Наталия Осояну «Перо из крыла феникса» (часть первая)

— Тако! Эй, шкипер! Глянь, какую интересную рыбку я поймал!Северо-западный ветер — который в Сарме называли ветром перемен, поскольку он приносил дурную погоду из Меррского котла, — крепчал с каждой секундой, и это означало, что вот-вот грянет буря. За долгую-предолгую жизнь рыбак по имени Тако пережил множество бурь, и еще одна его совсем не пугала. Но все-таки стоило принять меры, затянуть потуже пару-тройку узлов, кое-что убрать с палубы в трюм, а уж потом отвлекаться на всякие мелочи вроде Унаги с его рыбками.«Верная», лодка Тако, была старой — куда старше, чем он сам. До него ею правили четыре других навигатора, но ни с одним из них она не бороздила моря столько, сколько с ним. Много лет они со всем справлялись вдвоем, и лишь недавно, устав от навязчивого внимания соседей и непрошеного сочувствия приятелей, Тако взял себе в помощники высоченного и очень сильного парня, про которого все говорили, что он тупее медузы, — взял просто так, не привязывая к себе и к лодке. Унаги оказался вовсе не тупым, и они втроем довольно быстро привыкли друг к другу. Но иногда Тако слегка жалел, что не может, как в прежние времена, побыть наедине с «Верной» — ведь на самом-то деле им никто не был нужен.~утреннее солнце золотит крыши рыбацких хижин~~ласково плещутся волны~~ корабли покачиваются у причалов как будто танцуют танцуют танцуют…~~Спасибо, родная. Я тоже тебя люблю.~— Шкипер, ты бы поспешил, а то рыбка сдохнет.— Забери тебя кракен… — зарычал Тако, оборачиваясь, и осекся.Здоровяк держал за шиворот утопленника — точнее, еле живого от жажды, многочисленных синяков, ушибов и солнечных ожогов мальчишку лет двенадцати, который угодил в одну из сетей вместе с двумя десятками толстеньких красноперых крылаток. «Верная» находилась в открытом море, и выловить здесь такую рыбку было, без сомнения, вещью из ряда вон выходящей. Впрочем, Тако хватило одного пристального взгляда, чтобы во всем разобраться.Разобравшись, он заорал:— Унаги, крабья твоя башка! Ну почему ты сегодня не спал на ходу, как делаешь всегда? Почему не мечтал, как вечером у Бассары в таверне будешь пиво хлестать кружку за кружкой, а? Почему вместо этого ты пялился, куда не надо, и поймал рыбу, какую ловить нельзя?!От этой гневной речи парень обомлел и заморгал, словно прыгунец, сиганувший поперек лодки и повстречавший на пути мачту или другое препятствие. Но Унаги-то не был глупой рыбой, он почти все время проводил рядом с Тако и знал о происходящем в порту и окрестностях не меньше, чем старый рыбак; просто ему для нужных выводов понадобилось больше времени.— Башня… — тихонько проговорил он наконец. — Укуси меня краб…Отсутствие любопытства — отличное качество, особенно в то нелегкое время, когда ветер и волны предвещают скорое начало если не войны, то большой смуты. С того самого дня, как жители Сармы, маленького города с довольно-таки темной репутацией, узнали, что в далекой столице Империи схвачен и казнен по обвинению в государственной измене феникс Марко Фейра, Пламенный Князь, все они сделались очень нелюбопытными, и временами казалось, что Сарму окутало плотное покрывало, заглушавшее смех, песни и беззаботную болтовню. Они молчали, выжидали и присматривались друг к другу, особенно к морякам, которым доводилось бывать во владениях мятежного князя. Впрочем, к Тако это не имело никакого отношения, ибо он в Огненные земли давно уже не заглядывал, а если и заглядывал, то совсем ненадолго. Разве ящик-другой табака из Фого — достаточный повод, чтобы обвинить его в пособничестве мятежному клану? Да над таким предположением даже рыбы посмеются.Вдобавок Тако не любопытен и не спросил имени того, кому продал табак.Вот и три дня назад он не проявил ни малейшего любопытства, когда в северной части Сармы вдруг раздался страшный грохот, словно выстрелили из заряженных звездным огнем пушек, коих в маленьком провинциальном городишке отродясь не бывало. Ну, громыхнуло и громыхнуло, подумаешь. Тако и Унаги как раз перетаскивали из портового склада в трюм «Верной» ящики с товаром, который подрядились отвезти в Огами, раз уж Меррская мать, за что-то рассердившись на сармийцев, наслала на них холодные течения, прогнавшие всю мало-мальски ценную рыбу. Тако утомился — возраст, что поделать… и, присев на один из ящиков, достал свою любимую трубочку. Он знай себе курил и грел на солнышке старые кости, а мимо шли люди, переговариваясь о случившемся. Через некоторое время в сетях, которые Тако раскинул, запуталось достаточно слов, чтобы он во всем разобрался, не сходя с места.