«Многотомные циклы — они как живые». Беседа с Тэдом Уильямсом

Мне кажется, об этом стоит спрашивать не столько меня, сколько читателей, — думаю, они смогли бы лучше ответить на этот вопрос. Но я попробую выдвинуть свою версию.Если и есть какая-то причина, кроме того, что каждый автор пишет свои книги по-своему, то она заключалась в моём стремлении не сочинять ещё один «Властелин колец» — хотя и в то время, и во времена, когда я рос, он был эталоном жанра. Тогда большинство авторов фэнтези не просто писали в стиле Толкина, а буквально копировали «Властелина колец». Они заимствовали из него идеи, сюжетные ходы, вымышленных существ и так далее. Мне же было интересно обратиться к оригинальным мифологическим источникам, которые использовал Толкин, и к их аналогам из других культур. Я не хотел писать фэнтези, навеянное чужим фэнтези, — я старался найти легенды, которые бы вдохновили именно меня и придали моим книгам ощущение реалистичности и глубины. Я вырос в другое время и в другой стране, нежели Толкин. Да, он повлиял на меня, но наряду со множеством других вещей. И я стремился написать историю, в которую будут вложены мои собственные чувства и переживания. Толкин обращался к темам и эмоциям, значимым для него, — я же пошёл по его стопам, но не подражая, а опираясь на то, что было важно для меня.Отмечу ещё два момента.

Я очень люблю придумывать истории народов, различные детали культур, магические системы и тому подобное. И, думаю, при чтении моих книг чувствуется, что я стараюсь создавать убедительные и продуманные миры. Наконец, для меня очень важны персонажи. Я стараюсь сделать их живыми и сложными. У них есть страсти и слабости, они могут ошибаться. Они не сверхлюди, даже если порой и кажутся такими со стороны. Когда речь идёт о длинных книгах, читателей должен интересовать не только сюжет — они должны сопереживать персонажам, чтобы по-настоящему погрузиться в историю. И, как мне кажется, создание таких персонажей — одна из моих сильных сторон.За время, прошедшее между выходом «Башни Зеленого Ангела» и первого тома трилогии «Последний король Светлого Арда», фэнтези сильно изменилось. В частности, набрали популярность истории, приближенные к реальности, — во главе с «Песнью льда и пламени» Джорджа Мартина. Повлияло ли это на ваше творчество?Я думаю, подобные перемены коснулись не только фэнтезийной литературы. Если мы посмотрим на кино или телевидение последних десятилетий, то увидим, что и там наблюдается всё большая концентрация на тёмных сторонах жизни. Так что акцент на реализме — часть более масштабной тенденции. Но каким делать этот акцент, зависит от каждого конкретного автора. Кто-то может обращаться к волнующим политическим и социальным проблемам вроде расового неравенства или предпосылок войн. Или к множеству других вопросов, которые прежде не находили серьезного отражения в фэнтези. Если говорить о Мартине — а я очень люблю Джорджа, и как писателя, и как человека, — думаю, между нами можно провести интересные параллели. Мне кажется, мы оба пришли к идее реалистично показывать насилие. 

Мы росли на историях о Конане, в которых насилие было приемлемым и эффективным способом решения проблем. Мы никогда не переживали, что персонаж может серьезно пострадать, ведь он был, по сути, сверхчеловеком. А кровь, что лилась вокруг него, казалась бутафорской.Но в то же время я хорошо помню, как впервые увидел фильм «Таксист» Мартина Скорсезе, который очень популярен в Штатах и, думаю, хорошо известен и в России. Когда его смотрит современный зритель, он зачастую не знаком с культурным контекстом того времени, когда вышел фильм. А он увидел свет после целой серии фильмов о народных мстителях. Эти ленты, по сути, прославляли людей, которые выходили за рамки закона, чтобы исправить несправедливость с помощью насилия, — потому что система не справлялась или была коррумпирована. Зрители шли на эти фильмы, готовые поддерживать таких героев. И когда герой Роберта де Ниро в «Таксисте» бросал вызов мафии, зритель ожидал, что это будет героический подвиг. Но у Скорсезе насилие показано жутким, оно выходит из-под контроля, мы видим, что и сам главный герой уже не владеет собой и немного безумен. И зритель словно получает пощечину. «Вот каково настоящее насилие, вот что вы собирались поддерживать», — говорит Скорсезе. И это ощущение, которое я испытал в кинозале, сильно повлияло на меня как на человека и рассказчика. Завершая свой ответ, скажу ещё, что мне очень интересно, когда меня сравнивают с Мартином. Но, хотя мы работаем в схожей сфере, я бы назвал себя куда большим оптимистом, чем Джордж. У меня на счету уже немало длинных циклов, на написание которых уходит когда пять, а когда и семь лет. И мне кажется, что, когда читатели следят за историей и героями на протяжении такого длительного времени, им одинаково не хочется как полного хэппи-энда, так и абсолютно беспросветной развязки. Думаю, они хотят ощутить, что, пережив потери и испытания, герои чего-то достигли, и я стараюсь дать читателям это ощущение. В ваших книгах есть повторяющийся мотив взаимоотношений учителя и ученика. Почему вам так близка эта тема и был ли в вашей жизни человек, которого вы могли бы назвать своим наставником?В одной из моих любимых книг, «Король былого и грядущего» Теренса Хэнбери Уайта, есть эпизод, в котором Мерлин говорит, что даже в самых трудных обстоятельствах можно научиться чему-то новому. А надо иметь в виду, что Уайт писал это во время Второй мировой войны — сложно найти более мрачное время. Я готов подписаться под этими словами: я никогда не устаю узнавать что-то новое о мире, что бы вокруг ни происходило. И было немало людей, начиная с моих родителей и бабушек с дедушками, которых я назвал бы своими наставниками. Отдельно отмечу писателей, которых я, возможно, никогда даже не встречал, но чьи книги влияли на меня и давали пищу для размышлений. Думаю, одно из важнейших человеческих свойств состоит в том, что мы можем передавать знания. Благодаря книгам мы можем делиться своими мыслями с другими поколениями. И, если человек хочет развиваться и познавать мир, он может обратиться к текстам, созданным за тысячи лет человеческой истории. Таких авторов, как Гоголь, Толстой или Достоевский, уже давно с нами нет, но мы все еще можем прикоснуться к их мыслям. Учить, учиться и узнавать новое всегда было для меня очень важно, и это отразилось в моих книгах. Спасибо за интересный вопрос — мне его никогда раньше не задавали, по крайней мере в такой формулировке. 

