«Это будущее уже где-то рядом»

Начнём со страха. Ведь фантастика — жанр, в котором мы часто обыгрываем свои тревоги и переживания. Из каких страхов родился «Аванпост»?Завязка вот в чём. Внезапно вымерла большая часть мира, кроме круга радиусом в тысячу километров — в него по счастливой случайности попала часть России и несколько стран Евросоюза. И меня заинтересовала эта атмосфера сгущающейся темноты вокруг, страха неизвестного завтра.Люди сегодня живут как на пороховой бочке, с ощущением общей отчуждённости и изоляции. Вроде как в одном социуме, но по факту никто не делится своими сокровенными проблемами и переживаниями. «Привет? — Привет. — Как дела? — Хорошо». А на самом деле внутри у человека какой-то тёмный мир, полный своих страхов, травм и драм, которыми ему не с кем поделиться. Тотальное одиночество — на уровне одного человека, социальной группы и на уровне целой страны.И современные мировые конфликты только усугубляют это ощущение раздробленности. Мы живём в окружении фейк-новостей и не можем разобраться, что есть правда и кто на самом деле враг. Эти переживания и нашли отражение в сценарии Ильи Куликова.

В ваших предыдущих фильмах — например, «Гоголе» или «Соловье-разбойнике» — очень подробно прописан мир вокруг персонажей. Зритель детально знакомится с его локациями и внутренней логикой. К «Аванпосту» у вас похожий подход?В «Гоголе» было больше самоиронии, больше комиксного балагана. «Аванпост» менее утрирован: мы пытались убедительно и серьёзно проработать мрачный мир изолированной Москвы конца 2030-х годов. И ещё поставили себе задачу не уходить совсем в фантастику, не отрываться от реальности.Корни созданного нами мира лежат в сегодняшнем дне: как может измениться Москва будущего, исходя из того, какие изменения мы видим прямо сейчас? События происходят всего через 15–20 лет, это будущее уже где-то рядом. Мы играем как бы на территории «Черного зеркала», хотя стилистически «Аванпост» сильно от него отличается. Но для меня такой подход намного интереснее и острее, нежели кино в духе «Пятого элемента» с летающими машинами и инопланетными расами, которые живут среди нас.У вас не было желания дополнительно развить мир «Аванпоста» — например, в книгах или комиксах по мотивам фильма? Сейчас это довольно популярный формат.Это в большей степени обсуждалось в связи с «Гоголем», но даже там не удалось найти время и средства на реализацию. Так что в случае «Аванпоста» мы просто об этом не думали. К сожалению, мне кажется, соответствующий рынок у нас ещё недостаточно развит. Нет выхода на аудиторию, которой это действительно интересно. А там, где аудитория всё-таки есть, она слишком мала, чтобы окупить затраты на такие вот маленькие радости. Хотя мне лично формат нравится: ещё со времён «Соловья-разбойника» я хотел когда-нибудь сделать комикс по своему фильму. 

«Гоголь» был снят очень изобретательно, не стеснялся фантасмагории и абсурда. Есть ли в «Аванпосте» похожий простор для необычных визуальных решений?Яркие образы у нас, конечно, есть. Я вообще убеждён, что кино — искусство прежде всего визуальное, и именно изображение должно рассказывать историю. Так что, хотя фильм идёт два с половиной часа, плотность событий и запоминающихся сцен в нём очень высокая.Например, в одном из эпизодов зритель наблюдает за солдатами, которые на территории вымершей зоны пытаются разобраться, что происходит. И так как у нас околовоенная НФ, мы пытались соединить новейшие тенденции в научной фантастике с нашими российскими реалиями — чтобы в фильме чувствовалось нечто родное. И в определённый момент мы цитируем известный кадр из «Иванова детства» Тарковского: герои маленьким отрядом идут по берёзовому лесу, где прорыта траншея, и герой Петра Фёдорова помогает героине Светы Ивановой через эту траншею перепрыгнуть. Держит её на весу, а ракурс из траншеи. Мы прямо процитировали этот знаменитый кадр, но с небольшим отклонением: параллельно траншею перепрыгивает робот с пулемётом!