Взорвалась, разумеется, Башня — об этом рыбак догадался и без подсказок, потому что в Сарме не было жилища, чей хозяин занимался бы более странными и темными делишками (в городе контрабандистов это означало скорее комплимент, чем приговор, но только не в смутные времена). Лейст Крейн — так звали владельца Башни — был вороном-алхимиком, а это означало, что все его уважали и боялись, но испытывали примерно столько же теплых чувств, сколько красноперая крылатка испытывает к сковороде, на которой ее собираются зажарить. Вороны вели себя с людьми гораздо приветливее, чем прочие небесные дети, магусы, — они не зазнавались, не издевались попусту, помогали чем могли и брали за помощь разумную плату. Хотя вблизи от людей жили только птицы с самых нижних жердочек, а то и вовсе бескрылые, — пресловутый Лейст Крейн принадлежал к боковой ветви раскидистого вороньего древа, довольно хилой и не пользовавшейся особым влиянием ни в семье, ни в Империи, — земные дети все равно были многим обязаны алхимикам. Но любовь, как известно, штука сложная, а ее младшая сестра — привязанность — ничуть не проще, и потому никто Лейста Крейна не жалел. Ворону — вороново.С его учеником дела обстояли лишь самую малость получше.Мальчишка появился в Сарме несколько месяцев назад, и Тако даже успел с ним как-то раз столкнуться на рынке. Кристобаль — так его звали — был худым и нескладным, точно вывалившийся из гнезда птенец, и очень нелюдимым. Он проводил в Башне едва ли не больше времени, чем сам Лейст Крейн, ни с кем из портовых сорванцов не свел знакомства, и оттого никто из сармийцев понятия не имел, откуда у ворона вообще взялся ученик и чему он учится в Башне. Имя — вот и все, что они про него знали, да еще имелась забавная примета, в правдивость которой Тако не верил, пока сам не увидел: правый глаз Кристобаля был синего цвета, а левый — зеленого.Левый глаз теперь заплыл, запекшаяся кровь склеила веки. «Уцелел или нет? — подумал Тако, почесывая в затылке. — Если нет, то даже лучше. Жить можно. Одноглазых немало, а вот разноглазые — большая редкость. К кракену такую примету, в самый раз для объявления о награде… тьфу!»Ход собственных мыслей не понравился старому рыбаку, и он нахмурил брови.— Говорят, к Крейну заплыли три рыбки в черном, — проговорил Унаги негромко, словно опасаясь, что кто-то их услышит. «Утопленника» он при этом без особых усилий продолжал держать на вытянутых руках. — Они ушли — и Башня рванула, словно ее напичкали звездным огнем… Думаешь, это были цепные акулы?— Кто ж еще? — мрачно отозвался Тако. — А теперь мы с тобой растопырим плавники и станем ждать, кто первый подплывет, разинув пасть…— Эйэй, не гони волну! — воскликнул Унаги, впервые повысив голос на старшего товарища. — Ты ведь сам знаешь: что в море случилось, то в море осталось. Только вот… мне как-то жаль отправлять мальчишку к крабам. Он ведь чудом выжил. Может, Эльга уберегла?— Эльга, как же! — фыркнул Тако. — Уж скорее сам Великий Шторм.У него теперь не осталось сомнений, что этот Кристобаль — магус.Высшие силы — Светлая Эльга, многочисленные боги, в которых сами магусы верили и не верили, а может, и Великий Шторм собственной персоной — щедро наделили небесных детей самыми разными подарками, но если их особенным дарам мало кто завидовал всерьез, ибо с тем же успехом можно было завидовать солнцу или луне, то вот железное здоровье магусов и жизненный срок, стремящийся чуть ли не к бесконечности, уже три тысячи лет заставляли детей земли скрипеть зубами, тоскливо вздыхать и ронять горькие злые слезы от бессилия пред ликом судьбы, отсчитывавшей их собственные года, дни и минуты с видом сквалыги-ростовщика. Эльгиниты усердно воспитывали в прихожанах смирение, но слушали их только те, кому редко приходилось встречаться с магусами. То есть считаные единицы.— Шторми твою мать, я не хочу неприятностей, — сказал Тако. — Я всего лишь… рыбак. Как и ты. Понимаешь, чем это может закончиться? Когда цепные акулы пронюхают, что случилось, они придут за нами… или сразу же пришлют щупачей. Тебе очень хочется, чтобы кто-нибудь поковырялся в твоей башке и узнал обо всем, что там спрятано?— Если мы его бросим, он угодит прямиком на Крабьи луга… — гнул свое Унаги. — От трех дней в море без еды и воды даже магус подохнет, и не сомневайся…— Да знаю я, знаю! — раздраженно воскликнул старый рыбак. — В моей груди — живое сердце, а не выеденный моллюск! Опусти его на палубу, медузий сын, ему же больно!