Читаем книгу «Годы риса и соли» Кима Стэнли Робинсона

Это альтернативная история, в которой мир изменился. История, которая тянется через века, в которой правящие династии и нации поднимаются и рушатся. История потерь и открытий. Это — годы риса и соли.Вселенная, где Америку открывает китайский мореплаватель, промышленная революция начинается в Индии, главенствующие религии – ислам и буддизм, а реинкарнация реальна.Мы увидим рабов и королей, солдат и ученых, философов и жрецов. От степей Азии до Нового Света – перед нами предстанет потрясающая история дивного нового мира.На 35-м году правления император Ваньли обратил свой лихорадочный и вечно недовольный взгляд на Ниппон. Десять лет назад ниппонский генерал Тоётоми Хидэёси имел неосторожность попытаться завоевать Китай, и когда корейцы отказали ему в переходе, ниппонская армия вторглась в Корею в качестве первого шага на своём пути. Великой китайской армии потребовалось три года, чтобы прогнать захватчиков с Корейского полуострова, и двадцать шесть миллионов унций серебра, которых это стоило императору Ваньли, нанесли государственной казне ощутимый урон, от которого она так и не оправилась. Император вознамерился отомстить за это неcпровоцированное (если не считать двух безуспешных посягательств на Ниппон, предпринятых ханом Хубилаем) нападение и на корню пресечь риск возникновения подобных проблем из-за Ниппона в будущем, подчинив его китайскому сюзеренитету. Хидэёси умер, и Токугава Иэясу, глава нового сёгуната Токугава, успешно объединил под своим предводительством все Ниппонские острова, после чего закрыл въезд в Ниппон иноземцам. Ниппонцам было запрещено покидать страну, а тем, кто всё-таки покинул, — возвращаться. Строительство мореходных судов также прекратилось, хотя Ваньли в своих киноварных меморандумах с недовольством отмечал, что это не остановило орды ниппонских пиратов от нападений на протяжённую береговую линию Китая посредством более мелких судов. Попытки Иэясу оградиться от внешнего мира казались китайскому императору проявлением слабости, и в то же время страна-крепость, родина нации воителей, практически прилежащая к побережью Срединного государства, не давала ему покоя. Ваньли доставляла удовольствие мысль о возвращении этого бастарда китайской культуры на своё законное место под властью Драконьего трона, в компанию к Корее, Аннаму, Тибету, Минданао и Островам пряностей. (Молуккские острова, индонезийская группа островов. — Прим. ред.)Его советники не пришли в восторг от затеи. Во-первых, казна была истощена. Во-вторых, положение династии Мин пошатнулось в результате предыдущих потрясений эпохи правления Ваньли — не только войны за Корею, но и изнуряющей междоусобицы из-за престолонаследования, лишь номинально решённой Ваньли в пользу старшего сына и изгнания младшего в провинции; всё могло перевернуться с ног на голову уже через неделю. И вокруг этой чрезвычайно взрывоопасной ситуации, подобной закипающей гражданской войне, сгущались склоки и козни придворных завистников: императрицы-матери, императрицы, высших государственных чинов, евнухов и генералов. Что-то в сочетании ума Ваньли и его нерешительности, постоянного недовольства и непредсказуемых вспышках мстительной ярости к старости Ваньли превратило его двор в потрёпанный и обессилевший клубок интриг. Его советникам, особенно генералам и главам казначейства, покорение Ниппона даже теоретически не виделось возможным.Император, что было в его духе, настоял на том, чтобы это было сделано.Старшие генералы выступили с альтернативным планом, который, как они надеялись, удовлетворит императора. Они предложили китайским дипломатам заключить договор с одним из мелких ниппонских сёгунов, тодзама-дайме, которые не пользовались благосклонностью Иэясу, поскольку присоединились к нему только после его военной победы при Сэкигахаре (Битва 21 октября 1600 года между двумя группами вассалов покойного Тоётоми Хидэёси ). Договор предусматривал, что сёгун впустит китайцев в один из своих портов и на постоянной основе откроет его для торговли с Китаем. Затем китайский флот высадится там с многочисленным подкреплением и, по существу, сделает порт китайским, защищённым силами китайского же флота, который намного вырос за время правления Ваньли в постоянной борьбе с пиратами. Большинство пиратов были ниппонцами, и в этом присутствовала определённая справедливость, не говоря о возможности открыть торговлю с Ниппоном. После этого порт мог исполнять роль центра подготовки к постепенному завоеванию Ниппона, задуманному как поэтапное, а не единовременное завоевание. Такой план был им по карману.Ваньли поворчал по поводу убогого, приблизительного, евнухоподобного исполнения его желаний своими советниками, но терпеливые объяснения самых доверенных советников тех лет в конце концов убедили его, и он одобрил план. Был заключён тайный договор с местным феодалом, Омурой Сумитадой, который принял китайцев и позволил им начать торговлю в маленькой рыбацкой деревушке с отличной гаванью под названием Нагасаки. Снаряжение экспедиции, которая планировала прибыть в Ниппон с превосходящими силами, велось на восстановленных верфях Лунцзяна, близ Нанкина, также на побережье Кантона. Большие новые корабли флота-оккупанта, заполненные достаточным количеством припасов, чтобы десант мог выдержать длительную осаду, впервые встретились у берегов Тайваня, и никто в Ниппоне, за исключением Омуры и его советников, ни о чём не догадывался.