Могут ли инопланетяне выглядеть как люди?

«Лунную „утку“» запустили несколько астрономов совместно с журналистами газеты The SunПочти две тысячи лет назад, ещё во II веке нашей эры, греческий сатирик Лукиан написал повести «Икроменипп» и «Правдивая история», герои которых летали на Луну и даже участвовали в войне против обитателей Солнца за контроль над Венерой. Можно считать, что Лукиан и заложил каноны жанра: селениты и жители Солнца у него практически обычные люди, хотя и ездят верхом на коршунах и гигантских комарах. Современная научная фантастика продолжила эту традицию: когда в XIX веке жанр начал обретать очертания, обитатели иных планет описывались крайне похожими на людей. Отличия были чисто косметическими: у Эдгара Берроуза марсиане стали зелёными и многорукими, а в серии очерков 1835 года, где утверждалось, что на Луне открыли жизнь (мистификация получила название «Лунная „утка“»), селениты летали на крыльях.

Одним из первых, кто нарушил эту традицию, стал Герберт Уэллс: его селениты из романа «Первые люди на Луне» гуманоидны весьма относительно.

Сначала лунный мозг показался мне похожим на опаловый расплывчатый пузырь с неясными, пульсирующими, призрачными прожилками внутри, затем я заметил под этим колоссальным мозгом над самым краем трона среди сияния крошечные глазки. Никакого лица не было видно — только глаза, точно пустые отверстия. Сначала я не замечал ничего другого, кроме этих пристальных глаз, но потом различил внизу маленькое карликовое тело с белесыми скорченными, суставчатыми, как у насекомых, членами. Глаза глядели на меня сверху вниз со странным напряжением, и нижняя часть вздутого шара сморщилась. Слабенькие ручки-щупальца еле-еле поддерживали на троне эту фигуру.
Пер. Нора Галь

А марсиане из его классической «Войны миров» так и вовсе на людей не похожи:

Тот, кто не видел живого марсианина, вряд ли может представить себе его страшную, отвратительную внешность. Треугольный рот, с выступающей верхней губой, полнейшее отсутствие лба, никаких признаков подбородка под клинообразной нижней губой, непрерывное подергивание рта, щупальца, как у Горгоны, шумное дыхание в непривычной атмосфере, неповоротливость и затрудненность в движениях — результат большей силы притяжения Земли, — в особенности же огромные пристальные глаза — все это было омерзительно до тошноты. Маслянистая темная кожа напоминала скользкую поверхность гриба, неуклюжие, медленные движения внушали невыразимый ужас.
Пер. М.Зенкевич

Тем не менее подобные экзотические инопланетяне так и не обрели особой популярности в научной фантастике, не говоря уже о космоопере. Лишь изредка им достаются роли злодеев, завоевателей либо чуждых человечеству разумов. Вариант «почти люди, но с косметическими отличиями» преобладает фактически везде, где присутствуют инопланетяне как образ, — от конспирологических историй до компьютерных игр.Естественно, было просто невозможно не задаться вопросом: а почему, собственно говоря, дело обстоит именно так?