Унаги с непривычной и трогательной аккуратностью положил свой «улов» на палубу «Верной», а та, мгновенно выпустив из основания мачты невидимое щупальце, самым кончиком потыкала мальчишку, который по-прежнему был без сознания. Раз, другой… Что же ее так заинтересовало? Кристобаль казался мертвым — лишь особое чутье нашептывало Тако, что несчастный юный магус все еще дышит, что сердце его пока что не перестало биться. «Бедняга…» — подумал старик, смягчаясь, и вдруг заметил кое-что весьма неожиданное.— Ого, — растерянно проронил он и прищурился. — Интересный нарисовался курс. Так вот как ты выжил, птенчик…— Чего-чего? — спросил Унаги.Вместо ответа Тако рванул к правому борту и взмахом руки поманил помощника за собой.Совсем рядом с «Верной» обнаружился фрегатик длиной в три локтя, с чуть великоватым парусным плавником и огромными разноцветными глазами — зеленым левым и синим правым. Существо до смешного усердно работало всеми прочими плавниками, стараясь не отстать от «Верной», такой большой, такой сильной… и чутьчуть сердитой. Так сердится, пряча истинные чувства, увядающая прелестница при виде молодой девицы, еще толком не осознавшей силу своей красоты.Душесвязь между юным живым фрегатом и лежавшим на палубе мальчишкой казалась слабой, едва заметной, но Тако знал, что на самом деле она крепче всего, что только можно себе вообразить. Ни огнем, ни мечом ее не взять.Совсем как истинную дружбу. Или любовь.

В маленьких портах чужаков не жалуют.Право слово, ничего удивительного. В городишках, где все жители знают друг друга с детства, незнакомцев считают опасными. Приходится соблюдать осторожность, если хочешь сохранить голову на плечах, особенно если где-то не столь далеко идет война, и даже те, у кого есть все на свете, кроме крыльев, не могут с уверенностью утверждать, что на следующее утро проснутся в своих постелях, а не в Небесных садах или — кто его знает? — посреди Крабьих лугов.— Я ж тебе говорил… — с довольным видом заметил рыбак, ткнув локтем в бок товарища, с которым они драили палубу небольшого корабля. На пристани было совсем мало народу — все живые существа в здравом уме попрятались от полуденной жары. — Опять приперлись. Ну что им неймется? Неужели так трудно уразуметь, что мы не какие-нибудь тупые крабы и понимаем, что к чему…— Шторм их скоро сцапает, — уверенно сказал второй рыбак. — Упрямые рыбы попадают не в сети, а прямиком на Крабьи луга — так уж заведено.— Не призывай Его, тупица, — проворчал первый. — А ну работай, хватит болтать.«Упрямые рыбы», о которых говорили рыбаки — высокий стройный мужчина и женщина необыкновенной красоты, с роскошными черными волосами, — как раз вышли из безымянной гостиницы, единственной в Огами, и направились к докам вдоль причалов, где дремали маленькие фрегаты, купаясь в лучах солнца.Эти двое прибыли в эту дыру две недели назад на большом рыбокорабле под названием «Морская звезда» и ни с кем не поделились причиной, которая вынудила их остаться. Не было никаких сомнений, что остались они против воли, — скорее всего, их просто вынудил сойти на берег навигатор, разузнавший то, о чем жители Огами начали догадываться уже к исходу первого дня. Чужаки выглядели слишком хорошо во всех смыслах: слишком прямые спины, слишком благородные лица, слишком безупречные манеры, слишком добротная, пусть простая и поношенная, одежда. «Только крыльев за спиной не хватает», — говорили о таких, посмеиваясь. Говорили за спиной, ибо всех без исключения магусов неимоверно бесили любые шутки о крыльях.Магусы, которые никому не признавались, что они магусы, выглядели очень подозрительно, и жители Огами, предпочитавшие держать ушки на макушке даже в мирные времена, сделали все возможное, чтобы не связываться со странными гостями. Так и получилось, что они застряли в маленьком порту на целых две недели, и все шло к тому, что придется им тут сидеть еще очень-очень долго.«Капитана на борту нет, а я ничего не решаю, уж простите».«О, я извиняюсь, но мы идем не в Гармсиль, а совсем в другую сторону».«Гармсиль? Нет-нет, нам в… Ламар! Вот ведь незадача…»«Пассажиров не берем».«Я бы с радостью, но есть правило — женщин на такие маленькие корабли брать нельзя. Вы уж простите…»«Светлая Эльга знает, я бы хотел помочь, но…»«Увы, нет».«Жалко вас, но…» — Мне вас жалко, — сказал бродяга, прятавшийся от яростного полуденного солнца в тени склада. Он был очень старый и худой как рыба-игла, а тень оказалась достаточно густой и длинной, что они бы его и не заметили, сиди он по-прежнему тихо. — Ох, как же мне вас жалко-то, — повторил бродяга с ухмылкой.