«Я позволил самим персонажам стать для меня проводниками в новую эпоху Светлого Арда» 

В трилогии «Последний король Светлого Арда» на первый план выходит новое поколение героев, но и наши старые знакомые возвращаются. В мире Светлого Арда минуло более тридцати лет, и за такое время люди могут сильно измениться. Можете, пожалуйста, рассказать, как вы «старили» Саймона, Мириамель и других уже знакомых читателям персонажей? Вы сразу знали, какими должны быть пожилые версии этих героев, или нужно было долго прорабатывать их истории, чтобы понять, какой путь они прошли?

Цикл родился из моей попытки доказать жене, что продолжение «Памяти, Скорби и Шипа» невозможно, что я не смогу написать новых книг о Светлом Арде. Я сказал ей: «Прошло тридцать лет с тех пор, как я написал оригинальные книги, в то время я был совершенно другим человеком». Теперь я почти на тридцать лет старше, у меня взрослые дети, я веду иной образ жизни и так далее. Но, когда я всё это ей объяснял, я понял, что такие перемены мне как раз очень интересны. Я задумался, как персонажи могли измениться за тридцать лет, что могло за это время произойти с моим миром.Вот так начался «Последний король Светлого Арда» — не с какой-то сюжетной задумки, а с мысли о том, что в моей жизни прошло три десятка лет и многое изменилось, и подобное могло произойти и с персонажами, и интересно было бы узнать, к чему это привело. Я мог бы сказать, что все минувшие годы царило полное благоденствие, никто не умирал и все только немного состарились, — но это так себе идея. Нужны события, которые послужат отправными точками для новых историй. И, пожалуй, главное, что я сделал, — позволил самим персонажам стать для меня проводниками в новую эпоху Светлого Арда. Я достаточно хорошо знал ключевых персонажей из первых книг, так что, начав размышлять о том, какими они стали с возрастом, я сразу увидел их образы. Когда я писал фразу и думал: «Это как раз то, что мог бы сказать пятидесятилетний Саймон», я понимал, что я на верном пути. Когда ты пишешь о персонажах тысячи страниц, как я в «Памяти, Скорби и Шипе», они, конечно, не превращаются в полностью реальных людей, но становятся более цельными, практически как живые. И ты не можешь менять их образы и мотивы как вздумается. Поэтому я прежде всего слушал персонажей, погружался в них, думал о том, что могло произойти с ними за три десятилетия и как это их изменило. В вашей первой трилогии норны были просто страшной угрозой, нависшей над человечеством. Мы не видели событий с их точки зрения. Это изменилось с выходом новых романов, где среди главных героев есть норны. Они коварные, мстительные и ненавидят людей. Насколько сложно было вызвать у читателей интерес и сопереживание к таким созданиям — что, на мой взгляд, вам великолепно удалось? Большое спасибо за такую оценку, очень приятно ее слышать. Решив вернуться в Светлый Ард, я задался вопросом, что я могу сделать иначе, нежели в прошлый раз. Когда я писал «Память, Скорбь и Шип», я не просто рассказывал историю — это был оммаж Толкину и его месту в истории жанра. Многие элементы истории намеренно отражали те или иные аспекты его книг. И со своими отрицательными персонажами я обошелся так же, как и он с орками: показал их со стороны, чтобы сделать более пугающими. Во многих приключенческих историях антагонисты нужны ради того, чтобы чинить препятствия главным героям, они не воспринимаются как живые люди. Начав писать «Последнего короля Светлого Арда», я понял, что хочу уделить больше внимания «плохим парням». Сейчас в любом конфликте каждая из сторон считает себя правой… Да, наверное, так всегда было. И когда ты смотришь только с одной стороны, гораздо проще сказать: «Я прав, а люди по ту сторону баррикад — монстры». Когда же видишь конфликт с разных точек зрения, становится гораздо сложнее воспринимать его как противостояние света и тьмы. И мне хотелось побудить читателей пересмотреть своё отношение к подобным конфликтам в фэнтези.Ваш роман «Хвосттрубой» я впервые прочел еще в детстве, и он стал одной из книг, с которых у меня началась любовь к фэнтези. Его главные герои — коты, и они мыслят и действуют не так, как люди. То же можно сказать и о других ваших персонажах, не принадлежащих к людскому роду, — например, о бессмертных ситхи или ангелах. Как вы создаёте персонажей, не похожих на людей?Могу только рассказать, что я стараюсь делать. Я подхожу к этому примерно так же, как к созданию миров, и это меня очень увлекает.

