Хотя в жанре хоррора есть безусловная классика, отношение кинокритиков к фильмам ужасов долгие годы было скептическим — культура отдельно, попкорн отдельно. Разве что работы признанных режиссёров вроде Стэнли Кубрика воспринимали благосклонно, пока они давали понять, что такие заигрывания — явление временное.
Но наступили 2010-е — и критиков, да и режиссёров, будто подменили. Тут и там стали появляться фильмы, которые не вписывались в традиции хоррора. Казалось бы, жанру больше ста лет, но, как выяснилось, достаточно слегка сместить акценты, обновить арсенал кинематографических уловок, — и эстеты будут сходить с ума. Чтобы подчеркнуть новизну явления, был изобретён термин «возвышенный хоррор», который мало кому понравился, но всё же устоялся. Давайте разберёмся, насколько удачна эта категория и как фильмы ужасов внезапно оказались искусством.
Жанр ужасов в кризисе. На этом фоне фильму «Бабадук» оказалось нетрудно выделиться.
К началу десятилетия репутация хоррора оставляла желать лучшего. Жанр пережёвывал себя, эксплуатируя тренды, наметившиеся за предыдущие три десятка лет, и пытаясь поставить каждую свежую идею на поток. Ремейки («Кошмар на улице Вязов», «Я плюю на ваши могилы») и сиквелы (серии о Чаки и Восставшем из ада), фильмы в жанре «найденная плёнка» («Паранормальное явление», «Последнее изгнание дьявола», «Репортаж» и нескладно перекочевавший с YouTube на большой экран «Слендермен»), вечные экранизации Стивена Кинга — почти каждый новый фильм можно было с ходу заносить в какую-либо категорию.
Пространство для деконструкции было огромным, и важным постмодернистским переосмыслением хоррор-штампов стала «Хижина в лесу» (2012) Дрю Годдарда. Рекламная кампания обманывала зрителей, преподнося «Хижину» как очередной молодёжный слэшер, но фильм оказался сатирической, напичканной смыслами шкатулкой Лемаршана с обращением напрямую к зрителю: «Вы влияете на сюжет любимых фильмов». «Хижину в лесу» не принято относить к «умному хоррору», но после её выхода рассказать что-то новое о подростках, на которых охотится Неведомое Зло, оказалось непросто.
Это удалось в 2014 году Дэвиду Роберту Митчеллу, снявшему «Оно преследует» (в российском прокате картина почему-то вышла как «Оно», хотя к фильмам про Пеннивайза отношения не имеет). Проклятие, носительницей которого становится студентка Джей, передаётся только половым путём, как инфекция. Вскоре после секса проклятый начинает видеть незаметную для других фигуру, медленно идущую к нему. От фигуры можно убежать, уехать, но она всё равно будет неотступно преследовать несчастного, а когда настигнет — жестоко убьёт…
Проклятие из «Оно преследует» — метафора не только опасной болезни, поразившей небольшую группу, но и разочарованности из-за несоответствия юношеских ожиданий холодной реальности. Новый парень Джей после первого же секса усыпляет её хлороформом, привязывает к стулу в заброшенном здании и рассказывает, что теперь её жизнь изменилась навсегда, а затем исчезает. Девушка чувствует себя использованной, она и хочет, и боится новых эмоциональных привязанностей. В основе «Оно преследует» не борьба с чудовищем, а подростковые отношения, и тонкий психологизм делает фильм особенно проникновенным.
Ещё один фильм, рассказывающий о переживаниях молодой души через призму ужаса, — «Ведьма: Сказание Новой Англии» (2015) Роберта Эггерса. История пилигримов, переселившихся в XVII веке в Новый Свет, вопреки ожиданиям, оказалась не о судах над ведьмами, а о горестях семьи, изгнанной из общины. Старшей дочери семейства, Томасин, приходится не только трудиться в доме и на ферме, но и присматривать за младшими детьми, — и всё это в период созревания её тела, которое замечают и брат, и родители. Те постоянно напоминают детям, что все грешны с рождения и спастись можно, лишь усердно молясь и отрекаясь от своей нечистой природы.