Из его глазниц торчали крабьи глазки-бусинки на стебельках, и был он слепым — по крайней мере, об этом в первую очередь подумал Кайрен, борясь с приступом тошноты. Он глянул на Лару, ожидая, что она испугается или хотя бы побледнеет, но лицо невесты оставалось таким же бесстрастным, как и весь последний месяц, на протяжении которого она почти не покидала свою Внутреннюю библиотеку. Он ощутил легкую жалость — ну надо же, она не увидит такую диковинку. Очарованные морем встречались редко, особенно явные, как этот бедолага, — их уже не убивали, как двести лет назад, но дети моря по-прежнему боялись всех прочих детей.— С чего вдруг тебе нас жалеть? — спросила Лара, и Кайрен вздрогнул от неожиданности. Выражение ее лица не изменилось, но глаза заблестели от присущего всему их роду любопытства. Это были первые слова, которые он услышал от нее за последние пять дней, и самая длинная фраза за целый месяц. Ее голос звучал чуть хрипло.— Солнце светит ярко, — сказал бродяга, шевеля жуткими глазами. — Соль такая горькая. И они близко…— Кто близко? — спросила Лара.— Они близко, — повторил он, словно не понимая вопроса. — Они будут полосовать вас когтями, выпьют глаза, высосут кости. Так они всегда поступают с маленькой и беззащитной добычей.Какого бы ответа Лара ни ждала, услышанное не могло не повергнуть ее в дрожь. Кайрен взял невесту за руку — пальцы были холодные и влажные. «Два чуда за день, — подумал он. — О Светлая, прости меня, но я прошу еще об одном…»Обращаться к Светлой Эльге даже в мыслях было богохульством, ведь они с Ларой находились под покровительством другой богини — Всезнающей госпожи, чьи крылья охватывали день и ночь, свет и тень, жизнь и смерть… ее-то и следовало просить о помощи. Или о милости. Или о том и другом сразу. Но он не боялся богохульствовать и признался бы в этом Ларе, пожелай она спросить.Он крепче сжал ее руку и повел дальше. Миг спустя они услышали, как бродяга бормочет:— Хищные птицы. Они летят. Они уже близко…— Я не сомневаюсь, что он безумен, — проговорил Кайрен просто потому, что не мог молчать.Лара посмотрела ему прямо в глаза и ничего не сказала.Большим несчастьем было застрять в Огами — порту, о котором Кайрен раньше не знал и хотел бы никогда не знать. Маленькие порты ему всегда не нравились, а этот оказался воистину омерзительным. Здесь жил проницательный и подозрительный народ, и, без сомнений, магусов в них признали с первого взгляда. А со второго поняли, что видят магусов-беглецов. Кайрен надеялся лишь на то, что огамийцы не поймут, какая причина заставила их покинуть родное гнездо. Если бы Лара вела себя иначе, они могли бы разыграть влюбленных, которые пошли против воли родителей, но с ее ледяным лицом такой спектакль вряд ли снискал бы успех у зрителей. Его надежда таяла как свеча, с каждым новым отказом все уменьшаясь. Она уже едва теплилась.«Поищите шкипера Ристо, — сказал один моряк. — У него, по правде говоря, в башке временами ветер дует… Но, может быть, он отвезет вас куда надо. Голодный рыбак всякой рыбке рад».А они и впрямь были очень, очень голодны. В ремонтном доке воды было по пояс, и фрегату, который находился внутри, это сильно не нравилось, судя по прищуренным глазам и нервному трепетанию мачтового плавника. Возле правого борта корабля бродил юноша, и всякий раз, когда огромное существо начинало слишком уж сильно волноваться, он прижимал обе ладони к грубой шкуре и что-то неразборчиво бормотал нежным голосом.— Прошу прощения? — окликнул его Кайрен. Других людей видно не было.Моряк поднял голову. На вид ему было чуть меньше двадцати; высокий, широкоплечий, но какой-то… хрупкий, словно лишь недавно оправился после тяжелой болезни или раны. Грязное лицо пересекала повязка, прикрывавшая левый глаз.— Чего тебе? Я занят, разве не видно?— Это «Шустрая»? — За месяцы странствий Кайрен привык не обращать внимание на грубость, если она касалась лишь его одного, но не Лары.— Ну, вроде как она, — сказал молодой моряк и, схватив свисавший вдоль борта трос, взлетел на палубу с быстротой и ловкостью рыбы-белки. — А что, дело есть?— Я хочу поговорить с ее шкипером. Мне сказали, его зовут Ристо.— Вот прям счас шкипер оч-сильно занятой, ага…Кайрен поморщился. Одноглазый прохвост начал безжалостно коверкать слова, как будто знал, что для магуса из их с Ларой клана это хуже ножа, приставленного к шее. «Шустрая» заворочалась, в трюме что-то загрохотало и послышались приглушенные ругательства на два голоса.— …Если и впрямь есть какое-никакое дельце, то придется до следующего раза обождать, — продолжил моряк, вдруг посерьезнев и бросив взгляд на люк посреди палубы. — Места нет совсем, разве что для какой-нибудь маленькой и легонькой посылочки.Кайрен не был моряком, но знал, что у связи с фрегатом есть забавный побочный эффект: все матросы в каждой команде, большой или маленькой, напоминают своего шкипера. В маленьких командах сходство сильней, и в этом нет ничего удивительного. У этого матроса, конечно, в голове дул тот же ветер, что и у навигатора «Шустрой».