#Паоло Бачигалупи #Навола #отрывок #отрывки

Читаем книгу: Паоло Бачигалупи — Навола

23 марта 10:00

2124

16 минут на чтение

На русском языке выходит «Навола» — первый за семь лет роман Паоло Бачигалупи, автора знаменитых произведений «Заводная» и «Водяной нож», и первый в карьере автора опыт работы в жанре фэнтези. А заодно — одна из самых ожидаемых книг года по версии нашего журнала. Публикуем на сайте третью главу романа, в котором главный герой, юный Давико ди Регулаи, получает один очень важный урок.

Другой мир. Другое солнце. Другие боги. Другое прошлое. Но так много сходства с прошлым нашего мира.

В Наволе, процветающем торговом городе-государстве, власть принадлежит нескольким олигархическим семьям. Самая успешная из них, ди Регулаи, раскинула свои щупальца по всему миру. Ее престиж, влиятельность и богатство грандиозны, но защищать их приходится, не считаясь ни с какими жертвами.

Юному Давико ди Регулаи судьбой определено унаследовать «невидимую империю», и уже сейчас он подвергается беспощадным испытаниям на пригодность к этой миссии. Его экзаменаторы — не только родная семья и ее союзники, но и заклятые враги, явные и тайные, в которых нет недостатка. А самый суровый и беспристрастный судья — его собственная совесть.

От автора знаменитых антиутопий «Заводная» и «Водяной нож» — грандиозная историческая фэнтези с сеттингом, близким к итальянскому Позднему Средневековью.

Я хочу получить его голову! Я хочу, чтобы этого ссыкуна разорвали на куски, а его голова торчала на пике перед Каллендрой! — прогремел калларино, врываясь в отцовскую библиотеку.

Я вырос пусть и не высоким, но достаточно, чтобы сидеть за столом, не вставая на колени, и из наставнических рук Мерио перешел в руки своего отца. Теперь мне часто полагалось сидеть рядом, когда он работал в библиотеке, — сидеть парлобанко, как у нас говорили.

Это было старое слово, парлобанко, из тех времен, когда любые переговоры люди вели, сидя друг против друга за грубой доской, заставленной блюдами с сырами и ломтиками доброй солонины и чашками горячего сладкого чая. При необходимости могла сгодиться любая доска — или даже бревно, или, если на то пошло, трехногий табурет. Пока переговорщиков разделяли дерево и пища, все было правильно в глазах Леггуса.

Когда в библиотеку ворвался калларино, я изучал корреспонденцию, которую вручил мне отец, чтобы я мог обсудить ее с ним, посмотреть, как работает его ум, и лучше понять, как он формирует нашу торговлю. Я наслаждался чужими письмами, наслаждался уютным потрескиванием огня в камине, наслаждался тихим сопением Ленивки у моих ног и теплым обществом отца, в то время как ледяной зимний дождь барабанил в окна. Проделавшие долгий путь письма намокли и чернила смазались, но вокруг царил уют, пока двери библиотеки не распахнулись, впуская холодный, влажный ветер и кипящий гнев калларино.

— Я хочу, чтобы собаки сожрали его кишки на глазах у его дружков-писсиолетто!

Я подавил желание нырнуть под отцовский стол, где с внезапным проворством уже скрылась Ленивка. Эта попытка спрятаться была весьма комичной, поскольку с годами собака заметно выросла и теперь ее длинные ноги и поджарое туловище торчали из-под стола со всех сторон. Она больше не была маленьким щенком.

Калларино швырнул Мерио зимний плащ и направился прямиком к огню. Мерио негодующе вскинул брови из-за столь бесцеремонного использования его тела в качестве вешалки, но отец сделал умиротворяющий жест и взмахом руки велел Мерио уйти и забрать с собой насквозь промокший плащ калларино. Я воспринял это как сигнал, что мне тоже следует удалиться, но, когда начал вставать, отец положил ладонь на мою руку, и по его взгляду я понял, что нужно остаться и послушать.