В «Ведьме» нет кадров с демонами и изощрённых сцен насилия. Фильм оставляет ощущение тоски и тревоги другими средствами — мрачной палитрой, медленными планами и саморазрушительной христианской риторикой Тёмных веков, которая душит сексуальность, пробивающуюся внутри юного организма. Показанное в фильме восстание против оков реальности заслужило одобрение со стороны религиозной организации Храм Сатаны, которая даже организовала несколько показов.
Отношение творцов «нового хоррора» к религии вообще показательно. Если в фильмах вроде «Омена» и «Изгоняющего дьявола» (и их современных выхолощенных последователях) священники и экзорцисты были непременными участниками событий, героями или по крайней мере их помощниками, то теперь отношение к вере сменилось на скептическое. Сталкиваясь с нечистой силой, люди не бегут за крестом и святой водой. Отсутствуют здесь и другие традиционные для жанра приёмы: обилие действия, кровавые спецэффекты, скримеры, условный хэппи-энд. Саспенс этих фильмов заставляет концентрироваться не на потустороннем, а на том, насколько оно пугает героев. Порой это настолько сбивало зрителей с толку, что они вообще сомневались, что посмотрели хоррор.
Но от подступающей волны было уже не отмахнуться. Другая ключевая особенность «возвышенного хоррора» — кропотливая работа над персонажами, заставляющая им сопереживать. Нам не обязательно видеть монстра — достаточно верить герою, который его видит, чтобы включился тумблер страха. Замкнутые пространства — идеальная среда для подозрений, чем воспользовался, например, Трей Эдвард Шульц в фильме «Оно приходит ночью» (2017). Во вселенной фильма произошла катастрофа, превращающая людей в монстров. Суровый отец семейства Пол запирает семью в заброшенном доме, который должен стать для монстров непроходимым рубежом. Но вскоре он становится тюрьмой и очагом паранойи, и опасности внешнего мира уже не предстают такими безусловными. Забаррикадированный дом оказывается отражением семьи, в которую пытаются ворваться извне.
Семья и семейственность — важнейшая тема «возвышенного хоррора». Она напрямую связана с проработкой психологии героев, ведь человек — это те, кто его окружает. Самое жуткое в знаменитой «Реинкарнации» (2018) Ари Астера — деформация семьи. Причём начинается этот распад не с чертовщины, которая настигает художницу Энни Грэхем. Мы видим, насколько вся её жизнь состояла из решений, принятыми под давлением, непонимания собственной матери и лицемерия по отношению к собственным детям. Обречённость проступает даже из невозможности поддерживать элементарную беседу за ужином.
У героини «Бабадука» (2014) Амелии и её сына Сэмюэля тоже есть проблемы с взаимопониманием, но в этом нет её вины: её муж погиб в тот день, когда мальчик родился, и Амелии пришлось воспитывать его в одиночку. Сэм растёт замкнутым, но впечатлительным. Страшилка про Бабадука так пугает его, что мальчик начинает бояться его и днём. Амелия пытается отвлечь сына, но сама начинает бояться нечисти, которая становится тем сильнее, чем меньше в неё веришь. В фильме можно увидеть нетривиальный подтекст: ужиться можно не только с ребёнком с отклонениями в развитии, но и с чудовищем, — то есть с кем угодно, кто не вписывается в привычные рамки. На «Бабадука» собирали деньги через краудфандинг, а при съёмках экономили где только можно, но на выходе у Дженнифер Кент получился фильм, который сам режиссёр «Изгоняющего дьявола» Уильям Фридкин назвал самым страшным, что он видел.