По прямому приказу Ваньли флот был отдан под командование адмирала Кеима из Аннама. Этот адмирал уже командовал императорским флотом во время покорения Тайваня несколько лет тому назад, но китайский чиновничий аппарат и сами военные продолжали считать его чужаком, который достиг своего мастерства в подавлении пиратов лишь благодаря тому, что большую часть своей юности провёл на пиратском корабле, разоряя берега Фуцзяня. Императору Ваньли это было безразлично, и он даже счёл это очком в пользу Кеима: ему требовался человек, способный добиваться результатов, и тем лучше, если такой человек появился извне военного аппарата и его многочисленных связей при дворе и в провинциях.Флот отправился в путь в 38-м году правления Ваньли, в третий день первого месяца. Весенние ветры дули с северо-запада, не стихая в течение восьми дней, и флот занял позицию в водах Куросио, крупного океанского течения, «чёрного течения», у южных берегов Ниппонских островов, которое разливается, как река, на ширину в сотню ли.Всё шло по плану, и они держались намеченного курса, но потом ветер стих. Ничто не шевелилось. Не было видно птиц, и бумажные паруса кораблей безвольно обвисли, их поперечные планки на мачтах продолжали тихонько постукивать только из-за ряби Куросио, которое несло их на север и восток мимо главных Ниппонских островов, мимо Хоккайдо, до самого бескрайнего Дахая, Великого океана. Невидимое, но мощное «чёрное течение» рассекало надвое безбрежное синее пространство, безжалостно устрёмленное на восток.Адмирал Кеим приказал всем капитанам Восьми больших кораблей и Восемнадцати малых грести к кораблю-флагману, где стали держать совет. Среди них собрались самые опытные моряки Тайваня, Аннама, Фуцзяня и Кантона, и их лица были тяжело обеспокоенными: дрейфовать на волнах Куросио было рискованно. Кто не слышал историй о джонках, упокоившихся в этих водах, или потерявших паруса в шквалах, или о тех, кому пришлось срубить мачты, чтобы не опрокинуться, и кто пропадал после этого долгие годы (в одной байке на девять лет, в другой на тридцать), после чего течения приносили их джонки обратно с юго-востока, бесцветные и пустые, со скелетами вместо экипажа. Выслушав эти рассказы, а также свидетельства очевидца, доктора адмиральского корабля И-Чиня, со слов которого следовало, что в юности он благополучно совершил плавание вокруг Дахая, когда его рыболовецкую джонку вывел из строя тайфун, все решили сойтись на том, что, вероятно, существует большое круговое течение, огибающее весь огромный океан, и, если они, конечно, смогут продержаться достаточно долго, течение вынесет их обратно к дому.Никто из них не согласился бы на этот план добровольно, но в тот момент у них не было другого выхода. Капитаны сидели в адмиральской каюте на корабле-флагмане и с трагическим видом смотрели друг на друга. Многие китайцы здесь знали легенду о Сюй Фу, адмирале древней ханьской династии, который отплыл со своим флотом в поисках новых земель, чтобы обосноваться на другом берегу Дахая, — и больше о нём никогда не слышали. Не менее хорошо они знали и историю о двух попытках хана Хубилая завоевать Ниппон, чьи планы нарушили налетевшие не в сезон тайфуны, внушив ниппонцам уверенность, что некий божественный ветер защищает их родные острова от чужеземного вторжения. И как тут поспоришь? Слишком было похоже на то, что этот божественный ветер решил выполнить свою работу, в шутку или в виде иронического парадокса проявив себя как божественный штиль, пока они плыли по Куросио, разгромив их наступление не менее эффектно, чем любой тайфун. Да и штиль стоял абсолютный, сверхъестественный, словно по волшебству подгадав момент. Быть может, они действительно вмешались в дела богов, но в таком случае оставалось только вверить судьбу собственным богам и надеяться, что всё образуется.Адмирала Кеима не устраивал подобный образ мыслей.— Довольно, — мрачно сказал он, подводя конец совещанию.Он не верил в благоволение морских богов и не интересовался старыми легендами, за исключением тех случаев, когда они оказывались полезны. Они попали в плен Куросио. Располагая некоторыми знаниями о течениях Дахая (что к северу от экватора они устремлялись на восток, а к югу от экватора — на запад), они также знали, что господствующие ветры склонны следовать за течениями. Доктор И-Чинь успешно совершил полный оборот вокруг океана, и его захваченная врасплох команда корабля питалась рыбой и водорослями, пила дождевую воду и останавливалась на островах, мимо которых проплывала, чтобы запастись провизией. Это вселяло надежду. И поскольку воздух оставался пугающе неподвижным, кроме надежды у них не оставалось ничего. Других вариантов попросту не было: корабли мёртвым грузом стояли на воде, слишком тяжёлые, чтобы совладать с ней вёслами. По правде говоря, им оставалось только смириться со сложившимся положением и искать из него выход.Поэтому адмирал Кеим приказал большинству матросов взойти на борта Восемнадцати малых кораблей и половине из них грести на север, а половине на юг, с расчётом на то, что им удастся выйти из «чёрного течения» под углом и вернуться домой, когда подует ветер, чтобы сообщить императору о случившемся. Восемь больших кораблей, укомплектованных наименьшими экипажами, которые смогут управлять ими, и таким большим количеством припасов, какое только умещалось в трюмах, остались пережидать путешествие по течению вокруг океана. Если малые корабли благополучно доплывут до Китая, они предупредят императора ожидать возвращения восьмерки в более поздний срок и с юго-восточного направления.Через пару дней малые корабли исчезли за горизонтом, а Восемь больших кораблей продолжили дрейфовать, связанные канатами, в полном штиле на территории, не изученной картографами, на неизведанный восток. Больше они ничего не могли сделать.

