презрительным фырканьем.

— Если наш хозяин и в самом деле предполагал, что мы поверим в эту несуразную историю, — сказал я, — то, боюсь, он сильно ошибся в своих слушателях. Машина для путешествий во времени! Машина, преодолевающая со свистом миллионы лет и оказывающаяся там, где мы обнаруживаем наших потомков, разделенных на дикарей-каннибалов, обитающих под землей, и на бездельничающих прожигателей жизни наверху. Какая чушь! Прекрасная притча перед сном для пессимистов, атеистов и социалистов, но… ничуть не более.

— Вот как! И это все… — Бледнолицый резко выставил перед моей грудью свою трость цвета слоновой кости, вынудив меня остановиться. — И это все, что в его истории вас задело?

Я оттолкнул трость и двинулся дальше. Странная грубость моего незваного попутчика ужесточила суть моего ответа.

— Я бы отнесся к этому, как к потрясающе занятному вечернему времяпрепровождению, если бы эта история могла похвастать более духоподъемной концовкой, которая позволила бы превратить ее в увлекательное чтиво для «Стрэнда». Если я найду время переложить его

рассказ на бумагу, я несомненно предложу свое творение издателям этого периодического издания. А пока, сэр…

—Не тратьте даром время на попытки написать об этом, —прервал меня Бледнолицый. — Один из наших гостей вполне достойно опишет эту историю через — так, прикинем — сейчас ведь девяносто второй год, верно?

— Да бога ради, дружище, — раздраженно сказал я, — конечно, тысяча восемьсот девяносто второй! Что у вас с головой?

Неужели ко мне привязался пьяница?

— Да, — задумчиво сказал Бледнолицый, прикасаясь к подбородку пальцами в перчатке. — Приблизительно через три года мистер Уэллс напишет эту историю. Да, девяносто пятый — в этот год. При условии, что он когда-либо наступит.

— А почему бы ему не наступить? — Пьяница и к тому же катастрофист. Я мгновенно решил не переступать более порога дома, который притягивает к себе таких оригиналов. Доход, оставленный покойным отцом, позволял мне потакать своим желаниям, как моей душе угодно — а ей было угодно главным образом изучение древнего кельтского языка и артефактов, — однако, ведя такой свободный образ жизни, я получал множество приглашений, черт бы их драл. Например, обеды, на которых хозяин нес всякий бред об изобретенной им машине времени! Но с меня хватит. Уж лучше мое обычное одиночество, чем вновь слушать подобные глупости.

— О да. Англия будет стоять вечно, верно? — На лице у моего попутчика появилась полуулыбка, которая вызвала у меня сильное раздражение, поскольку ее явно навеяло самодовольное созерцание глупости собеседника. — Как будет и единый счастливый мир, согласный на то, чтобы Англия сидела на нем, как зеленая и процветающая драгоценность. Да? Так вы это видите, да?

— И не только я, но и все остальные, у кого есть глаза. — Я решил пресечь все дальнейшие аргументы, которые он мог выдвинуть. — Сэр, настроения, подобные вашему, оглашают десятки психопатов, сидящих на ящиках из-под мыла во всех лондонских парках — и все это воздействует на курс Британской империи не в большей мере, чем летние бризы на Гибралтар! Мне все равно, какой конкретно ярлык вы приклеиваете к вашей глупости — хоть анархизм, хоть социализм, хоть земляная реформа, оуэнизм* или что угодно. Для меня все это в лучшем случае туман в голове, а в худшем — отвратительное плутовство. А теперь, сэр, вынужден с вами…

— Вам придется еще выслушать меня, — грубо скомандовал он, ухватив меня за руку, как клещами. — Вы меня не за того приняли. Мелочное политиканство меня ничуть не интересует.

Он отпустил меня, и я почувствовал, как кровь возвращается в мою руку.

Я вздохнул и сдался — подготовился к продолжению разговора. Этот человек явно вознамерился сопровождать меня до самых дверей моего дома. И даже дальше? Нет, если понадобится, я мигом выставлю его пинком за дверь моего жилища — эта мысль хоть немного утешила меня. Я с юности ежедневно тренировался с комплектом индийских дубинок и немного занимался боксом в школе, так что, несмотря на хлипкое сложение, ничуть не боялся потасовки с этим хамоватым типом.

— И что же вас интересует? — спросил я.

Из кармана пальто я вытащил свою курительную трубку, покрытую налетом пепла, и поднес ко рту — я собирался отгородиться от него защитной курительной завесой. Однако, сколько я ни рыскал по своим карманам, кисета с табаком так и не нашел. Я испытал чувство досады, поскольку был уверен, что кисет был у меня в кармане, когда я покинул хозяина вечера и направился в свои ночные покои.

— Вот. Попробуйте мой. — Мой бледнолицый попутчик протянул мне черный сафьяновый мешочек. — Угощайтесь, мистер Хоккер. Вы ведь мистер Эдвин Хоккер, верно?

