«Тёмная башня» как великий философский эпос

Среди величайших эпосов прошлого века есть два, появление которых не могли предвидеть даже сами авторы. Ни профессор филологии Джон Толкин, ни безработный юноша Стивен Кинг поначалу не имели ни малейшего представления о том, что им предстоит создать. Просто каждый из них в некий момент времени сел и написал первое предложение.

Жил-был в норе под землёй хоббит.

Человек в чёрном ушёл в пустыню, и стрелок двинулся следом.

Обе истории выросли как будто спонтанно — и потребовались годы, чтобы «Хоббит» завершился «Властелином колец», а «Стрелок» — финальным томом «Тёмной башни».

Толкин не знал, что у «Хоббита» будет продолжение — да ещё такое объёмное! Кинг, вдохновлённый «Властелином колец», намеревался написать нечто подобное, однако и предположить не мог, что цикл о Тёмной башне станет лейтмотивом почти всего его творчества. Толкин мечтал сотворить некий аналог британской мифологии.Кинг, в свою очередь, работал уже с американскими мифологемами. Оба создали сложные воображаемые вселенные, так или иначе «прорастающие» в нашу реальность. Средиземье Толкина — это, по сути, Западная Европа, какой она якобы была эпохи назад. События в Срединном и в так называемом Ключевом земном мире «Тёмной башни» напрямую связаны друг с другом.

В этом самом Ключевом весной 1970 года 22-летний студент по имени Стивен Кинг отыскал на одной из полок в университетской библиотеке пачку странной бумаги. Бумага была зелёной, очень плотной и нестандартного размера. Именно на ней он и отстукал на своём стареньком «ундервуде» с западающим «м» и плавающей заглавной «О» первую фразу романа «Стрелок».Оставалось восемь лет до публикации первых глав этого романа. Двенадцать лет — до выхода его отдельной книгой. Тридцать три года — до того момента, как всемирно известный писатель Стивен Кинг поставит точку в последнем томе эпопеи.

Башня: фундамент

Откровенно говоря, меньше всего от молодого Стивена Кинга ждали чего-то похожего на «Тёмную башню». К 1978 году у него сложился имидж писателя, который создаёт успешные и захватывающие ужастики. По сути, Кинг совершил небольшой переворот в этом жанре. До него литературные хорроры подпитывались в основном дешёвыми фильмами ужасов да примитивными рассказами. Разумеется, у истоков жанра стояли талантливые авторы: Артур Конан Дойл, Эдгар По, Брэм Стокер, а позднее — Роберт Говард, Кларк Эштон Смит и Говард Ф. Лавкрафт. Но печатались они преимущественно в обильно иллюстрированных, не очень дорогих журналах.Постепенно происходил естественный процесс «опрощения», который выхолащивал из рассказов смысл и оставлял лишь оболочку. Если, скажем, исходные лавкрафтианские тексты отражали определённые актуальные темы (в первую очередь — ощущение мизерности рода человеческого в масштабах геологических эпох), то подражатели Лавкрафта в основном занимались играми с формой. Они брали за основу успешные сюжетные формулы и крутили так и эдак, переставляли блоки-кубики, меняли имена богов и демонов, изощрялись в том, чтобы выдумать чудищ померзопакостней… Примерно то же происходило и в кинематографе. Образы чудовищ — Дракулы, Франкенштейнова монстра, мумии, вервольфа — стали культовыми, прежде всего у детей и подростков.

Сам Кинг с огромным удовольствием ходил на подобные «трэшовые» фильмы — и позднее не раз использовал образы из них в своих книгах. Но при этом Кинг получил академическое профильное образование и хотел писать то, что актуально для читателя. В его первых романах — тех, что были написаны до «Кэрри», ставшей его официальным дебютом, — это отчётливо видно. И в «Ярости», и в «Дорожных работах», и даже в «Блейзе» ключевую роль играют социальные проблемы; это не просто развлекательные триллеры с обилием шокирующих сцен.Молодой автор пытался как следует встряхнуть своего читателя — но и обращал его внимание на те аспекты повседневной жизни, которые его коллеги привыкли замалчивать. Фантастическое Кинг использовал как метафору и одновременно для создания «спецэффектов» (того, что в кинематографе называется «аттракционом»).Лавкрафт и его единомышленники говорили о страхе перед непознанными тайнами Вселенной, об ужасе, который охватывает человека при мысли, что Бога нет, а Вселенная безгранична и существует миллиарды лет. Кинг, напротив, раз за разом показывал, что самое ужасное скрывается не в далёком космосе и не в недрах Земли, а в глубине каждого из нас. Он не был абсолютным противником того общества, в котором жил, однако очень чутко улавливал все его негативные черты — и демонстрировал их с жестокостью настоящего врача. Впервые за многие годы он вернул жанру ужасов актуальность и злободневность.