— Борсини, — сказал отец, — полно вам. Как я понимаю, кто-то мешает вашей работе?

Не догадываясь о том, что происходило за его спиной, калларино протянул руки к огню и стал растирать пальцы.

— Сегодня у Ла Черулеи ледяное дыхание. Она вселила холод в мои кости.

Отец подмигнул мне.

— Ваша кровь недостаточно горяча, чтобы вас согреть? Калларино повернулся спиной к камину и скорчил гримасу:

— Вы любите шутить. Однако вам не следует улыбаться, когда Томас ди Балкоси преподносит вам тарелку дерьма.

— Балкоси? Неужели?

— Вы мне не верите?

— У вас так много врагов, что я в них путаюсь.

— Рад, что вам весело. — Калларино вновь повернулся к огню. — Этот человек — аспид в моей постели. — Он смотрел на пламя, и лицо было оранжевым, как морда одного из демонов Скуро. — Я позабочусь о том, чтобы его разорвали на Куадраццо-Амо, и это станет уроком всем его дружкам из номо нобили ансенс.

— У вас нет более изящных вариантов?

— Я не могу сжечь его заживо: в это время года древесина слишком мокрая. Нет, придется отрубить ему голову. Кровь зальет все камни куадраццо, его жена будет рыдать, а дочери — молить о пощаде.

Согретый этой воображаемой местью, калларино подошел и плюхнулся в кресло напротив отца. Окинул взглядом библиотеку.

— Где этот ваш нумерари? Который с сырами.

— Вы отдали ему свой плащ.

— Правда? Он принесет чай?

— Уверен, что он известил кухню о вашем прибытии, — сухо сказал отец.

— Вы могли бы одолжить мне Каззетту, — заявил калларино.

— Чтобы он принес вам чай?

— Хватит со мной шутить. Вы сказали, что хотите чего-то более изящного. Каззетта мог бы незаметней всех разобраться с Балкоси. Стилет. В переулке. Капля серпииксиса в бокале...

Отец кинул на калларино резкий взгляд.

— Скверная смерть. Кровавая рвота едва ли будет незаметной. — Он поднял руку, останавливая калларино. — В любом случае сейчас Каззетты здесь нет. Он выполняет поручения далеко отсюда.

Калларино сжал губы, разочарованный тем, что не сможет привлечь недоброе внимание Каззетты к Балкоси. Вновь оглядел библиотеку.

— Этот ваш нумерари принесет к чаю сыр?

— Мерио прекрасно знает ваши вкусы. Он всегда заботится о деталях.

— Ему следовало стать поваром, а не нумерари. Кто слышал про нумерари-пардийца? Нумерари должен быть наволанцем. Жители Парди едва могут сосчитать собственных овец.

— Мерио очень хорошо справляется со своей работой.

— Я бы никогда не нанял пардийца. Это все равно что доверить боррагезцу охрану твоей спины. — Взгляд калларино упал на меня, сидящего рядом с отцом. — О! Давико! Я тебя не узнал. Принял за скривери. Ты так вырос!

— Да благословит вас Амо, патро Корсо.

Это было формальное приветствие, которое, по словам наложницы отца Ашьи, следовало использовать в беседе с важными людьми, но калларино отмахнулся.

— Патро? Ты зовешь меня патро, как незнакомца? Чи. Со мной тебе не нужны формальности. Зови меня дядей. Или сио. Или стариком Борсини — и покончим с этим. Мы почти семья. Нам ни к чему формальности.

Загнанный в угол, я покосился на отца, но не получил никаких указаний, а потому почтительно склонил голову и решил придерживаться наставлений Ашьи.

— Да, патро. Спасибо, патро.

Улыбка калларино стала шире.