Слово дойлистам

Как это часто бывает, здесь можно посмотреть на ситуацию как «снаружи» — с точки зрения культурного контекста, авторских задач и вообще литературоведения — так и «изнутри», принимая авторские допущения и оценивая ситуацию с точки зрения персонажей. Традиционно, в честь автора и персонажа классической детективной серии, первый взгляд называют «дойлистским», а второй «ватсонианским». Наиболее очевидной «дойлистской» причиной служит тот факт, что читателям в первую очередь интересны книги о себе — то есть о людях. Душевные переживания разумных кристаллов, ведущих неподвижный образ жизни в глубинах океана, вызовут намного меньше интереса.По большому счёту, литературные инопланетяне в той или иной степени отражают нас самих — либо наши представления об окружающих людях. Из этого неизбежно следует и внешнее сходство. Так и автору проще излагать историю, и читателям легче отождествлять себя с героями и сопереживать им. Отсюда, кстати, и правило: чем ближе инопланетянин к роли главного героя, тем он человечнее. Злодеев и различного рода нейтральных и проходных персонажей можно сделать и поэкзотичнее. А уж внешнего врага — принципиально чуждого и недоговороспособного — так и вовсе лучше показать не просто нечеловеческим, но откровенно неприятным. Например, гигантским насекомым или осьминогом.Кроме того, в фантастике почти всегда фигурируют не только инопланетяне, но и обычные люди, — а это неизбежно создаёт проблему общения. Если в книге можно описать и телепатическую передачу сообщений прямо в мозг, и различные автоматические переводчики с языка миганий дюжиной глаз на человеческую речь и обратно (как у Снегова в романе «Люди как боги», например), то средствами кинематографа передать это будет крайне сложно. Так что инопланетные расы в фантастических сериалах поголовно начинают общаться с помощью речи и осваивать человеческие языки, даже если и не являются в полном смысле слова гуманоидами.

Важно и то, что научная фантастика наследует авантюрному роману. Особенно это заметно в таких поджанрах, как космоопера и планетарный романс: там именно приключенческий элемент выходит на первый план, оттесняя собственно науку и фантастику на роль антуража. Классический роман о приключениях помещал своих героев в дальние страны и необычные обстоятельства, сталкивал с экзотическими племенами и культурами. Да и действие ранней научной фантастики — тех же классических повестей Жюля Верна — разворачивалось не столько в космосе, сколько в малоисследованных уголках нашей планеты. Но уже к середине XX века на Земле осталось слишком мало достаточно отдалённых мест, да и те были слишком хорошо описаны в географических справочниках, чтобы казаться действительно экзотическими.На рубеже XIX и XX веков Райдер Хаггард и Артур Конан Дойл ещё могли описывать драматические путешествия своих героев в затерянные миры и к копям царя Соломона. Но с появлением авиации, спутников и вертолётов необходимость пробиваться в затерянные уголки мира сквозь джунгли и риск оказаться отрезанными от цивилизации из-за того, что обвалился единственный доступный мостик через ущелье, безвозвратно ушли в прошлое.В этой ситуации другие планеты оказались идеальным местом для традиционных авантюрных сюжетов и конфликтов. Марсиане органично пришли на смену индейцам и зулусам, сохранив при этом многие их черты.Еще один немаловажный фактор: создать образ кого-то принципиально нечеловеческого не так уж и просто. Нет, придумать монстра не самая сложная задача. Но для полноценного литературного или кинематографического персонажа внешность не единственное и часто даже не главное. Куда сложнее представить себе принципиально нечеловеческие мышление и сознание — и тем более изложить это читателю. Можно сделать персонажа эксцентричным, добавить ему необычных особенностей, но сами принципы мышления, этика и мораль всё же в значительной степени будут оставаться нашими.

Представим себе неких разумных головоногих, общающихся друг с другом благодаря своей способности изменять окраску. Рисуя на себе разнообразные узоры, они будут обмениваться информацией ничуть не менее эффективно, чем мы с помощью слов. Но на речи в значительной степени основано наше мышление — думаем мы всё-таки на том или ином языке. А у этих инопланетян оно будет построено на визуальных образах и цветах, и хорошо ещё, если эти цвета они воспринимают так же, как мы. Сразу же встаёт вопрос: как передать в литературном тексте психологию, переживания и взгляды этих головоногих? А ведь ничто не мешает нам придумать разумных существ, способных ощущать электромагнитное поле и использующих для коммуникации электрические разряды...Поэтому, если художественной задачей автора не является именно погружение в принципиально иное мировосприятие, то, скорее всего, его инопланетяне будут думать и чувствовать примерно так же, как и мы. Но тогда и общее их строение логично сделать похожим на наше. Не так-то просто совместить человеческое мышление с восприятием окружающего мира через электромагнитные поля и ультрафиолетовое излучение.Наконец, последняя причина больше относится к кинематографу. Наше сознание в целом опирается на стереотипы. Нечто вертикальное с ветками и листьями — это, скорее всего, растение. Оно вряд ли бросится за нами бежать, скорее уж пригодится в хозяйстве — могут попасться съедобные плоды и древесина. А вот если мы видим нечто большое с парой глаз и острыми зубами — значит, самое время на это вертикальное с ветками залезть, и повыше...

