Елена Хаецкая «Прозаические лэ». Четыре волшебные истории, которых могло быть пять

В «Литературной энциклопедии» (1929−1939) лэ — «фантастическая “новелла настроений”, переносящая действие в неведомые экзотические страны, страны средневековой романтики — во времена короля Артура». В современном же понимании таким словом называется жанр куртуазной поэзии, предполагающий романтический или приключенческий сюжет с фантастическим элементом, зачастую с участием фей. Всё это, безусловно, верно и для «Прозаических лэ» Елены Хаецкой — впрочем, из-за прозаической формы они больше напоминают «Смерть Артура» Томаса Мэлори.Книга состоит из четырёх волшебных историй (автор говорит, что у неё в голове есть ещё и пятая, но та никогда не будет написана). «Прекрасный виночерпий» выглядит как традиционная бретонская легенда о рыцарях Круглого стола, а точнее о сэре Гавейне и его приключениях. Основное её отличие от классических рыцарских историй в том, что непременный зверский пафос тут сочетается с иронией и результат выходит красочным и смешным. Однако после первой новеллы автор далеко уходит от благородных рыцарей с прекрасными дамами и от обычных для них сюжетов. «Фриек и бисклавре» — история о не слишком добром оборотне и его большой, богатой на родственников семье, а ещё о том, что можно научиться принимать в человеке волчье. «Спящая Валентина» — сказка о мифических существах, волшебных предметах, спящей красавице и фее-крёстной. Она получилась весьма смешной, а «Огненные курганы», сага о правителях Гардарики, о непобедимой и жестокой деве и о мести, — самой злой новеллой из сборника.Воспринимать эти лэ как серьёзную стилизацию под средневековые легенды, прямо скажем, не стоит. В них вообще нет ничего особенно серьёзного, нет обязательного осмысления религиозности, нет великих целей, нет никого безупречного и даже прекрасного. Персонажи живут обыденной по своим меркам жизнью и пытаются выпутаться из ситуации, в которой случайно оказались, а вовсе не ищут Святой Грааль. Автор, во-первых, от души потешается над героями и над тем, в какие они попадают обстоятельства, — причём местами выходит очень смешно, — а во-вторых, заимствует узнаваемые элементы из огромного количества источников (очень по-средневековому, кстати! ) и щедро рассыпает их по тексту.Впрочем, окончательно превратиться в литературную игру этим историям не позволяет царящее в них ощущение неизбежности чуда. Мир всех героев «Прозаических лэ» огромен и неизведан, они готовы встретиться с чем и с кем угодно и принять любую участь. В этом мире есть место любым волшебным существам, прекрасным или отвратительным, и любой магии, чудесной или страшной.В том и заключается основная «средневековость» новелл, а вовсе не в антураже.