— Ай! Ты хороший мальчик. — Он протянул руку и взъерошил мне волосы. — Хороший, воспитанный мальчик. И вырос, как трава, с нашей последней встречи. — Он внимательнее оглядел меня. — И с каждым днем все больше напоминаешь отца. — Калларино подмигнул отцу. — Всегда приятно видеть подтверждение того, что это твой отпрыск, вери э веро?* — Он откинулся в кресле. — Я велел слугам день и ночь следить за моей новой женой. Пока она не забеременеет, глаз с нее не спущу.

— Уверен, что ваша жена рада вашему вниманию.

— Рада или нет, я не дам наставить себе рога, как случилось с тем клоуном Паццьяно. — Калларино нахмурился. — По крайней мере, не в этот раз.

— Вам лучше знать.

Я плохо улавливал смысл беседы, но чувствовал, что речь шла о чем-то неприятном. И подобно собаке, которая не понимает человеческую речь, ощущал напряжение в воздухе.

Несмотря на свою невежественность в отношениях мужчин и женщин, я действительно вырос, пусть и не так значительно, как утверждал калларино. Прожив почти двенадцать лет в свете Амо, я уже не был крошечным мальчонкой, которому приходилось вставать коленями на стул, чтобы увидеть поверхность стола.

— Что тебе дал отец? — спросил калларино.

— Письма из Гекката, — ответил отец за меня. — Там новый военный диктатор.

— Там всегда новый диктатор. Они убьют его так же, как боррагезцы убивают своих друзей. Новый диктатор, новый бог, новый приток рабов для ужасной торговли и семейного состояния Фурий. — Он посмотрел на меня, вскинув бровь. — Итак? Какие новости из Гекката, юный Давико?

Отец подбадривающе кивнул, и я ответил:

— Диктатор не любит кошек. Он не принимает ванны и не любит кошек.

— Кошки и ванны! — Калларино расхохотался. — Я всегда знал, что ваша империя построена на странном знании, Девоначи. Но кошки и ванны — это что-то новенькое. Получится хорошая песня для пьесы. «Кошки и ванны». «Гатти э баньи». Отлично сочетается с «Терци абакасси, сенци гаттименси». Можно заказать ее у маэстро Дзуццо.

Отец не улыбнулся в ответ.

— Расскажи остальное, Давико. Что ты узнал?

— Там чума, — сказал я. — Диктатор истребил всех кошек, и теперь там великая чума.

— Ах-х-х. — Глаза калларино расширились. — Что ж, вот это песня.

Приободрившись, я продолжил:

— Подорожает шелк. И лошади. Ихажские шкуры. Морские капитаны отказываются швартоваться в Геккате. Вся торговля пойдет через Чат, а там орудуют бандиты. И диктатор сделал то же самое в Тизаканде и Самаа, а значит, тот путь тоже закрыт. Теперь мы будем покупать товары у купцов, которые боятся путешествия, и нанимать больше стражи для караванов, которые следуют через земли Оазисов, и ждать, пока не кончится чума.

Последнего я не знал, но это объяснил мне отец, показав карту с немногочисленными торговыми путями в далекий Ксим. Он также сказал, что нам придется пересмотреть свой подход к обязательствам защиты торговцев и их цену — и что наши партнеры в Геккате уже наверняка сбежали от чумы, забрав с собой банковское серебро. А значит, мы посмотрим, придут ли они к нам или исчезнут, или, быть может, диктатор убил их либо ограбил, а может, наша ветвь выстояла, несмотря на болезнь. И все это началось из-за диктатора, который боялся кошек.

— Это действительно полезная информация, — сказал калларино. — Хорошо, что твой отец учит тебя семейной мудрости.

— Он еще в самом начале пути, — произнес отец.

— Чи, — отмахнулся калларино. — Ваш мальчик уже читает, и пишет, и пользуется счётами, а теперь он постигает ваш талант узнавать мельчайшие подробности из самых далеких мест. — Калларино наставительно потряс передо мной пальцем. — Не позволяй высоким нравственным устоям отца деморализовать тебя, Давико. Если бы ты был моим сыном, это уже был бы триумф. Мой старший бесполезен. Пьет вино, сражается на дуэлях в глупых вендеттах и прогуливает лекции в университете. В детстве я слишком баловал его, и теперь это ребенок в теле взрослого. Я бы не раздумывая обменял его на тебя.