По сути, романы Кинга очень быстро вышли за рамки обычной жанровой литературы. Их читали буквально все — да ведь и героями Кинга были обычные люди, чаще всего обитатели американской глубинки.Разумеется, в адрес его книг высказывают немало претензий. Одни обвиняют Кинга в том, что его сюжеты затянуты, другие — в склонности к избыточному натурализму. Вместе с тем даже самые яростные его противники вынуждены признать, что он искусно владеет пером, умеет интриговать читателя и блестяще выписывает характеры.Но даже в те годы, когда Кинг уже вырвался за рамки твёрдого «жанра» и стал сам себе жанром, он всё равно существовал в пределах некой издательской «ниши». А она диктовала свои ограничения, устанавливала правила. Именно поэтому свои ранние — остросоциальные — романы Кинг стал публиковать под псевдонимом Ричард Бахман.Что до истории о стрелке Роланде, то она вообще не вписывалась ни в одну из существующих категорий. Известный, востребованный писатель, Стивен Кинг вынужден был ждать годы, пока она выйдет книгой — да и то ограниченным тиражом! Сам он, впрочем, полагал, что постоянные читатели не готовы принять «Стрелка». К тому же это была только первая часть долгого цикла — и никто не знал, когда он будет дописан…

Башня: первый ярус

«Стрелок» с первых же страниц подкупает особой атмосферой. Кинг, по его собственным словам, вдохновлялся вестернами Серджио Леоне, в частности фильмом «Хороший, плохой, злой» (1966), — да и главного героя, стрелка Роланда, представлял в виде этакого Клинта Иствуда. Однако следующие книги цикла постепенно (и во многом неожиданно для самого автора) переросли формат обычного вестерна в фэнтезийных и постапокалиптических декорациях.[su_caption caption="...а главный герой — почти вылитый Человек-без-имени (Клинт Иствуд) из фильмов Серджо Леоне"]

Произошло нечто непредвиденное и в то же время закономерное: книга начала «писать себя сама». Разумеется, речь не о буквальном, мистическом «самонаписании». Просто те исходные коллизии и конфликты, которые Кинг заложил в основу первого тома, в конце концов направили писателя по нужному пути. Сам он признавался, что весьма туманно представлял себе дальнейшее развитие событий и поэтому вынужден был делать большие перерывы между томами. Однако в результате Кингу удалось создать цельное и непротиворечивое полотно. Правда, для этого в 2003 году он внёс ряд дополнений в первый том — мало что меняющих по существу, но уточняющих и корректирующих некоторые детали.

В течение всей первой книги Роланд преследует безымянного человека в чёрном. Для этого стрелку необходимо миновать городок на самом краю фронтира, затем пересечь пустыню и перевалить через горы. Но главные препятствия на его пути отнюдь не географического свойства. Раз за разом стрелок жертвует теми, кто ему хоть сколько-нибудь дорог. Причём делает это осознанно — что в городке Талл, где он вынужден пристрелить барменшу Элли, что позднее, когда он заранее знает о смерти мальчика Джейка.

Стивен Кинг с самого начала обозначает вектор, по которому будет развиваться характер Роланда. Он подчёркивает, что стрелок — «последний крестоносец», последний носитель высших идеалов. Но вместе с тем мы видим, что сами по себе, без добра и милосердия, эти идеалы (как, впрочем, любые идеалы во все времена) стоят немного. Именно они превращают стрелка в бессердечного, жестокого мерзавца.Показательно, что впервые имя стрелка мы узнаём после того, как Элли произносит волшебное слово и узнаёт у воскрешённого наркомана, что он видел «по ту сторону». Она кричит стрелку: «Убей меня, Роланд, стреляй!» И он стреляет.Ближе к концу первого тома мы узнаём об истинной цели тех поисков, которые предстоят стрелку. Он должен найти Тёмную башню — прийти к точке, в которой сходятся все миры, все вселенные.

К лестнице, может быть, к самому Богу.

Стрелок ищет её, поскольку «мир сдвинулся» и вселенной грозит катастрофа. Однако очень скоро становится ясно: сам Роланд не имеет ни малейшего понятия, где находится Башня, что она такое и как он, оказавшись у её подножия, спасёт мир.