— Слушай, ты, плавник дохлой акулы! Я пришел говорить со шкипером, а не с…Тут из люка высунулся другой моряк с широким лицом, вымазанным чем-то зеленовато-черным, и копной непокорных темных волос.— Все готово, Ристо, можно поднимать, — пробубнил он.Кайрен застыл.— Очень хорошо, Унаги, — сказал молодой шкипер, кивая своему матросу. Кайрена не предупредили, что Ристо одноглазый; неужели это было так сложно? Нарочно промолчали, подумал магус, стиснув зубы. Глупо было надеяться, что кто-то пожелал помочь ему от чистого сердца, пускай лишь советом. — Мы поднимем нашу малышку, погоди чуток. Я только разберусь с одним хорошим… человеком.Многозначительная пауза не ускользнула от внимания Кайрена, и он напрягся.Шкипер, однако, надел новую маску — теперь он глядел с симпатией и даже сочувствием.— Давайте начистоту, — сказал одноглазый совершенно серьезным голосом, уважительно и с неким намеком на… бóльшую образованность? Кайрен на миг поддался врожденному любопытству — единственному качеству, которое делало его похожим на более удачливых соплеменников. Возможно, померещилось, но это и впрямь могла быть одна из причин, по которым остальные моряки считали Ристо «ветреным». Грамотеев в таких портах не жаловали.— Здешние жители, — продолжил шкипер, — отнюдь не идиоты. Они знают, что вы магусы, и я знаю. Но я еще знаю, что вы… не просто так сбежали из родного гнезда. Значит, как заведено у вашего брата, по следу послали щупачей или цепных акул. А может, и тех и других.Кайрен сглотнул:— О чем это ты?Одноглазый вместо ответа одарил его широкой улыбкой.— Откуда ты… — начал Кайрен.— О, вам должны были сказать, что у меня в голове дует ветер. Горожане правду говорят. Ну так вот, он дует, и приносит разные новости, по чуть-чуть… Но вообще-то я люблю слушать, а не болтать. Так что не переживайте, никому ни словечка не скажу.Он говорил все тише, пока не перешел на шепот, но у Кайрена был отличный слух. Он вздохнул, и одноглазый моряк, явно решив, что разговор окончен, повернулся лицом к противоположной части ремонтного дока, где располагались насосы, и прокричал какуюто заумь, понятную лишь его собратьям по ремеслу. Вероятно, это был приказ, потому что уровень воды в доке тотчас же начал подниматься. Кайрен ждал. Он сам не знал, чего ждет, — Ристо высказался достаточно ясно, и Кайрену он не понравился, так что провести в такой компании дней десять в пути до Гармсиля стало бы весьма непростым испытанием.Когда «Шустрая» поднялась достаточно высоко, Ристо перепрыгнул с палубы на стену, где стоял Кайрен. Вблизи он выглядел постарше — возможно, даже на годдругой старше самого Кайрена. Магус ощущал себя все более неловко, и положение усугублял дерзкий огонек в единственном глазу шкипера. «Как же мне все это надоело», — подумал Кайрен и едва не повернулся к Ристо и его кораблю спиной.— Ты не рыбак, — сказала Лара. Кайрен не услышал, как его невеста пересекла узкий мостик, который вел на стену дока, и подошла к нему, но зато увидел, как резко побледнел шкипер — словно ее слова несли в себе смертельную угрозу. — Ты рыба. Очень маленькая рыбка, которая до смерти боится открытого моря и чудовищ, что живут в его глубинах. Ты не хочешь оказаться съеденным.— Очень точно подмечено! — воскликнул Ристо. Его испуг прошел без следа. Что это было?.. — Можете даже назвать меня трусом, госпожа, я не обижусь. Очень уж толстокож — в общем-то, у меня шкура толстая, как у фрегата, колкости от нее отскакивают. Что ж, если больше вам нечего сказать, мне пора за работу. Даже маленьким рыбкам приходится зарабатывать себе на жизнь, знаете ли.Кайрен посмотрел на невесту. Миг власти, миг силы миновал; теперь она выглядела обычной молодой женщиной — очень красивой и очень печальной.— Пойдем, — негромко проговорила Лара. — Есть время сражаться, есть время любить, и есть время встретить судьбу лицом к лицу. Океан широк, но не бесконечен, и на самом краю Океана ждут двое. Кому ты достанешься — Светлой или Темному? Вот вопрос, на который никто не может ответить, даже та птица, что летает выше остальных.Это, разумеется, была цитата из какой-то книги, что хранилась в ее Библиотеке — священном месте, которого Кайрен, бескрылый, не мог даже вообразить. Он взял ее за руку и повернулся, чтобы уйти, но внезапно, вопреки собственным желаниям, вновь взглянул на одноглазого моряка, своего ровесника.Ристо стоял, скрестив руки на груди. Что-то в его лице изменилось.