— С детьми всегда непросто, — заметил отец.

— Вам нужно завести еще одного. Я намереваюсь завести двадцать, если получится. Мне нужен кто-то, кто будет соображать лучше Рафиэлло.

— Думаю, мне достаточно, — сказал отец.

— Чи. Вы ди Регулаи. Вы заслуживаете гарема прекрасных жен и армии детей вроде Давико. Ашья хорошая спутница, но это не причина не взять новую жену. Еще несколько сыновей пойдут вам на пользу.

— При условии, что они не будут похожи на Рафиэлло. \Калларино поморщился:

— Это моя вина. Я был слишком добр к нему.

— Что ж, думаю, я не стану играть в кости с фатами. — Отец ласково потрепал меня по плечу. — Мне достаточно сына, который у меня есть. А теперь расскажите, что за ссора у вас вышла с ди Балкоси.

— Этот скользкий угорь! Сегодня он явился в Каллендру и предложил создать для номо ансенс новый «консультативный совет» из десяти человек. Совет, состоящий только из номо ансенс, и никаких других членов Каллендры.

Отец нахмурился:

— С какой целью?

— Они будут отбирать кандидатов, из которых я смогу назначить министров.

— Веридимми?** — Отец вскинул брови. — Ди Балкоси просит об этом? С каких пор он занимается политикой?

— Я удивился не меньше вашего. Вы бы его видели. Он говорил с таким смирением и искренностью. Клялся в свете Амо, что желает лишь самого лучшего для города. — Калларино нахмурился. — Хотелось ему верить. Половина Каллендры кивала к концу его речи. Он напоминал Гарагаццо, читающего проповедь о милосердии Амо.

— Кто внушил ему эту идею?

— Он утверждает, что это его собственная идея. Отец фыркнул:

— И как будут выбираться в совет эти благородные люди?

— У него есть список.

— Очень предусмотрительно с его стороны.

— Само собой, Авицци, Д’Аллассандро, Спейньисси, Малакоста. Все старинные имена, чья история уходит к корням Наволы. Люди, которые «лучше всех знают ее потребности». А поскольку у них есть земли и титулы, их нельзя подкупить и склонить, в отличие от прочих. — Тут он многозначительно посмотрел на отца. — От тех, которые родились без земли и зависят от торговли нависоли и обязательствами.

Отец выпрямился:

— Откровенно.

— Более чем.

Беседу прервало возвращение Мерио со слугами и подносами. На подносах стаканы горячего чая для всех нас, а также фенхелевые бисквиты и горькие сыры. Пока слуги раскладывали еду, отец молчал, дожидаясь их ухода. Калларино принялся за угощение. Мерио закрыл двери и встал рядом с ними, слушая и охраняя наш совет.

— Спейньисси, — наконец произнес мой отец. — Вы сказали, что Спейньисси был в списке Балкоси?

Калларино мазнул тремя пальцами по щеке.

— Этот любит все, что вызывает неприятности.

— Верно. Похоже на него. Спейньисси скользок и пронырлив.

— Иногда я представляю его в виде змеи, которая шипит и капает ядом в уши другим. Но на этот раз дело не только в Спейньисси. Всем номо ансенс понравилась эта идея. Даже тем, кого нет в списке. Они ненавидят делиться голосами с вианомо в Каллендре.

— Несколько представителей гильдий? Несколько человек с улицы? И внезапно Балкоси сует пальцы в политику?

— Завтра я отправлю за ним люпари. Посмотрим, как сильно он любит свои пальцы, когда лишится парочки.

— На каких основаниях?

