Image by StockSnap from Pixabay
Казимир всерьёз подумывал о самоубийстве.
Только жаль было маму и папу — они так радовались, когда он блестяще прошёл нейрофизиологическое тестирование на совместимость с наноблоком. И потом ещё столько лет подряд отказывали себе буквально во всём, чтобы оплатить операцию по его вживлению в мозг сына. Столько надежд, столько радости на мамином лице в день посвящения! А он подвёл их.
Невыносимо даже думать о том, что скоро родители и все-все остальные узнают, что и эти лишения, и все вложенные в него средства и усилия были напрасны. Пущены, так сказать, по ветру.
— Казюха, камон! — не в меру жизнерадостный Поликарп ворвался в комнату, прервав мрачные размышления товарища, — у астрофизиков сегодня празднование очередного прорыва, приглашены все!
Казимир поморщился — сколько раз просил соседа не называть его Казюхой, тому всё как об стенку горох. Поликарпу хорошо праздновать — у него стабильный канал установился уже к вечеру первого дня после вживления, и его тут же пригласили в научную группу при университетской клинике. А у Казимира до сих пор никакого просвета, и сохранять спокойствие, как советует штатный коуч после каждой итерации, становилось все труднее.
Поверий и легенд о том, как можно подстегнуть процесс встраивания наноблока в структуру мозга и даже как направить его в желаемое русло, по кампусу ходило несметное количество. Причём, как выяснил Казимир, на каждом факультете были свои, особые байки — одна нелепее другой. Чтоб не ходить далеко за примером, астрофизики не просто так устраивали все свои празднества в Радио-точке — ближайшей к местному радиотелескопу беседке-павильоне с миниатюрной антенной на крыше. Вроде как радиофон помогает наноблоку встроиться, куда надо — по мнению астрофизиков, конечно.
— Я дома останусь, — до Казимира вдруг дошло, зачем сердобольный сосед так настойчиво зовёт его на праздник, и он судорожно отвернулся к окну, скрывая мгновенно запунцовевшие щёки. Ещё эта дурацкая привычка краснеть по любому поводу! Типичный неудачник. Астрофизиком он быть не собирался, впрочем, в его ли положении выпендриваться? Но он всё равно уже не верил в эти нелепые трюки.
Если честно, он уже перепробовал все известные ему уловки. И в Радио-точке целую ночь просидел, кстати. Ни-че-го. Ничегошеньки не помогало. А если к концу недели его канал так и не откроется, и он не сможет уловить в эфире Акаши и приспособить для практического пользования хоть что-то, то ждёт его пенсия в спецсанатории для бывших учёных.
Бывший учёный — это ещё ничего. Бывшими становятся при преждевременном старении наноблока, но к выходу на почётную пенсию они уже совершили какие-то открытия и сумели достать из вселенского Архива Акаши нужные для общества знания. А Казимир будет недо-учёным, сошедшим с дистанции прямо на старте и никакой пользы не принёсшим. И все будут смотреть на него с презрением или, ещё хуже, с жалостью — вон, Поликарп уже, кажется, начал.
Казимир, невзирая на протесты товарища, вежливо, но решительно вытолкал его за дверь под предлогом коуч-сессии. На самом деле, сегодняшнюю итерацию он прошёл ещё утром, и сессия была сразу после неё. Коуч отметил его нервозность и предложил сделать перерыв. От этого «юный кандидат», как до сих пор гласил заголовок его личного файла, разнервничался ещё больше — какой перерыв, если у него осталось всего три дня?! Коучу легко говорить — мол, ничего страшного, канал может и без дополнительной итерации открыться. Если наберётся критическая масса информации, прорыв случится и в выходной день. А «кандидату» страшно — а вдруг именно той самой, одной итерации не хватит для открытия доступа в пространство Архива?
Поликарп повздыхал за дверью и наконец ушёл. Подождав ещё немного, Казимир выскользнул в коридор и быстро направился к пожарной лестнице. С крыши кандидатского корпуса открывается очаровательный вид, и Казимир провёл немало часов, сидя у стены заброшенной голубятни, пытаясь уловить хоть что-то, хоть какой-то намёк на идею, открытие, информацию.
Голубятня, кстати, оказалась всё же обитаемой — в ней обустроился облезлый ворон, совсем не обрадовавшийся компании. Однако после нескольких подношений в виде грецких орехов он сменил гнев на милость и согласился терпеть присутствие Казимира.
Сегодня в голубятне было тихо — похоже, ворон улетел куда-то по своим вороньим делам. Юноша присел, прислонившись спиной к нагретой солнцем стене, и прикрыл глаза, прислушиваясь к себе. И почти сразу же подскочил: дверь с громким скрипом открылась и на крыше появился — Казимир не поверил своим глазам — знаменитый профессор философии Варфоломей Платоно собственной персоной!
Казимир так и не понял, удивился ли профессор их встрече — тот замер, упершись в парня испытующим взглядом, затем улыбнулся и, как ни в чём не бывало, протянул ему руку:
— Варфоломей. А вы?
Казимир рубиново вспыхнул, неловко сунул свою ладонь в протянутую профессорскую и, наверное, слишком крепко сжал.
Профессор усмехнулся и спросил:
— Пират не появлялся?
— Пират? — растерянно переспросил юноша и тут же понял, -— нет, сегодня я его не видел...
— А вы тут, я вижу, не впервые. Странно, обычно Пират сюда никого не пускает, — улыбнулся Варфоломей, — а вы, судя по всему, нашли к нему подход. Профессор вдруг засунул два пальца в рот и залихватски свистнул:
— Если услышит, то прилетит.
Заслонив глаза от солнца, он принялся осматривать горизонт.
— Так в какой области вам хотелось бы проявиться? — непринуждённо поинтересовался он.
Казимир болезненно сжался. Вряд ли светило современной философии в курсе, что «юный кандидат» находится в трёх днях от провала — Казимир вдруг чётко осознал, что тот неминуем. Под пытливым взглядом профессора из него вдруг бессвязным потоком полилось всё, что мучило его все три с половиной недели из отведённого на установление канала месяца.
Что он не знает, в какой сфере наук он хотел бы проявиться. Что теперь он вообще не уверен, хочет ли проявляться, но, конечно, осознаёт свой долг перед обществом и Архивом. Что он никак не может постичь суть связи с Акаши — а ведь после вживления это должно было случиться автоматически. И что в его наноблоке, уже полностью интегрировавшемся, царит тишина.
И как ему стыдно за то, что он подумывал стать шарлатаном и даже набросал несколько идей, чтобы попытаться выдать их за полученные из Архива, но нет, он не станет обузой для общества — следующий визит на крышу станет последним, и не надо, только не надо про санаторий и другие достойные способы служения! Казимир сбился и умолк, почувствовав себя до крайности глупо. Профессор молчал. Решившись, наконец, поднять глаза, юноша с изумлением обнаружил, что тот улыбается.
— Дорогой ты мой шарлатан. Как же долго мы тебя ждали!