Это инстинктивные механизмы поведения, зашитые, что называется, в подкорку. Когда что-то этим шаблонам не соответствует, нас это смущает, пугает или приводит в растерянность. Активно бегающее дерево — или покрытое шерстью растение с глазами — нас, скорее всего, крепко озадачит.Для того, кто разумен и с кем потенциально можно общаться, у нас тоже есть свой шаблон: вертикальное положение, две ноги, голова, руки — нам это привычно и естественно. Разумное существо принципиально другого плана не очень вписывается в наши стереотипы. Голованы Стругацких, похожие на собак, у многих вызывают определённый дискомфорт: мы не привыкли воспринимать собак в этом качестве. Именно поэтому в экранизации их всё-таки сделали гуманоидами, хоть и специфическими. Ведь если при чтении мы сами представляем себе персонажей, то в кинематографе говорящая разумная собака неизбежно создаст совершенно иные аллюзии, уводящие куда-то в сторону волшебной сказки.На кинематографических инопланетян влияет и ещё один, уже сугубо технический, фактор. До того, как на рубеже тысячелетий в кино появилась качественная и реалистичная компьютерная графика, создание на экране образа радикально нечеловекоподобного инопланетянина было весьма нетривиальной и дорогостоящей задачей. Бюджеты же у научно-фантастических фильмов и сериалов были не бесконечны, поэтому в большинстве случаев обходились услугами гримёров.

Что интересно — появление новых технологий, позволяющих нарисовать на экране практически что угодно, ситуацию не сильно поменяло. Да и в компьютерных играх, где этой проблемы изначально не возникало, человекоподобные пришельцы тоже не редкость. Так что, скорее всего, дело всё же в нашей принципиальной склонности видеть разумных существ похожими на нас... Главное — не слишком похожими.Существа, напоминающие людей, но не до конца, часто кажутся нам пугающими. Это так называемый «эффект зловещей долины» (uncanny valley). Его обнаружил в конце 1970-х японский робототехник Масахиро Мори, исследовавший эмоциональную реакцию людей на человекоподобных роботов.В процессе экспериментов Мори предлагал людям оценить «симпатичность» тех или иных роботов и обнаружил, что при увеличении сходства с человеком роботов начинают воспринимать как более симпатичных. Но в какой-то момент возникает резкое отторжение — роботы внезапно начинают пугать и отталкивать.Дальнейшие наблюдения подтвердили наличие этого психологического эффекта, хотя и не смогли внятно объяснить его причины. Но и без этого он весьма приглянулся авторам ужастиков, получивших в свои руки неплохой инструмент, чтобы напугать аудиторию. Случаются и казусы — достаточно вспомнить реакцию соцсетей на экранизацию мюзикла «Кошки», где актёры в компьютерном гриме многим показались крайне неприятным зрелищем.Так и складывается набор шаблонов для создания внешнего вида инопланетян. Если надо показать психологию персонажей, их внутренний мир и взаимодействие с людьми, они должны быть либо аналогичны людям, с минимальными, чисто косметическими, отличиями (те самые «зелёные красотки из космоса»), — либо достаточно человекоподобными, пусть и с чешуёй или крыльями.