— Возможно, налоги. — Калларино подул на свой чай. — Они все мухлюют с налогами. — Он задумчиво втянул чай сквозь зубы. — Это не важно. Я поймаю его в городе, чтобы он не смог сбежать в свой загородный кастелло***. Он думает, что старая благородная кровь защитит его от меня, да только рано или поздно всякой крысе приходится вылезти из норы.

— Но он принадлежит к старинному роду. И его любят больше прочих. Действительно любят. Он не Спейньисси.

— Если он продолжит болтать, это распространится. Кое-кто из гильдии тоже поддерживает его идею. Вы хотите, чтобы писсиолетто вроде Пескамано стал первым военным министром? Чтобы поручал своим дружкам покупку мечей и доспехов? Чтобы выбирал строителей для ремонта надвратных башен? Вам нужен первый министр торговли, который будет решать, кто чистит дно гавани? Или где покупать мрамор для Монастыря скорби? Как насчет того, чтобы доверить Амолучо монетный двор? Не успеете оглянуться, как он начнет чеканить огонь Амо на наших нависоли и жертвовать их Гарагаццо. Тот, кто контролирует казну, контролирует город, и мы оба это знаем. Най. Я наступлю ему на горло и не дам вам вмешаться. Это моя сфера. Мы об этом договорились. И сейчас я прав.

— Най. Конечно нет. Вы абсолютно правы. Если вам преподносят бокал с кровью, нужно осушить его до дна.

— Сэй фескато****. У вас есть какая-то мысль. У вас всегда есть какая-то мысль. Выкладывайте.

Отец склонил голову:

— Я думаю, что одна голова на пике почти всегда ведет к новым головам. Мы оба достаточно стары, чтобы помнить войны между семействами. Когда мы все сидели в своих башнях, а на улицах кипели схватки. Стража одного архиномо против стражи другого, третьего. Хаос.

— Я прикажу люпари...

— А собаки продолжат жиреть.

— Вы хотите, чтобы я его ублажил!

От вспышки гнева калларино я вздрогнул, но отец не испугался.

— Ни в коем случае. Никогда не демонстрируйте слабость. Однако этого патро любят. Он не похож на Фурий или Спейньисси. И на его щеках не видно следов. Но все же... — Отец задумчиво умолк.

— Но все же?

— Но все же теперь наш друг вышел на свет. Вы его видите. Я его вижу. Другие тоже его видят. Что, если вы не станете на него нападать, а вместо этого сделаете его еще более заметным? Дадите этому доброму, честному номо нобили ансенс шанс показать нам, как любящий свой город архиномо может послужить высшему благу. Поручите ему что-нибудь важное и зрелищное. Например, строительство Монастыря скорби.

— Он ничего в этом не понимает, — возразил калларино. Отец вскинул бровь. Глаза калларино расширились:

— Ай! Умно.

Склонившись друг к другу и потягивая чай, они плели интриги, предлагая идеи, прорабатывая путь и план.

— Быть может, он усвоит урок... — начал отец.

— А быть может, нет... — продолжил калларино.

— Но в любом случае это отодвинет обсуждение на задний план.

— И определенно отсрочит решение по его предложению.

— А к тому моменту, как вопрос всплывет снова...

— Он уже сделает выбор, заключит соглашения и контракты.

— Некоторые семьи получат прибыль...

— А другие останутся в стороне!—Калларино энергично кивал.

— Наш чистенький друг запачкается, — сказал отец. — А человека с грязными щеками трудно любить.

— Он определенно рассердит других своим выбором. Он запачкается... — Нахмурившись, калларино взял паузу. — Я думаю, это должна быть чистка гавани, а не монастырь.

— Гавань не столь символична, — возразил отец.

— Не столь, — согласился калларино, — однако многие нобили зависят от беспрепятственной торговли в порту. И на гильдиях это тоже отразится. Придется уравновесить больше интересов. Нажить больше врагов.

Отец сдвинул брови, размышляя.

— Ай. Это также затронет крупных торговцев.