— Да, конечно, верно, — пробормотал я, заглядывая в кисет, который был наполнен необработанным грубым табаком чуть ли не зловещей черноты. Идеальный бархат с крохотными маслянистыми точками. Но курильщик не может вытащить трубку изо рта, не закурив хотя бы для вида. Я наполнил чашу трубки табаком и прикурил, чиркнув спичкой из моего коробка.

Табак на вкус оказался ничуть не таким горлодером, на мысли о котором наводила его непривлекательная внешность. Вскоре к густому туману, окутавшему нас, прибавились плотные облака дыма.

Бледнолицый убрал свой кисет, так и не достав собственную трубку.

— Меня интересует зло, — резко проговорил он. — А еще кровь и смерть.

— Их распространение или подавление? — с удивлением спросил я.

— Не относитесь с юмором к таким вещам, — зловеще прошептал он и посмотрел на меня таким пронзительным взглядом, что мои зубы впились в черенок трубки. — То, что вам кажется безопасным и надежным, покоится на подъеденной изнутри почве. Ваш уютный мирок повис над бездной такой тьмы и отчаяния, что история, которую вы недавно выслушали, покажется рядом с ними всего лишь увертюрой, темы которой — лишь слабые предвестники жутчайших кульминаций худшей из опер Смерти!

Его бескровный облик и неожиданная страсть в голосе произвели на меня такое впечатление, что волосы на загривке встали дыбом, а в груди зародилось самое недоброе из предчувствий. Сумасшедший? Свихнувшийся? И вообще — что такое я курю? От дыма у меня закружилась голова. Не подсунул ли он мне наркотик? Я решил выбросить трубку, если обнаружатся какие-либо наркотические эффекты его подозрительного, пусть и приятного на вкус табака. Несколько секунд я тщился прогнать страхи, украдкой оглядывая окрестности в поисках наилучшего пути к бегству на тот случай, если мой попутчик прибегнет к насилию. С пьяницей я еще готов был иметь дело, но точно не с психом. Туман еще больше сгустился, и теперь в нем можно было разглядеть только ближайшие уличные фонари.

Я не сомневался, что смогу уйти от него, если возникнет такая необходимость.

— Хммм… Да, — выдавил я из себя под его безумным взглядом. — Вы говорите «Смерть»?

Его лицо вновь скривилось в сардонической усмешке.

—Не тревожьтесь. Нет… по крайней мере… в настоящий момент. Давайте лучше пока поразмышляем. —Он отвел от меня взгляд, уставившись в густой туман, куда вели нас наши ноги. —Предположим, что история, которую мы

только что выслушали, отвечает действительности и наш хозяин и в самом деле построил машину времени, на которой попал в далекое будущее,

а потом вернулся обратно.

— Предположение довольно естественное, — заметил я, попыхивая трубкой, — если только не пытаться принять его за чистую монету.

Бледнолицый проигнорировал мои слова и продолжил:

— Предположим также, что он, по его словам, намерен снова отправиться в будущее, в ту далекую эпоху, о которой он нам столько рассказал. Только на сей раз умные морлоки…

— Что за дурацкие выдумки! — перебил его я. — Что за воображение у этого человека!

— …так вот, как я и говорю, морлоки, но по-настоящему умные морлоки, не те простые рабочие и пехотинцы, с которыми он имел дело прежде, а, скажем, генералы! Они ждут его, устраивают засаду, которая по силе превосходит нашего хозяина, и бросают его кости в открытую могилу, на миллион лет удаленную от даты его рождения!

В его голос вернулась прежняя страстность.

—Мой добрый собеседник, не переживайте вы так из-за какой-то выдумки! Отвлекитесь от нее, сочиняйте всевозможные продолжения, но лучше сохраните эту вашу страсть для реальных событий.

—Да? А как насчет такого развития событий? — сказал он в исступлении. —Что, если все это происходит или должно произойти — именно таким образом?

— Если все это происходит таким образом, — устало заметил я, — то поделом треклятому идиоту за то, что совал свой нос в такие высосанные из пальца идеи. Вот уж воистину машина времени!

— До вас не доходит истинная суть подобного события. Все люди смертны — ведь так? — и наш покойный хозяин будет не более бездомным через несколько миллионов лет от сегодняшнего вечера, чем если бы его похоронили в его собственном саду. Ведь Земля вечна. Но что вы думаете о машине? А? Что вы о ней думаете?

Я махнул рукой перед своим лицом, прогоняя облачко табачного дыма.

— Я думаю, что наши гипотетические морлоки возьмут свою гипотетическую машину времени и объедут на этом чертовом механизме вдоль и поперек все божье творение.

Бледнолицый поднял руку в перчатке.

— Давайте поразмыслим еще немного, если позволите. Скажем так: наши, — в этом месте он откашлялся, — предполагаемые морлоки захватили машину, как мы ее называем, но не могут использовать ее для путешествия во времени во всех направлениях. Нет, они обнаруживают, что способны отправиться в путешествие только в одну точку во времени — в наше время. Что тогда?