«Врага надо знать в лицо — вот я и смотрю»

Кстати, о цитатах. Вы учились во ВГИКе — а там, говорят, студенты-режиссёры почти не смотрят кино и не вдохновляются идеями друг друга. Вы успеваете смотреть чужие фильмы?Да, и я считаю, что это очень важно делать. Я учился на курсе Сергея Александровича Соловьёва, по-прежнему поддерживаю с ним связь и неофициально помогаю его студентам последних наборов как педагог. И всегда топлю за то, что режиссёру важно быть насмотренным.Действительно, есть такое мнение: мол, зачем мне смотреть старые классические фильмы, западные и наши, если я буду снимать современное кино типа «Трансформеров»? Но даже боги мейнстримного кино — Спилберг, скажем, или Мартин Скорсезе — в своих фильмах постоянно цитируют, например, Куросаву. А «Звёздные войны» заимствуют идеи из «Космической одиссеи» Кубрика и фильмов про лётчиков Второй мировой. Насмотренность помогает проносить историю кино через поколения и модернизировать её.Могу честно сказать, что в последнее время я смотрю больше мейнстримного кино, нежели авторского. За всем просто не успеваю. Но мне интересно смотреть фильмы, на которые реагирует аудитория. И это могут быть даже очень плохие фильмы, но я заставляю себя их смотреть, чтобы понимать, как не надо снимать. Врага надо знать в лицо — вот я и смотрю.А видеоиграми увлекаетесь? Многие визуальные приёмы того же «Гоголя» словно выросли из эстетики фэнтезийных игр!Стараюсь, но времени на это мало: хватает, как правило, всего на две-три игры в год. Серия GTA, Red Dead Redemption, Assassin’s Creed и Call of Duty — вот, наверное, четыре франшизы, в которые я играю, а искать другие новинки особо не успеваю.

Вернёмся к «Аванпосту». Фильм создавался из расчёта как на кинопрокат, так и для телевидения. Вас вдохновил аналогичный опыт работы с «Гоголем»?Там у нас действительно была импровизированная модель, придуманная с учётом мировых тенденций развития сериалов — в сторону одного длинного повествования. Казалось, что мы сможем найти свой революционный формат. О революционности сейчас судить не берусь, но прокат получился успешным. Кассовые сборы показывают, что люди это приняли и исправно ходили на каждый следующий фильм.На «Аванпосте» мы хотели этот подход развить дальше. Провести работу над ошибками, прежде всего в структуре, чтобы всё смотрелось ещё более кинематографично. По лёгкой камерности и композиции кадра «Гоголя» заметно, что он снят как сериал, хотя и качественный. В «Аванпосте» мы постарались от этого уйти: здесь огромное количество локаций, масштаб и «воздух» кадра ближе к стандартам блокбастеров. Это потребовало большего объёма материала и точного понимания того, какие сцены работают на киноверсию, а какие будут приятным дополнением для зрителей, которые увидят «Аванпост» на ТВ через полтора года.

«Хотя это и военное кино, по сути оно антивоенное»

Наверняка на создание настолько сложного и масштабного проекта уходит уйма времени. Работали ли вы над «Аванпостом» с самого начала или подключились, когда сюжет уже оформился?Чаще получается, что я как режиссёр занимаюсь сценарием почти с первых шагов. У «Аванпоста» и «Гоголя» похожая ситуация: изначально оба проекта запускались как сериалы, и мы начинали со съёмок пилотного выпуска. То есть на тот момент был только сценарий первой серии. Мы её отсняли и дальше смотрели, что получается. Даже на этом этапе я вносил в историю какие-то изменения. При всём уважении к сценаристам, я стараюсь к их тексту относиться как к литературному материалу, книге. Мне всё равно хочется туда что-нибудь своё привносить.После того как мы сняли первую серию и порадовались результату, стало понятно, что мои изменения сценария слегка меняют интонацию и направление сюжета. Значит, если мы принимаем такую форму, теперь надо садиться и двигать сценарий чуть в другую сторону. И дальше мы уже со сценарной группой и продюсерами работаем над этим где-то по полгода, а иногда и около года.И после этого уже входим в съёмочный период. Обычно такое кино снимается намного дольше, но мне нравится работать быстро, чтобы не растрясти энергию. Поэтому ещё порядка полугода у нас уходит на подготовку проекта: подбор костюмов, актёров, локаций, разработку визуальных эскизов.

