Мистле была теплой, от нее пахло смолой и дымом. Но прикосновение ее маленькой руки снова заставило Цири напрячься. У нее перехватило дыхание. Мистле прижалась к ней, прильнула, ее маленькая рука не останавливаясь поползла по телу, как теплая улиточка. Цири глухо застонала…А вот что было в оригинале:
— Тише, соколица, — шепнула Мистле, осторожно подсовывая ей руку под голову. — Ты больше не будешь одна. Больше не будешь.
Анджей Сапковский, «Час презрения»
Mistle była ciepła, pachniała żywicą i dymem. Jej dłoń była mniejsza od dłoni Kayleigha, delikatniejsza, miększa. Przyjemniejsza. Ale dotyk wyprężył Ciri ponownie, ponownie skrępował całe ciało lękiem i wstrętem, zwarł szczęki i zdusił gardło. Mistle przywarła do niej, przytulając opiekuńczo i szepcząc uspokajająco, ale w tym samym czasie jej drobna dłoń nieustająco pełzła jak ciepły ślimaczek, spokojny, pewny, zdecydowany, świadom drogi i celu. Ciri poczuła, jak żelazne cęgi wstrętu i strachu rozwierają się, zwalniają chwyt, poczuła, jak wymyka się z ich uścisku i opada w dół, w dół, głęboko, coraz głębiej, w cieplutkie i mokre bajoro rezygnacji i bezsilnej uległości. Obrzydliwie i upokarzająco przyjemnej uległości. Jęknęła głucho, rozpaczliwie. Oddech Mistle parzył szyję, aksamitne i wilgotne wargi połaskotały ramię, obojczyk, wolniutko przesunęły się niżej. Ciri zajęczałaМы обратились за комментариями к издательствам «АСТ» и «Эксмо» с просьбой рассказать, как и почему в российских переводах обходят мат.
znowu.
— Cicho, Sokoliczko — szepnęła Mistle, ostrożnie wsuwając jej ramię pod głowę. — Już nie będziesz sama. Już nie.
Мы занимаемся художественным переводом текстов, а не подстрочником. Поэтому в одних случаях нецензурная лексика уместна, а в других — нет. Всё зависит от контекста. Для нас — главное — это передача эмоций, адекватность перевода, тем более, что нецензурная лексика в английском и русском языках разная, несёт разные эмоции и совершенно по-разному воспринимается.19 июня Роскомнадзор прокомментировал у себя в соцсетях слайд с изображением допустимой маскировки мата при печати.
Слово «fuck» только формально синонимично нашей обсценной лексике и никаких точных выработанных конвенций передачи его в русском переводе нет. На практике же, если судить по частотности его употребления не только в зарубежных текстах, но и даже в статьях на сайтах тех же издательств, его эмоциональная нагрузка достаточно мягкая. Да, если мы обратимся к словарным определениям в том же словаре Merriam-Webster, то увидим, что это слово помечено как offensive (оскорбительное), но, как отмечают англоязычные лингвисты, за последние годы слово «fuck» и его производные приобрели менее вульгарный оттенок и стали более приемлемы в обществе. Это так называемое явление «dysphemism treadmill», в ходе которого ругательства из-за частоты их употребления становятся общеупотребительными и теряют свою изначальную оскорбительную коннотацию и табуированность, что подтверждается не только наличием данного слова во множестве книг, но и в журналистских статьях, а также в статьях на развлекательных порталах. В России же нецензурная лексика до сих пор не утратила своей табуированности, и перевод с её употреблением смотрится куда более жестко.
Кроме того, есть большая традиция перевода на русский язык англоязычных жанровых текстов. От Майкла Муркока до Джо Аберкромби, от Вернора Винджа до Питера Уоттса или Аластера Рейнольдса, в текстах которых присутствует слово «fuck». Она следует вышесказанному и не подразумевает излишней жёсткости. Кроме того, мы должны учитывать и нашего читателя, который воспитан в этой традиции.
Конечно, в текстах, которые так или иначе в любом случае относятся к категории 18+ в силу сцен насилия, экстремальности и пр., соблюдать данную традицию смысла нет. Зачастую в них же частотность и контекст употребления слов, о которых идет речь, вынуждают нас прибегнуть к использованию нецензурной лексики.
Конечно, существует и аспект запаковки книг, который может фактически оттолкнуть читателя от покупки. Но мы руководствуемся не маркетинговыми соображениями, а адекватностью перевода (то есть интересами авторов) и интересами читателя.
Александр Прокопович, главный редактор импринта «Астрель-СПб»
Переводят по-разному. Дело в том, что мы, издатели, вынуждены искать узкий проход между Сциллой действующего законодательства и Харибдой стремления максимально точно передать дух исходного текста. Конечно, мы стараемся сделать книги максимально доступными потребителю и избежать целлофанирования, поэтому по возможности заменяем нецензурную брань бранью цензурной, но всё зависит от контекста. Там, где мат уместен и даже необходим, где он является неотъемлемой частью речевых особенностей персонажа, мы его оставляем и выпускаем книгу с соответствующим дисклеймером и в плёнке.
Дмитрий Малкин, руководитель отдела фантастики «Эксмо»
Напомним, «нецензурная брань» — это не соответствующие нормам современного русского литературного языка слова и выражения, образованные от четырех общеизвестных корней, а также их производные.
Читайте также
Универсальный переводчик: фантастика и реальность
Ирина Нечаева
21.01.2017
73200