— Мне проблемы с щупачами, конечно, без надобности, — проговорил он, явно размышляя вслух. — Но, возможно, я и впрямь слишком маленькая рыбка, чтобы меня заметили такие крупные птицы, как они?..Лара закрыла глаза. Кайрен перевел дух.— Это будет непросто, знаете ли. Челнок у меня маленький, троим и то тесновато, а пятеро… — Ристо покачал головой и вместо продолжения стал наблюдать, как уровень воды в доке наконец сравнялся с наружным, открылись воротца и фрегат, неистово работая плавниками, выплыл на волю. На его лице промелькнула нежная, почти отеческая улыбка. Он продолжил: — Что ж, если вы еще не передумали… Добро пожаловать на борт ~Шустрой~~!«…И случилась великая война между Кланами, катастрофа как для детей земли, так и для детей неба. Даже бескрылые, не обладающие особыми талантами, по природе своей сильные воины, а многие из тех, кому эти таланты все-таки достались, почти непобедимы. Всегда было известно, что такие кланы, как Орел, Цапля или Ястреб, способны на поле боя и за его пределами учинить великие разрушения, и они каждым своим поступком доказывали, что слухи не врут. Зато погибали редко, предоставляя эту участь нам, людям, которых они называют “детьми суши”…»Лара Соффио захлопнула книгу и вернула ее на полку.«Способны на поле боя и за его пределами учинить великие разрушения…»Последние шесть месяцев в ее памяти превратились в россыпь разноцветных стеклянных осколков — в остатки прекрасного витража, того самого, который Лара любила с детства. Он назывался «Роза Мира» и включал картины из разных эпох этого мира, а также некоторые сцены, имевшие отношение к Прародине; впрочем, даже Сариен Белая Сова, ее прабабушка, не могла с уверенностью сказать, можно ли им верить. Семь месяцев назад, во время ее помолвки с Кайреном, по всему залу плясали разноцветные блики, порожденные этим витражом в лучах солнца.«Роза Мира» разбилась первой, когда началась война. Прямо посреди собрания, которое в зале проводили старейшины, витраж взорвался, и неистовый дождь осколков обрушился на их головы. Сколько пролилось крови…Насколько знали Лара и Кайрен, их цитадель все еще держалась, хотя говорили, что многие защитники Совиного Гнезда мертвы. Мертвы, как пыль посреди сухого лета. Лара попыталась вообразить, что происходит сейчас в том месте, которое было ей так хорошо известно — в конце концов, она читала более чем о двух сотнях войн, малых и великих. Письма, хроники — и даже бухгалтерские книги, описывающие войну своим странным языком денег, языком цифр. Но эта новая война велась на языке, которого Лара не понимала, и никто пока что не написал о ней.И, наверное, не напишет.Книжная полка — самая необычная вещь, какую только можно обнаружить на челноке контрабандистов. Ларе попадались на глаза моряки, которые таскали за поясом «Заветы Эльги» и время от времени их читали, если нечем было заняться. Но целая полка? Очень странно. И еще более странными оказались книги как таковые, явно собранные не случайным образом, — «Искусство войны на море», «Осада Орлиного Гнезда», «Тактика»…Когда она рассказала об этом Кайрену, он лишь плечами пожал:— Как я и говорил, этот шкипер — самая чудна́я рыбешка в целом океане. Хорошо бы нам не пришлось пожалеть, что мы взошли на борт его корабля.Лара не помнила, что именно ее жених говорил о Ристо. Бо́льшую часть времени она проводила, читая и перечитывая бесчисленные книги, хранившиеся Внутри, и они стали ее спасительницами в широком море скорби, которое они с Кайреном так отчаянно пытались пересечь. Лара втайне думала, что это море не имеет края, — но, впрочем, она всегда могла начать заново с той первой книги, которую взяла с полки в своей Внутренней библиотеке больше тридцати лет назад.Книги шкипера там тоже были — и она все читала, — но оказалось приятно держать их в руках, листать, чувствовать шероховатости на переплете. Ристо явно берег их от влаги, плесени и прочих опасностей морской жизни. Он их любил так же сильно, как она, — это было совиным качеством. Лара улыбнулась против собственной воли и, мгновение поколебавшись, взяла с полки томик, от которого по спине пробежали мурашки.«Соль и пепел» — та самая книга, которую она цитировала в Огами, возле дока.Маленькая и потрепанная, даже слегка обгорелая по краям — словно случайно уцелела во время большого пожара. Но бумага была хорошего качества, и текст — не рукописный, а отпечатанный на краффтеровской машине, так что ущерб оказался не очень серьезным, бери и читай. Никто не знал, кто автор этого памфлета, открыто нацеленного против Цапли-над-цаплями, Птичьего владыки, капитана-императора Аматейна; по слухам, крамольный текст написал какой-то младший феникс, возможно, бескрылый, достаточно незначительный, чтобы избежать внимания цепных акул, и достаточно умный и образованный, чтобы избрать столь изысканный способ мести за свой уничтоженный клан. Книга быстро сделалась популярной, цитаты из нее передавались из уст в уста. Вероятно, автор оставался неизвестным по той простой причине, что кончил так же, как и бо́льшая часть экземпляров книги, — в костре на площади. Лишь немногие фениксы не боялись огня, да и тем не удалось скрыться от гнева его величества.