С таким количеством компьютерной графики, как в «Аванпосте», нужно обязательно заранее проработать все решения. У нас в фильме примерно 2250 кадров разной длины — из них в 1400 есть визуальные эффекты. Грубо говоря, 70% общего хронометража фильма сделано с применением графики. Часто дело касается локаций: где-то нам надо, например, заменить стену надстройкой мира, который мы придумали. Все эти вещи нужно заранее продумать, протестить и нарисовать эскизы, чтобы понимать, как уже на площадке со всем этим взаимодействовать.Плюс в нашей истории много экшена. Мало того, что это фантастическое кино, оно ещё и военное, — а военные картины снимать очень тяжело. Это постоянная стрельба, грязь, слякоть, дымы, огонь, каскадёрские трюки, огромное количество массовки, армия на армию бежит. И разыграно это с фантастическим оружием и роботами. Всё нужно продумывать: что каким образом будет двигаться в фильме, где-то за счёт графики, где-то — с помощью аниматроники.В Голливуде на съёмках таких фильмов часто помогают реальные военные — например, с «Трансформерами» или «Топ Ганом». И часто Министерство обороны ставит какие-то условия и ограничения по контенту. Было ли нечто подобное с «Аванпостом»?Ну, если в сюжете есть танки и бронетранспортёры, то без Министерства обороны не обойтись — такую технику в частных руках не найти. Но вообще нам повезло: оказывается, в Минобороны многие знают и любят «Гоголя». Поэтому, когда они услышали, что мы снимаем фантастический военный фильм, они сами предложили свою помощь, чтобы армия у нас выглядела футуристично и интересно. Им ведь тоже хотелось бы, чтобы у нас получилось снять стильное кино, — это для имиджа армии не в минус.

По сути, участие Минобороны ограничилось консультацией и помощью с организацией техники. Нам не ставили серьёзных ограничений, за нами никто специально не следил с цензурой или какими-нибудь своими задачами. Военные абсолютно не вмешивались в сценарий. Они только дали нам несколько советов по тому, как должна действовать армия в той или иной стратегической ситуации. Часть рекомендаций мы смогли реализовать, другие пришлось проигнорировать по художественным соображениям.При этом мне важно добавить, что, хотя это и военное кино, по своей сути оно антивоенное — как, мне кажется, и должно быть в этом жанре. Мы снимаем не про то, какие крутые пушки у солдат. Вот вы упомянули «Топ Ган», а я его как раз недавно посмотрел. Это ведь известная история, что данный фильм снят по заказу Министерства обороны США, они сами утверждали сценарий, и там это видно. Это одна большая реклама армии: идите к нам, тут круче, чем в колледже! В «Аванпосте» таких задач не стояло. Просто получилось, что главными персонажами у нас выступают ребята, попавшие на передовую.

«Первый свой фильм я снял в одиннадцать лет»

Как думаете, есть ли у российской фантастики своя специфика, которую может понять только отечественный режиссёр, с «нашим» взглядом и опытом?Нет, я считаю, что российская фантастика легко может быть экранизирована за рубежом. Хотя, наверное, каждый случай надо разбирать отдельно. Скажем, в романе Евгения Замятина «Мы» неважно, где происходит действие, — и сам Джордж Оруэлл говорил, что вдохновлялся им при создании «1984». В одном из своих писем он признавался другу, что недавно прочитал роман одного советского писателя и, мол, эта книга поможет ему в работе над его собственной.А вот если говорить, например, о братьях Стругацких, то там больше аллюзий на конкретный советский режим — в их фантастическом мире это главный антагонист. И, думаю, нужно быть с этим режимом хоть как-то знакомым, чтобы вторые и третьи планы такой истории работали.Но ещё вопрос, насколько в современном мире нужно, чтобы они работали. То есть я понимаю, что это была важная система кодов для советской оппозиции в период её существования. Но сейчас мы можем воспринимать эту литературу вне актуальных вопросов того времени, сосредотачиваясь на тех, что актуальны всегда. И, может быть, здесь взгляд иностранного режиссёра как раз не будет отвлекаться на отсылки к Сталину и чекистам, а точнее ухватит понимание вечного. Хотя, допустим, американский «Солярис» — намного более невзрачное произведение, чем фильм Тарковского. Но это никак не дискредитирует всех американских режиссёров.