Калларино жадно подался вперед:

— И портовых грузчиков. И иностранные суда. И островных рыбаков. И вианомо из порта. Список бесконечен.

Отец пригладил бороду:

— Ай. Вы правы, гавань затянет ди Балкоси в более широкую сеть. — Он хлопнул по столу. — Вы совершенно правы!

Так оно и шло. Они пили чай, ели сыр и строили махинации, и наконец калларино отбыл с теплым плащом и еще более теплым выражением лица.

Когда он ушел, Мерио сказал отцу:

— Вы предложили отличную идею — поставить Балкоси распоряжаться гаванью.

— Действительно, — согласился отец. — Монастырь обернулся бы катастрофой. Гарагаццо был бы недоволен.

Я в замешательстве переводил взгляд с одного на другого.

— Но ведь это калларино предложил гавань, — возразил я. — А ты предложил монастырь.

— Да?

— Я сам это слышал.

Отец и Мерио обменялись понимающими взглядами.

— Неужели?

Я смотрел то на отца, то на Мерио, смущенный, пытаясь понять, почему они улыбаются.

— Ты предложил монастырь, — вновь сказал я. — Не гавань. Я слышал.

— Давико, — произнес Мерио, кладя руку мне на плечо, — вы должны не только слушать то, что говорит человек, но также думать, почему он это говорит. Ваш отец похож на глупца?

Отец посмотрел на Мерио, насмешливо вскинув бровь.

— Нет, — сказал я. — Конечно нет.

— Верно. Он не глупец. И все же монастырь был плохой идеей. Если бы строительство пошло прахом, это лишило бы вашего отца важного союзника, Гарагаццо, нашего верховного каноника. Так зачем вашему отцу предлагать столь ужасную идею?

Я смотрел на Мерио, совершенно растерявшись.

— Калларино похож на человека, который любит подчиняться приказам? — спросил Мерио.

— Най. — Я потряс головой. — Он любит отдавать приказы.

— А значит?..

Постепенно до меня дошло.

— Ты предложил калларино плохую идею, чтобы у него была возможность придумать что-то получше. Чтобы он решил, что это его идея, и был рад. Ты заставил его поверить, что он сам ее придумал.

Отец откинулся назад с гордой улыбкой:

— Видите, Мерио? Он учится.

— Он ди Регулаи, — ответил Мерио. — Это у него в крови. Оба выглядели довольными, и я сделал вид, что тоже доволен.

Но на самом деле случившееся меня встревожило. Я испугался гнева калларино. Он ворвался в отцовскую библиотеку, опасный и ужасный, и я хотел только одного: спрятаться под столом вместе с Ленивкой. Однако мой отец ничуть не испугался. Манипулирование людьми было для него простой игрой, требовавшей не больше усилий, чем у ребенка — катить мяч куда заблагорассудится. Одного взгляда на калларино мне было достаточно, чтобы захотелось сбежать от его ярости; отец же увидел возможность изменить городскую политику по своему желанию.

— Мерио,—сказал отец, собирая письма и готовясь отправиться отдыхать, — пожалуй, я не прочь сесть за доску с нашим другом ди Балкоси. Быть может, распить с ним бутылочку вина.

— По какому поводу?

— Узнайте, что производят на его землях. Возможно, он не откажется от помощи в торговле. Или ему будет выгодно открыть у нас доверительный счет, который приумножит его семейное состояние. У него должна быть какая-то нужда или желание. Поскольку он решил выйти на свет, давайте изучим его повнимательнее.

Неделю спустя отец встретился с ди Балкоси на залитом солнцем холме и оценил его. Если бы Балкоси был умнее, он бы сбежал, как только получил отцовское приглашение.

* Не правда ли?

** Неужели.

*** Замок.

**** Будь оно проклято.

Если вы нашли опечатку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Кот-император

Emperor of catkind.I are controls the spice, I are controls the Universe.

#Паоло Бачигалупи #Навола #отрывок #отрывки