Лара открыла книгу наугад.«Богатство не имеет значения, сила не имеет значения, власть не имеет значения. Знай, что важны лишь соль и пепел, только и всего. Соль в крови и соль в слезах, а в самом конце — пепел. Насколько широк размах твоих крыльев? Как высоко ты летаешь? Как долго живешь? Все это не имеет значения, ибо соль горька, а те, кто летают, кровью истекают так же, как те, кто ходит по земле».Каюта шкипера теперь принадлежала ей. Несомненно, Ристо весьма сердился на самого себя из-за того, что поддался сочувствию и взял их на борт. Тем не менее он с веселым удивлением отметил, что Кайрен не присоединился к ней в каюте, и пришлось объяснять, что они еще не муж и жена. Его товарищи-моряки явно сгорали от любопытства, но вопросов не задавали.Их было двое. Первый, Унаги, выглядывал из люка, когда они повстречали Ристо в сухом доке. Он был на год или два старше шкипера, но относился к нему покровительственно, словно к очень юному и непутевому брату. Вообще-то оба моряка казались старшими братьями этого одноглазого нахала, но Велин-целитель был на самом деле гораздо старше — лет тридцати пяти или, может, сорока. Такой возраст Лара могла воспринимать лишь умозрительно, и целитель парадоксальным образом казался ей больным.И еще, разумеется, был сам корабль — «Шустрая», одномачтовый челнок с разноцветными глазами: левый — зеленый, а правый — синий. Слегка непривычно, однако Лара повидала немало фрегатов и читала о множестве других живых кораблей. Она знала, что фрегат Золотого Императора, «Золотая бабочка», получил имя благодаря отблеску на парусах. Она знала, что некоторые фрегаты светятся, а некоторые поют. Знала, что фрегаты клана Буревестника умеют предсказывать шторм.Ребенком она засыпа́ла вопросами гостивших у отца навигаторов. Ее интересовало все. Как рождаются фрегаты? Похоже, это было никому не известно. Они просто появлялись из океанских глубин и туда же уходили, заканчивая свой жизненный путь. Чем отличаются корабли-самки от кораблей-самцов? По малолетству она не понимала, до чего это неудобный вопрос и почему он заставляет моряков смеяться, а лорда Сову — хмурить брови в притворном гневе. Лишь научившись забираться по лесенке на более высокие уровни Внутренней библиотеки, Лара узнала, в чем дело. Различия между фрегатами, связанными с женщинами и мужчинами, и впрямь существовали, однако не были заметны внешне и никто не мог точно сказать, в чем именно они заключаются.«Шустрая» отнеслась к ее присутствию на борту спокойнее, чем рассчитывала команда. Прочитать истинные эмоции шкипера по его лицу мешала повязка, а физиономия Унаги была совершенно непроницаемой, но зато Велин не скрывал своих чувств. Они боялись, что случится… что-то. Лара знала правила — на малых кораблях с навигаторами-мужчинами не привечают женщин, их присутствие влечет за собой опасность столь же малопонятную, как различия между самцами и самками фрегатов. И поэтому, когда Велин вздохнул с облегчением, Ристо изобразил подобие улыбки, а Унаги хмыкнул, она сказала себе, что все будет хорошо.Но ошибалась. «Шустрая» летела вперед и вперед, быстрая как рыба-белка, быстрая как ветер, быстрая как мысль. От водяных брызг платье Лары промокло — последнее оставшееся у нее платье, простое, но красивое, — но ей было наплевать. На миг она почувствовала себя почти счастливой, словно ничего не случилось, и окно-роза все еще цело, и никому не пришлось вытаскивать из ран осколки. Она посреди океана, она свободна. Она… сама по себе?Вот уж нет.— Если позволите, я бы напомнил, что ветер холодный, и в мокром платье вы замерзнете быстрее, чем можно предположить, — проговорил Велин, приблизившись. — Нам предстоит еще несколько дней пути, и мне не хотелось бы…Он замолчал, как будто смутившись.— Я не заболею, — сказала Лара, понимая, что ей пытаются сообщить. «Не простужайтесь, иначе мне придется открыть ваш разум и прочитать его как книгу, без уважения к секретам». — А если и заболею, то не тяжело. Не думаю, что мне понадобятся услуги целителя.Он благодарно кивнул.