Если позволите, личный вопрос: как именно вы пришли в кино? Что вас привлекло в эту индустрию? Ведь работа здесь тяжёлая и часто выматывающая.Так получилось, что первый свой фильм я снял в одиннадцать лет. Я сам из Екатеринбурга, и, когда я останавливался у моего старшего двоюродного брата, мы, по сути, играли в кино. У нас была любительская камера, и мы снимали ужастики и драмы с детьми на главных ролях. Мой первый фильм был про тяжёлые будни сантехника, от которого ушла девушка. У него не хватает денег на квартплату, он напивается в баре, дерётся там и потом убивает бармена, когда узнаёт о смерти своих родителей. В конце попадает в тюрьму и кончает жизнь самоубийством. (Смеётся.) Вот такое вот кино для одиннадцатилетнего ребёнка.Это всё теперь, по прошествии времени, смотрится очень смешно и мило. Я потом в какой-то момент на третьем курсе обучения осмелился показать этот фильм своему мастеру, Сергею Александровичу Соловьёву, и он сказал: «Знаешь, мне кажется, это лучшее из того, что ты пока снял». Я даже подумывал потом о полнометражном ремейке этой истории в духе неореализма, но пока не случилось.При этом я понимал, что мои детские друзья это делали просто по приколу. Их становилось всё тяжелее организовывать, — а мне действительно хотелось работать на результат. И вот я стал снимать фильмы сам. Например, сделал историю про то, как человек покончил жизнь самоубийством и разделился где-то внутри своего лимба на несколько личностей. И, собственно, я играл все роли и сам работал с камерой. При этом в фильме были и драки, и любовные сцены, и я со всем умудрился справиться.Я подумал, что было бы классно превратить это в профессию и чтобы этому где-нибудь учили. И кто-то мне сказал: ну, вообще-то, существует ВГИК, и это действительно профессия, а не просто развлечение. Родители, конечно, попереживали, но решили мечту мою не обламывать, а помочь мне в этом состояться. Так что в семнадцать лет я сразу после школы поступал во ВГИК, больше никуда не пробовался. Трясся на экзаменах и уже видел, как иду в армию. Но всё получилось.

И после этого в 2011 году вышли «Самоубийцы»…Да, причём их я снимал, ещё учась во ВГИКе. То есть вместо пятого курса института я уже работал над полным метром. Обычно снимают короткометражный диплом, но мне подвернулась такая возможность, и в итоге я защищался полнометражной картиной, что редкость.С тех пор прошло восемь лет, и за это время вы сняли четыре сериала и восемь полнометражных фильмов. Вы постоянно в работе! Поделитесь профессиональным советом: как не выгорать в российском кино?У меня есть правило: не брать проекты, которые мне не интересны. При выборе фильмов я учитываю два критерия. Во-первых, я должен сам им загореться и найти там что-то, что мне не терпится снять. А во-вторых, мне важно верить в амбициозность проекта. Бывает, что хочется снять простую человеческую историю, но я понимаю, что потрачу на этот фильм год своей жизни, а увидят его в итоге полтора зрителя. Может, когда-нибудь я приду к таким картинам, но сейчас я в погоне за амбициями и в интересах своей карьеры выбираю проекты, которые найдут отклик у массового зрителя.Что касается выгорания, у меня был период, когда нужно было работать над несколькими проектами одновременно. Например, фильм «Иерей-сан» и сериал «Саранча» снимались параллельно: у меня закончился один съёмочный период и через неделю стартовал второй, а потом надо было всё смонтировать. Мне тогда не хотелось пропустить ни одной потенциально интересной работы, но потом действительно наступил момент выгорания. И я взял себе паузу в десять месяцев — благо уже мог себе это позволить. Не работал, не читал сценариев, путешествовал и отдыхал, играл в компьютерные игры. Хотел снова почувствовать голод к профессии. И как-то на этом моторе я до сих пор живу.Наверное, важно иногда делать такие паузы, — хотя, возможно, и не в десять месяцев. Такой уж я человек: если за что-то берусь, то уж максимально. Со всем рано или поздно наступает пресыщение. И нужно уметь проголодаться: по профессии, по еде или по любимому человеку.