— Тогда? Что ж, подозреваю, они заявятся познакомиться с нами. Сродни путешествию через Ла-Манш. Их представят королеве Виктории, как прежде диких индейцев Елизавете. — Мне вдруг пришло в голову, что мы идем по Лондону уже довольно длительное время. В какой стороне мой дом? Мы, вероятно, прошли мимо него или свернули не на ту улицу, а я и не заметил,

и теперь мы оказались в каком-то незнакомом мне районе города. На заводской окраине? Туман стоял необычный, он сгустился настолько, что я даже не видел света уличных фонарей, только несколько тускло-красных сполохов, будто огни на литейном заводе. Вот только час для работы стоял слишком поздний. Нет, наверняка сейчас из тумана появится констебль и подскажет, куда мы забрели.

Но в этот момент мысль о том, что я останусь один в этом бурлящем непроницаемом тумане, страшила меня сильнее, чем прежнее отвращение к моему странному попутчику и его бледному лицу, очертания которого я все еще мог разглядеть рядом, несмотря на мрак. И я все еще продолжал вглядываться в туман в поисках столь долгожданного констебля.

— Однодневные экскурсии? — переспросил Бледнолицый. — Поначалу, пожалуй, да, но потом… Можете вы представить себе другое время, давно ушедшее, когда жестокие глаза варваров следили за нашими берегами и сердца, чуждые нашим сердцам, горели желанием завладеть этими зелеными полями?

— Говорите вы очень красиво, — потрафил ему я. — Но истинная любовь к королеве и стране не должна настраивать вас на чрезмерные фантазии. Держите себя в руках, дружище. Из прошедшего вечера вышло неплохое развлечение, хоть и сомнительного толка — но не более того. И даже если эти воображаемые морлоки, одержимые жадностью и ставшие темой бесконечных разговоров в нашем мире, как вестготы, приглядывающиеся к Риму, то что мы могли бы с этим сделать? Для того чтобы изгнать захватчиков в пятом веке, потребовался такой герой, как король Артур. Чтобы сражаться с теми демонами, о которых рассказывал наш сегодняшний хозяин и которых создали своим воображением вы, потребуется герой такого же масштаба, как король Артур. И скажите, бога ради, где нам взять такого Артура Воскресшего?! — Я знал, что иду на риск, затевая спор с вероятным психопатом, но надеялся, что одержимость моего спутника можно ослабить, загнав ее в логический тупик. После чего разговор можно было бы перевести на какую-нибудь конструктивную тему, например, на поиски выхода из той неизвестной местности, куда мы забрели.

— Артур Воскресший, да? — Его черты — даже в темноте и тумане я заметил это — заострились от возбуждения. — Господи боже, именно такого человека, как вы, я и искал!

Я едва сдержался, чтобы не задать ему вопрос: часто ли он испытывает затруднения, пытаясь отыскать слушателя, который был бы готов выслушать его чушь.

— Послушайте, вы узнаете район, в котором мы находимся? Этот проклятый туман…

— Не думайте вы об этом, — отрезал он. — Сосредоточьтесь на важных вещах.

— Дорогой сэр. Я промок, устал, и ноги у меня начинают болеть от этой бесконечной ходьбы. Для меня сейчас нет ничего важнее, чем поскорее избавиться от всех этих трех обстоятельств.

— И что у вас за мелочный ум, — со страстью бросил Бледнолицый. — У вас под ногами бездны крови и ужаса, а вас заботит лишь состояние кожи вашей обуви.

Очевидно, пробиться через монопсихоз этого типа было невозможно, и мое терпение лопнуло.

— Доброй вам ночи, — решительно сказал я. — Здесь наши пути расходятся. Я направляюсь к дому и своей кровати, где бы они ни находились. А вы уж поищите какую-нибудь другую несчастную душу, которой сможете излить свои бредни. Машины времени! Морлоки! Король Артур — вот уж чепуха!

Я развернулся и пошел от него прочь.

— Ну, что ж, поищите дорогу домой! — услышал я его слова, сказанные мне в спину, его сардонический юмор, зревший в нем все это время, взорвался наконец жестоким смехом. — Вам предстоит еще один разговор с доктором Амброзом, когда вам станет известно еще кое-что!

«В аду поговорим», — сердито подумал я, потом повернулся, собираясь дать ему резкий ответ, но его фигура уже исчезла в темноте ночи и тумане. Внезапно вкус его табака, горевшего в моей трубке, начал связывать мой язык. Угар болезненно сгущался. Я вынул трубку изо рта и швырнул ее на землю. Из чаши пролился горящий табак, шипя и распространяя тускло-красное сияние, подобное огням, что я видел в тумане.

Я подошвой втоптал в землю отвратительную золу, а потом — пока мое сердце наполнялось неожиданным беспричинным страхом — поспешил прочь с этого места в темноту, которая заполняла пространство вокруг меня.