— Кстати, — продолжила Лара, — если не возражаете, я задам один вопрос. Вы целитель, а целители читают людей почти как чайки-чтецы — те, кого вы чаще называете щупачами. Таким как вы хорошо платят, и найти достойную работу им не трудно. Почему же…Она поколебалась, и Велин тихонько рассмеялся:— Кажется, моя очередь заканчивать фразу. Что ж, все очень просто: шкипер — мой друг. Унаги — тоже мой друг, но шкипер… я однажды спас ему жизнь. Я это делал несколько раз, но в ту нашу первую встречу между нами чтото возникло, какаято связь. Так бывает. Можно сказать, он мне как брат. И я его не брошу ради денег или лучшей жизни.— Извините, если я вас обидела.— Я ничуть не обиделся! — Велин продолжал добродушно улыбаться. — Я отлично понимаю, как глупо это с вашей точки зрения. Но… так уж вышло. Мы в одной команде. Такими вещами не пренебрегают.Для Лары это были просто слова, и она кивнула, понимая, что целитель больше ничего не сможет объяснить. Посмотрела в сторону кормы — там Унаги и Ристо играли в игру, напоминавшую знакомые ей шахматы. У носа лодки сидел Кайрен и медитировал с закрытыми глазами или просто притворялся, что медитирует. Ведь у него не было своей Внутренней библиотеки.«Мы в одной команде…»Это ведь просто фигура речи, верно?— Велин, на западном горизонте чтонибудь видно? — спросил Ристо, не поднимая головы от игровой доски. — Не хочу отвлекаться, иначе Унаги сожрет моего «шарката».Лара расслышала в его голосе тревожные нотки. Велин их тоже заметил — или, может быть, шкипер передал ему совсем другой мысленный приказ? — и, нахмурившись, подошел ближе к фальшборту, прикрыл глаза ладонью от солнца. Лара ничего не видела — лишь море и редкие облака в небе, — но миг спустя движения целителя сделались напряженными, сигнализируя о беспокойстве с настойчивостью маяка перед началом шторма.— В чем дело? — спросила она тем голосом, каким магусы обычно разговаривают с детьми суши.Велин поколебался.— Понимаете, «Шустрая» — особенный фрегат. Она… склонна шутить, и время от времени шутки у нее коварные. Но не опасные! Просто досадные. Она как ребенок.— Балованный ребенок, — уточнил Ристо.— А кто ее разбаловал? — парировал Велин. Это было похоже на напоминание о каком-то событии, известном троим членам команды, потому что Ристо и Унаги ухмыльнулись, но сам целитель остался серьезным. Он повернулся к шкиперу, помрачнев. — Ристо, помоему, на этот раз она не валяет дурака. Возможно, ктото и впрямь преследует нас.Лара почувствовала озноб.Шкипер вскочил и подошел к фальшборту так, что его слепой глаз оказался со стороны Лары, и ее в очередной раз передернуло. Она ощутила вспышку гнева. Да кто он такой, чтобы выводить ее из себя, нарочно демонстрируя свое увечье? Но это чувство было мимолетным; у нее появилась более важная проблема. Почему они так уверены, что загадочный невидимый фрегат на горизонте преследует «Шуструю»? Океан ведь так широк…— Что она тебе сообщает? — спросил Велин.Лара не поняла вопроса, но потом Ристо заговорил, тихо и хрипло:— Фрегат-ловец, идет под всеми парусами. Голодный и злой на своего навигатора, потому что тот гонит его без жалости. Настойчивый. И движется в точности тем же курсом, что и мы.— Откуда вы все это знаете? — против собственной воли спросила Лара. Ристо повернулся к ней, а потом бросил взгляд на подошедшего к ним Кайрена. — Как вы могли все это узнать? Или это представление для того, чтобы выбить из нас побольше денег? Вы не…— Я не из таких, — перебил шкипер. — И давайте не будем ходить вокруг да около: вы понимаете не хуже меня — это за вами погоня, а не за ~Шустрой~.— Как ты себе… — начал Кайрен, но Ристо опять позволил себе перебить магуса.— Я на этом корабле навигатор, а не мертвый груз, и знаю все, что должен знать. Пусть иной раз до меня долго доходит. Я сразу понял, что вы опальные небожители, но теперь думаю, что упустил пару важных деталей. Итак. К какой же из обреченных семей вы принадлежите? Ласточки? Пересмешники? Белокрылые голубки? Или… хм…— Совы, — сказала Лара, заслужив сердитый взгляд Кайрена. — Мы совы.Велин охнул. Лицо Унаги осталось бесстрастным. Ристо прищурил единственный глаз:— А в чем ваш второй секрет?Лара вздохнула:— Мы единственные, кому удалось сбежать из Совиного Гнезда несколько месяцев назад. Если цепные акулы его величества поймают меня, он прекратит осаду и уничтожит крепость. Я нужна ему, чтобы покончить с кланом бунтовщиков.— Но почему? — с безграничным изумлением спросил Велин.— Дело не в ней как таковой, — мягко проговорил Ристо, глядя на Лару единственным глазом. Выражение лица у него сделалось странное… такое же, как в прошлый раз, в доках. — Дело в ее особенной, драгоценной памяти. Перед вами, друзья мои, принцесса-сова собственной персоной.(Продолжение следует.)