Иными словами, перед нами вполне традиционная сюжетная формула, так называемый «квест», что с английского на русский точнее всего переводится как «поиск, путешествие к некой цели». Такого рода истории бытуют в устной и письменной традиции довольно давно — вспомним хотя бы сказочные путешествия за тридевять земель для спасения похищенных девиц или же поиски Святого Грааля, играющие ключевую роль в легендах о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.Да и «Хоббит» с «Властелином колец», по сути, выстроены по той же формуле. И роль этой формулы — как и роль всего сюжета о пути героя — обновление морально-этических ценностей в данном конкретном социуме, их актуализация.

Башня: на бастионах

Нынешний автор-беллетрист выполняет ту же функцию, какую в прежние времена выполнял эпический сказитель. В этом смысле «Властелин колец» и «Тёмная башня» — современный аналог «Илиады», «Одиссеи», богатырского эпоса. Толкин и Кинг — каждый по-своему, сообразно культурной среде, в которой выросли, — проговаривают очевидные, но важные истины. Оба при этом обращаются к культурному наследию прежних веков и активно используют узнаваемые образы, схемы, коллизии — по-своему переиначивая их сообразно запросам времени.Так, Толкин пишет о мире, в который изначально была привнесена скверна, искажение исходного божественного смысла, однако всё равно изображает его привлекательным для читателя, подёрнутым этакой романтической дымкой. В Средиземье по-прежнему есть уголки, в которые не проникло зло, насаждаемое Сауроном и его приспешниками.Но борьба с этим злом разворачивается не только в далёких странах — в конце концов война приходит и к родному дому главных героев, в тихий, пасторальный Шир. И хотя Толкин не раз подчёркивал, что не писал роман-аллегорию, параллели с недавними, всего-то десятилетней давности событиями Второй мировой войны его читателям были вполне очевидны.Если Толкин изображает мир, не лишённый недостатков, но всё же способный стать для читателя уютным и комфортным, то Кинг идёт по другому пути. Для его читателя вероятность ядерной войны — вполне реальная угроза, а не далёкая и несбыточная. А главное — бороться с этой угрозой простому человеку невозможно.Вот одна из причин, по которым вселенная «Тёмной башни» искажена на всех уровнях. Срединный (идеальный) мир пришёл в запустение, «сдвинулся». Ключевой земной мир (наша или, точнее, почти наша реальность) тоже выглядит отнюдь не пасторалью. Стрелок Роланд выступает в роли хранителя прежних традиций, однако даже его фамилия — Дискейн, то есть «разорванный, раскованный» — говорит о том, что сам он тоже не лишён изъяна, червоточины.

У Толкина очень важна конечная цель поиска: слабые мира сего должны совершить то, что не под силу сильнейшим, — и уничтожить зло. Кинг же с самого начала даёт понять, что в его истории важен сам квест. Точнее, то, каким образом он происходит, какой ценой Роланд достигнет Тёмной башни.В первой книге Роланд жертвует мальчиком по имени Джейк, чтобы догнать человека в чёрном и получить ответы на свои вопросы. Но уже в следующем томе стрелок — прежде якобы самодостаточный и неуязвимый — вынужден искать себе новых спутников. И спутники эти оказываются каждый со своими недостатками: один из них наркоман, другая — безногий инвалид с раздвоением личности. Роланд вынужден тратить своё драгоценное время на тех, до кого ему и дела нет, вмешиваться в их судьбы, отвлекаться…Насколько все эти люди важны для его поисков, Роланд поймёт не сразу — как и то, насколько они важны для него самого. Так, постепенно, Кинг подводит читателя к пониманию: чтобы дойти до Башни, необходимо свернуть с пути, а возможно — вовсе отказаться от своей цели.

Если Толкин в основном использовал в своём эпосе элементы христианской и скандинавской мифологии, а также легенд артуровского цикла, то Кинг этим не ограничивается. В его книгах есть отсылки к самым разным сюжетам и историям, вплоть до самого «Властелина колец»; более того, повествование «вписано» в историю нашего реального мира, события из «здесь и сейчас» оказывают влияние на сюжет эпопеи.Например, в последних томах цикла в качестве одного из персонажей появляется сам Стивен Кинг, а автокатастрофа, в которую он действительно попал летом 1999 года, становится одним из ключевых событий. И в этом нет ни позёрства, ни самолюбования — скорее Кинг пытается отобразить собственное ощущение того, насколько важна в его творчестве и в его жизни история о Тёмной башне.

Отсылки к событиям цикла со временем всё чаще появлялись в других произведениях Кинга. В конечном счёте с циклом оказались увязаны почти все его романы и повести — напрямую или опосредованно. Это не только дань постоянному читателю, но и ещё одно подтверждение того, что вселенная Башни включает все существующие миры.