Будь то пришелец с другой планеты, ангел, дракон или бессмертные норны и ситхи, в любом случае я стараюсь понять, каково это — быть ими, как они отличаются от людей.Думаю, все мы так или иначе сталкиваемся с иным, когда пытаемся понять другого человека. Я стараюсь забраться в голову к своим персонажам, найти в них что-то от реальных людей, чтобы они были убедительными. А затем, опираясь на те элементы мира, которые делают этих героев отличными от людей, придаю им инаковости. Главное при этом — серьезно подойти к задаче. Я задаю себе вопросы: если это был бы настоящий человек или нечеловек, как бы он воспринимался окружающими, как бы он выглядел, о чем бы он думал?.. И, отвечая на эти вопросы так тщательно, как только можно, я нахожу образы, которые, как мне кажется, подходят той или иной истории.Летом у вас выходит роман «Братья ветра» — приквел к «Памяти, Скорби и Шипу». Он посвящен временам, когда Светлый Ард принадлежал бессмертным, и рассказывает предысторию одного из главных антагонистов оригинальной трилогии, Инелуки. Как родилась идея заглянуть в далёкое прошлое мира и чего читателям ждать от этой книги? И насколько тесно она связана с грядущим финалом трилогии «Последний король Светлого Арда»?Да, стоит сначала прочесть «Братьев ветра», а потом уже дочитывать трилогию. Циклы, особенно состоящие из многих томов, — они как живые. Когда сочиняешь такие масштабные истории с проработанными миром, множеством сюжетных линий и персонажей, то обнаруживаешь, что не можешь их полностью контролировать. И порой во время работы над книгой происходит то, чего я совершенно не планировал. За время моей работы над «Последним королём Светлого Арда» многое изменилось. И когда я приблизился к завершению третьего тома — а я уже почти его закончил, — стало очевидно, что его выход придется отложить примерно на пару лет. Причин было несколько, от пандемии до сделки по слиянию, которую проходил мой издатель. И тогда я понял, что у меня появляется время написать короткий роман «Братья ветра», хотя на тот момент он ещё так не назывался. Сначала я хотел написать другой короткий роман, который должен был рассказать о падении Асуа, твердыни ситхи, на чьих руинах смертные затем возвели замок Хейхолт. Но я осознал, что эта тема потребует полноформатного романа, а значит, для небольшого мне нужна другая задумка. И я решил, что поскольку брат Короля Бурь Инелуки, Хакатри, стал важен для событий «Последнего короля Светлого Арда», то я посвящу историю ему. Тем более что книга сможет выйти до финала трилогии, значит, появляется возможность связать «Братьев ветра» с «Детьми навигатора». Кроме того, в приквеле я смог объяснить некоторые вещи, которые в противном случае мне пришлось бы вставлять в «Детей навигатора» — а эта книга и так выходит пугающе объемной. К тому же, когда читатели увидят, что произошло с Хакатри в «Детях навигатора», это окажется на них большее эмоциональное воздействие, если они заранее познакомятся с этим героем в «Братьях ветра». В итоге два романа оказались гораздо сильнее увязаны друг с другом, чем я задумывал изначально.И я рад, что этот короткий роман выйдет раньше финала трилогии, ведь он одновременно многое объясняет об истории Светлого Арда и закладывает фундамент для некоторых событий «Детей навигатора». 

И в завершение — вопрос, который интересует очень многих наших читателей. Не планируются ли фильмы, сериалы или игры по мотивам ваших книг?Когда речь идёт об адаптациях, автор не может ничего анонсировать до того момента, пока не улажены все юридические нюансы и не подписан договор. Даже если идут какие-то переговоры. Скажу так: я думаю, что есть неплохие шансы на экранизацию одной из моих работ. В целом я открыт к предложениям. Я понимаю, что, если кто-то создаст адаптацию какого-то моего романа или цикла, она им никак не повредит, даже если лично мне экранизация не очень понравится. Но я не буду продавать права на адаптацию, если не чувствую, что мои партнеры готовы приложить все усилия для создания достойной экранизации. Мы с женой уже много лет в издательском бизнесе, мы не станем подписывать договоры с кем попало и постараемся, чтобы адаптациями занимались хорошие специалисты.