Если же речь о «неконтактных злодеях», вроде насекомых из «Звёздного десанта» Пола Верховена или уже помянутых марсиан Уэллса, то возможны и радикально негуманоидные варианты. Исключения из этих правил бывают, но всё же это именно исключения, зачастую основанные на нарочитой ломке шаблона.Стоит добавить, что ровно те же принципы очеловечивания действуют и на других персонажей, популярных в научной фантастике, — роботов. Авторы романов и фильмов упорно делают их человекоподобными, хотя реальное развитие роботехники совершенно недвусмысленно говорит нам, что с чисто инженерной точки зрения создание механического гуманоида — крайне сомнительная и малополезная затея. Реальные роботы, используемые в промышленности и для различных специальных задач, от роботов-сапёров до марсоходов, меньше всего похожи на людей.

Что скажете, Ватсон?

Разобравшись с тем, почему авторы и читатели хотят видеть инопланетян человекоподобными, подумаем, как это можно мотивировать внутренней логикой описываемого мира. На первый взгляд вероятность того, что совершенно иная жизнь примет формы, аналогичные земным, кажется исчезающе малой. Действительно — почему именно гуманоиды, а не разумные кальмары или ящерицы? И почему вообще инопланетная жизнь должна хоть чем-то напоминать земную?Ну, хотя бы потому, что сходные условия должны порождать сходные решения. Классический пример — сумчатый волк, или тилацин, ныне, к сожалению, вымерший. Несмотря на поразительное сходство с волками и собаками (даже в поведении — это видно на немногих сохранившихся с 1930-х годов кинокадрах), он вовсе не их родственник. Эволюционные линии сумчатых и остальных млекопитающих разошлись ещё в мезозое, когда обе группы были представлены мелкими насекомоядными существами, размерами и обликом похожими на крыс или опоссумов, которые прятались в зарослях от господствовавших на Земле динозавров.Это не единственный, но, пожалуй, самый наглядный пример биологической конвергенции — когда ведущие сходный образ жизни животные приобретают внешнее сходство при отсутствии какого-либо эволюционного родства, а зачастую и при значительных отличиях во внутреннем строении.

Соответственно, можно предположить, что те же обстоятельства, из-за которых возникло человечество, приведут к тому, что другие разумные виды тоже будут иметь сходное строение. Для этого, правда, стоит понять, какие виды считать разумными.Поскольку единственный известный нам разумный вид — это мы сами, то и представления о разуме у нас основаны на себе любимых. Прежде всего, разумные существа должны обладать системой коммуникации — речью или её аналогами, чтобы обмениваться информацией и, что особенно важно, хранить её в памяти или в записях. Именно способность накапливать информацию и использовать её для дальнейшего развития лежит в основе человеческой цивилизации. Не зря Ньютон говорил:

Если я видел дальше других, то потому, что стоял на плечах гигантов.

Во-вторых, разумные существа должны быть способны создавать и использовать орудия и устройства. Без этого не получится цивилизации. Порой фантасты пытаются придумать разум без орудий, и даже неплохо выходит, — но всё же какие зелёные человечки без летающих тарелок?Строго говоря, в лице китов и дельфинов мы вполне можем наблюдать нечто как минимум близкое к разуму. Китообразные весьма умны и сообразительны, обладают достаточно эффективной системой коммуникации, но с орудиями и цивилизацией у них определённо не сложилось. Вообще, иногда создаётся впечатление, что природа не один раз подходила к некоему порогу — появлению животных, обладавших предпосылками к развитию полноценного разума. Но перешагнуть этот порог удалось только предкам человека — и ключевым здесь стало, судя по всему, именно освоение орудий и огня. Без них на каком-то этапе развитый мозг и сложное мышление становятся скорее обузой, чем выгодой. А естественный отбор — строгий судья.Но вернёмся к инопланетянам. Они в нашем представлении должны обладать крупным мозгом, органами коммуникации и какими-то манипуляторами для орудий — руками или щупальцами. Вертикальное положение тела для этого удобно: оно уравновешивает тяжёлую голову и освобождает руки.