Тридцать дней прошло без малейшего ветерка. День ото дня течение уносило их всё дальше на восток.Никто из них никогда не видел ничего подобного. Адмирал Кеим, однако, пресекал все разговоры о божественном промысле, напоминая, что за последние годы погода изменилась: холода стали сильнее, озёра, которые никогда раньше не замерзали, теперь покрывались льдом, а ураганные ветры и даже иногда смерчи могли не утихать неделями. Что-то неладное творилось на небесах, погода была лишь частью этого.Когда ветер наконец вернулся, он крепко дул с запада, проталкивая их ещё дальше в океан. Они развернулись на юг, под небольшим углом против преобладающего ветра, но осторожно, стараясь остаться в пределах предполагаемого кругового течения, которое быстрее всего обведёт их вокруг океана и вернёт обратно домой. В середине круга, по слухам, находилась зона вечного штиля — возможно, ровно посередине Дахая, где было недалеко от экватора, и, опять же, возможно, в равном удалении от его восточных и западных берегов (никто не мог знать этого наверняка). Штилевая полоса, от которой не спастись никакой джонке. Им придётся отплыть порядочно на восток, чтобы обойти её, затем плыть на юг, а затем, ниже экватора, снова на запад.Островов они не видели. Иногда прилетали морские птицы, моряки подстреливали их и съедали — на удачу. Днём и ночью они рыбачили неводами, ловили парусами летучих рыб, рвали пучки водорослей, которые попадались всё реже и реже, а когда шёл дождь, наполняли водой бочки, устанавливая в них воронки, похожие на перевёрнутые зонтики. Они редко испытывали жажду и никогда не голодали.Но земли по-прежнему не было видно. Путешествие продолжалось день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Канаты и такелаж истончались. Паруса стали прозрачными. Даже кожа людей начала просвечивать.Матросы роптали. Они больше не одобряли план обогнуть Мировой океан, следуя круговым течениям, но пути назад не было, как и сказал им Кеим. И они справились со своим недовольством так же, как справлялись со штормами. Никто не хотел перечить адмиралу Кеиму.Они пережидали небесные бури и чувствовали, как бури подводные раскачивают корабли. Прошло так много дней, что жизнь перед путешествием как будто отдалилась и потеряла чёткость очертаний: Ниппон, Тайвань и даже Китай стали казаться грёзами о былом существовании. Мореплавание стало им целым миром (водным миром с синим блюдом волн под перевёрнутой чашей голубого неба), и не было ничего больше. Они даже перестали искать взглядом землю. Найти водоросли казалось таким же чудом, как когда-то найти остров. Дождь ждали всегда, поскольку редкие периоды голода и жажды на горьком опыте научили, что они всецело зависят от пресной воды. Её собирали преимущественно во время дождя, несмотря на небольшие перегонные кубы, которые смастерил И-Чинь для очистки солёной воды, что давало им несколько вёдер в день.Всё свелось к стихийному существованию. Вода — океан, воздух — небо, земля — их корабли, огонь — солнце и их мысли. Огни гасли. Иногда Кеим просыпался, жил, смотрел, как солнце снова садится за горизонт, и понимал, что за весь день он ни разу ни о чем не задумался. А он был адмиралом.Как-то раз они миновали выгоревшие на солнце обломки большой джонки, обвитые водорослями, едва держащиеся на плаву и в белых крапинках птичьего помёта. В другой раз на востоке, у самого горизонта, они увидели морского змея, который, возможно, указывал им путь.Быть может, огонь их разума погас окончательно и осталось одно солнце — пылать над головой в безоблачные дни. Но что-то должно было остаться, какая-то серая, почти прогоревшая зола, потому что, когда однажды в конце дня из-за горизонта на востоке показалась земля, они закричали так, словно только об этом и думали всё это время, каждую секунду из ста шестидесяти дней их нежданного путешествия. Зелёные склоны гор круто срывались в море и, по-видимому, пустовали. Это не имело значения: это была земля. Какой-то очень большой остров.