Семье не обязательно быть источником проблем и лишений. Иногда в ней заключена последняя опора — как в «Тихом месте» (2018) Джона Красински. Сюжет фильма построен на интересном допущении, что малейший шум может привлечь внимание плотоядных инопланетян — настолько смертоносных, что человеческая цивилизация проигрывает противостояние с ними и вынуждена вернуться к натуральному хозяйству. В таких условиях можно выжить, но как строить свою жизнь дальше? Как обезопасить себя и детей — и можно ли заводить новых детей, ведь само рождение сопряжено с криками матери и младенца? Благодаря дисциплине и взаимопониманию внутри семьи остаётся надежда, что хоть у кого-то в этом жутком постапокалипсисе есть будущее. Красински преуспел в создании атмосферы, в которой зритель и сам боится издать лишний звук и искренне переживает за персонажей, представить себя на месте которых совсем просто.
Мир фильма стал шире, монстров в нем – больше, но пугать сильнее они не стали. Зато пикнуть при просмотре всё ещё страшно!
За успехом фильмов Астера и Эггерса стоит независимая компания А24, прославившаяся тонким чутьём на проекты и их изобретательным маркетингом (они же прокатывали, например, «Убийство священного оленя» Йоргоса Лантимоса). Проекты А24 раз за разом впечатляют требовательную фестивальную аудиторию.
Однако один из главных творцов «нового хоррора» не имеет к этой компании никакого отношения. Актёр и комик Джордан Пил вдохновился классическим сатирическим хоррором «Степфордские жёны» и за смешные 4,5 миллиона долларов снял «Прочь» (2017), приведший в восторг и критиков, и зрителей. Главный герой, темнокожий парень Крис, едет за город к родителям своей девушки Роуз. Крис из простой семьи, а Роуз — из зажиточной, и определённая неловкость в общении вполне объяснима. Но с приездом друзей семьи, делающих комплименты телосложению Криса, парня начинают посещать подозрения.
«Прочь» затронул важные для Нового Света темы «либерального расизма» и неглубоко закопанных трений между белой и чёрной частями Америки. Заметив, что комедия и ужасы, по сути, опираются на одни и те же приёмы с напряжением и неожиданными открытиями, Пил написал остроумный и актуальный сценарий, за который получил «Оскар» — неслыханное дело для фильма ужасов!
В своём следующем фильме «Мы» (2019) Пил не стал повторно обращаться к теме расизма, а изобретательно обыграл другой социальный вопрос Америки — расслоение между бедными и богатыми. На семью Уилсонов (и на каждую другую семью в регионе) нападает семья их двойников, кривых отражений в красных комбинезонах. Отражения проявляют одновременно жестокость и странную согласованность, готовность постоять друг за друга, чего недостаёт обычным гражданам. Двойники собираются занять места оригиналов и прожить полноценную жизнь, потому что они «тоже американцы».
Половина событий «Мы» происходит при свете дня, и эта ещё одна из особенностей «возвышенного хоррора» — зло не исчезает при отступлении ночи. «Солнцестояние» (2019) того же Ари Астера — пример фильма, которому совсем не нужны ночные съёмки для нагнетания жути. Группа американских студентов едет на каникулы в шведскую языческую коммуну, которая практикует древние ритуалы, как будто эпоха спутникового Wi-Fi и постиронии ещё не наступила. Правда о приверженности язычников своим традициям, милой на первый взгляд и фанатичной на второй, будет стоить жизни кое-кому из гостей.
Энтузиасты-новаторы сумели победить творческую стагнацию в жанре. Настоящее и будущее хоррора — не столько фильмы ужасов, сколько фильмы об ужасе. Если подумать, не такая уж это и новая тенденция, ведь умные фильмы ужасов всегда были жемчужинами своей киноэпохи, будь то «Ребёнок Розмари» или «Плетёный человек». При желании и Даррена Аронофски с «Чёрным лебедем» и «мамой!», и Йоргоса Лантимоса с «Убийством священного оленя», и даже Джона Хиллкоута с «Дорогой» можно отнести к поколению творцов «нового хоррора», ведь это всего лишь ярлык.
Не стоит недооценивать хоррор и считать его младшим братом серьёзного кино. Умные фильмы, эксплуатирующие зрительские страхи, будут всегда, потому что человек всегда будет бояться.