Однако здесь есть один подводный камень: и волк, и тилацин — млекопитающие. У них есть значительные сходства в базовом строении и исходном наборе генов, способных давать сходные мутации. А вот среди динозавров, например, никаких волкоподобных форм не образовалось, хотя некоторые их виды наверняка вели соответствующий образ жизни. Значит, для достижения нужного эффекта нужны не только сходные условия, но и примерно одинаковая печка, от которой будет плясать эволюция. Если исходный предок гуманоида будет четвероногим и с некоторыми чертами млекопитающих, то мы действительно можем в результате конвергенции получить прямоходящее, двуногое разумное существо с руками. А вот если предок — какой-нибудь выползший на сушу десятищупальцевый кальмар...Но и здесь не всё потеряно. План строения земных позвоночных не выглядит совсем уж случайным. Двусторонняя симметрия — сходство правой и левой половин тела при радикальном отличии головы и хвоста — логично для любого животного, активно перемещающегося в поле силы тяжести. Ему важно, что находится впереди, уже не так важно, что находится сзади, есть принципиальная разница между верхом и низом, а вот между правой и левой стороной глубоких различий нет.Четыре конечности унаследованы от четырёх парных плавников. Почему именно четырёх? В основном потому, что в качестве стабилизаторов и рулей активно плавающему организму больше не нужно.Таким образом, логически обосновать возникновение гуманоидов с точки зрения эволюционной биологии вполне реально. Да, потребуются некоторые допущения и возможны небольшие натяжки, но ничего такого уж невероятного. К тому же есть несколько дополнительных приёмов, позволяющих авторам обосновать гуманоидность своих инопланетян ещё более убедительно.

Во-первых, это закон больших чисел. Количество звёзд в видимой части Вселенной (а это ещё даже не вся Вселенная) составляет, по оценкам, около септиллиона. Это единица с двадцатью четырьмя нулями. Предположим, что на миллион миллионов звёзд (или триллион) приходится одна разумная цивилизация, а на триллион разумных цивилизаций — одна человекоподобная. И готово — как минимум одни братья по разуму и внешности у нас во Вселенной есть.Другими словами, число звёзд настолько велико, что если допустить сам факт наличия среди них разумной жизни, то чисто статистически там будут её формы, весьма похожие на нас. В явном виде это обоснование практически не встречается, но во многих случаях может подразумеваться.Во-вторых, можно постулировать родство разумной жизни на разных планетах — хотя бы на уровне примитивных организмов. Та самая общая печка в чистом виде. В этом случае, правда, требуется как-то объяснить, каким образом примитивная жизнь могла путешествовать с планеты на планету.Можно опереться на теорию панспермии — возникшую ещё в 1830-е годы идею о возможности переноса жизни сквозь космическое пространство. Правда, перемещаться могут только очень простые организмы либо их семена и споры, причём довольно медленно: полёты от системы к системе затянутся на многие тысячи, а то и миллионы лет. В силу этого фантасты чаще используют идею панспермии для того, чтобы занести на Землю какую-нибудь инопланетную гадость, типа штамма «Андромеда» или космических наноботов в цикле «Экспансия».

Чтобы объяснить сходство жизненных форм на разных планетах, куда чаще вводят различного рода предтеч. Это древние и могущественные цивилизации, ныне уже покинувшие Вселенную. Или не покинувшие...Как вариант — родства нет, но предтечи помогли развиться до разумного состояния именно тем видам, которые чем-то их заинтересовали. Например, сходным устройством организма.Ну и последний вариант:

Это первое наше произведение, в котором мы ощутили всю сладость и волшебную силу ОТКАЗА ОТ ОБЪЯСНЕНИЙ. Любых объяснений — научно-фантастических, логических, чисто научных или даже псевдонаучных. Как сладостно, оказывается, сообщить читателю: произошло ТО-ТО и ТО-ТО, а вот ПОЧЕМУ это произошло, КАК произошло, откуда что взялось — НЕ СУЩЕСТВЕННО! Ибо дело не в этом, а совсем в другом, в том самом, о чем повесть.
Борис Стругацкий «Комментарии к пройденному»

Что ж — тоже метод.