Башня: на вершине

Подобно Толкину, Кинг старается сделать повествование самодостаточным, но подходит к этому иначе. Толкин создаёт вторичный мир, который явным образом не связан с Землёй, и в его историю вписывает знакомые нам сюжеты — от библейского грехопадения до гибели Атлантиды.Кинг же изначально подчёркивает, что его вселенная связана с нашей, однако выстраивает повествование таким образом, чтобы читатель не испытывал дискомфорта от незнания тех или иных реалий. При этом уже в первом томе цикла появляются многочисленные отсылки к ветхозаветным мотивам, легендам артуровского цикла, явлениям массовой культуры и так далее.

Да и сами события первого тома — это по-своему перелицованные сюжетные элементы… «Властелина колец». Скажем, одна из ключевых глав у Толкина посвящена переходу героев через Морийский мост, где Гэндальф в конце концов вынужден пожертвовать собой. Вместе с чудовищным порождением зла, балрогом, он падает в бездну и кричит напоследок своим спутникам: «Бегите, глупцы!»У Кинга стрелок с Джейком тоже пробираются через тоннели под горой и тоже пересекают мост над бездной. Но падение Джейка — не его решение, а сознательный выбор стрелка. На прощание падающий мальчик говорит: «Тогда идите. Есть и другие миры, кроме этого». Как и Гэндальф, Джейк ещё вернётся; оба присоединяются к своим прежним спутникам.Безусловно, оба писателя — и Кинг, и Толкин — использовали (скорее всего, неосознанно) расхожий сюжет о нисхождении героя в подземный мир, в мир мёртвых, и возвращении его обновлённым. Однако очевидно, что Кинг при этом в равной степени обращается и к сюжету «Властелина колец», переиначивая его для своих целей.Подобных параллелей можно найти много. Скажем, один из важнейших эпизодов истории о Кольце всевластья — игра в загадки между Бильбо и Голлумом. Точно так же Роланд и его спутники играют в загадки (и ставка здесь — тоже смерть!) с искусственным разумом, который управляет скоростным монорельсовым поездом.

Однако ключевое различие между эпосами Толкина и Кинга — их идея. История о Кольце всевластья — это история сознательного самопожертвования во имя других. Она, безусловно, в первую очередь отсылает нас к Новому завету. А история стрелка и его спутников, образующих своеобразную компанию, ка-тет, — это история вечного поиска. История о том, стоит ли жертвовать другими ради достижения высшей цели (даже если эти другие сами прекрасно осознают возможность этой жертвы и формально согласны с такими правилами игры). Не зря человек в чёрном уже в первом томе сравнивает Роланда с Авраамом, а Джейка — с Исааком.И не зря история Роланда в финале оказывается закольцованной — вот почему сам Стивен Кинг настаивает на определении «Тёмной башни» как цикла. До тех пор, пока Роланд не придёт к осознанию и принятию идеи самопожертвования, время будет замкнуто в кольцо, и ему придётся раз за разом совершать всё тот же бесконечный квест. Снова и снова идти к Тёмной башне и смотреть, как умирают близкие ему люди…

Два ключевых фантастических эпоса прошлого века одновременно и схожи, и противоположны друг другу. Оба они, по сути, говорят об одном и том же — но доказывают «теорему» разными литературными средствами. Фродо у Толкина в последний момент поддаётся искушению Кольцом, но благодаря тому, что некогда Бильбо проявил милосердие и пощадил прежнего владельца Кольца, Голлума, тот — пусть и нечаянно — завершает миссию оплошавшего героя.Роланд добирается до своей цели и входит в Башню, но вскоре обнаруживает, что тем самым всего лишь делает очередной шаг в бесконечном циклическом движении. Он снова оказывается в той точке, с которой началось повествование: в пустыне, преследуя человека в чёрном.Казалось бы, такой финал полностью перечёркивает все жертвы и все страдания, которые пришлось заплатить за возможность войти в Башню. Но кое-что изменилось: теперь на боку у Роланда висит могучий артефакт, Рог Эльда, который в прошлой версии истории он потерял, — и это даёт надежду, что цикл разомкнётся и вместо бесконечных (и бессмысленных?) повторений история потечёт уже по другому руслу.Потому что, в конце концов, чтобы разомкнуть кольцо времени, кто-то должен сознательно принести себя в жертву во имя других, подобно Иисусу…

* * *Едва ли голливудская экранизация «Тёмной башни» сохранит глубокомысленность и метафоричность оригинала. Но даже если так, фильм Николая Арселя наверняка подтолкнёт немало людей к тому, чтобы просто взять в руки книги Стивена Кинга. И пускай эти люди делают собственные выводы…