Все линии, разумеется, переплетаются в общем сюжете — но происходит это очень неторопливо. Прежде чем мы узнаем хоть что-нибудь о том, что именно произошло с маяком и его смотрителем Тони Куртейном, нам придётся выдержать бессчётное количество разговоров о жизни, Вселенной и всём остальном, выпить вместе с героями множество чашек кофе и рюмок кое-чего покрепче, не спеша прогуляться по туристическим и прочим маршрутам так любимого автором Вильнюса... Словом, перед нами очередная максофраевская «книга для таких, как я», где тёплая ламповая атмосфера важнее сюжета, а рассуждения о мироустройстве интереснее характеров персонажей: они, по фраевскому обыкновению, даже разговаривают одинаково. Сюжет, лениво ползущий по маршруту «от хорошего к чуть-чуть нехорошему, а затем сразу к прекрасному», также типичен для автора — хотя, надо признать, одна из сюжетных линий, заканчивающаяся самоубийством героя, нетипично трагична и по-настоящему трогает.
В самом устройстве «мира по Фраю» нет ничего принципиально нового: эта система из двух реальностей — типичное романтическое двоемирие, которое вслед за романтиками позапрошлого века полюбили символисты. Один из этих миров — грубый и плотный наш; другой наполнен лёгкостью и радостью бытия, ведомой в нашем мире, пожалуй, лишь детям и блаженным. Город Изнанки с его вечными ярмарками на площадях, танцами на улицах и вечеринками на пляже с бесплатными напитками — настоящий «потерянный рай» детства. Неслучайно Изнанка принципиально отличается от нашего мира тем, что смерть там лёгкая, без боли и ужаса перед подступающей бездной небытия.
Герои, которым дана способность связывать две реальности, также соответствуют романтическим канонам: они либо творцы (художник Альгис и композитор Симон), либо люди, влюблённые в свою работу (экскурсовод Люси, «проводник» через границу реальностей), либо персонажи со странными интересами (турагент Эва, увлечённая темой смерти, или настоящий «городской шаман» Стефан, который общается с духами). И в лучших традициях романтизма между двумя мирами протянут прочный канат, сотканный из страстной тоски по чему-то иному, неизведанному, невозможному и несбыточному. «Потому что только тоской о невозможном, несбыточном жив человек» — эта мысль повторяется в романе на разные лады.
С одной стороны, «Тяжёлый свет Куртейна» можно назвать эскапистским романом. С другой — он перенастраивает оптику, заставляет смотреть на привычный обыденный мир чуть иначе, видеть в нём обещание чуда и приписывать случайные совпадения действию неведомых сил. Это, конечно, всего лишь игра, но читать Фрая, не принимая правил этой игры, просто невозможно.