Жители космических станций много поколений держат дистанцию с захватнической империей Тейкскалаан. Внезапный запрос выслать в столицу нового посла поднимает много вопросов. Махит Дзмаре прибывает на планету-город, где все буквально пронизано поэзией, что драпирует интриги и соперничество. Имаго – вживленная в мозг Махит память прежнего посла, должен помочь ей распутать клубок связей, договоренностей и афер предшественника, но сбой имаго-аппарата ставит все под угрозу. Теперь Махит придется во всем разбираться самостоятельно.
Как только они вошли, человек в красном обернулся навстречу, словно предугадывая их появление. Потолок здесь был в виде низкого купола. Махит представился пойманный под землей пузырь газа. Затем она поняла, что предмет на столе — это труп.
Он лежал под тонкой простыней, натянутой до голого торса, — руки сложены на груди, кончики пальцев соприкасаются, словно приветствуя какую-то загробную жизнь. Щеки запали, а открытые глаза подернуло синеватым туманом. Тот же оттенок проник в его губы и ногтевые ложа. Казалось, он мертв уже давно. Возможно… три месяца.
Так же четко, как если бы он стоял рядом, Махит с ужасом и изумлением услышала слова Искандра:
.
Ее трясло. Сердце забилось чаще, заглушая представления Три Саргасс. Ни с того ни с сего захлестнуло головокружение — хуже, чем при падении на планету, — паника. Не ее паника — Искандра: ее собственный имаго переполнял тело ее же гормонами стресса, адреналином в таком количестве, что во рту почувствовался металлический привкус. Губы у трупа были вялыми, но в уголках она видела морщины от улыбки, представила, как мышцы Искандра со временем проложили бы их у ее собственных губ.
— Как видите, посол Дзмаре, — сказал человек в красном, чье имя Махит пропустила, — в новом после есть острая необходимость. Прошу прощения за то, что сохранили его в таком виде, но мы не хотели с неуважением повредить каким-либо похоронным процедурам, которые предпочитает ваш народ.
Она подошла ближе. Труп оставался мертвым — оставался неподвижным, безжизненным и пустым. , — сказал Искандр шорохом тошнотворных помех. Махит с ужасной, беспомощной уверенностью знала, что ее сейчас стошнит. — .
Махит вспомнила (или вспомнил Искандр — ей стало трудно различать, а интеграции не полагалось проходить так, она не должна теряться, пока его биохимическая паническая реакция перехватывает эндокринную систему), что отныне Искандр существует только в ее голове. Она принимала в расчет, что он мертв, когда Тейкскалаан затребовал нового посла, представляла это умозрительно, готовилась, и все же — вот он —
труп, пустая гниющая оболочка, и она паниковала, потому что запаниковал ее имаго, а всплеск эмоций — это самый легкий способ угробить незаконченную интеграцию: всплеск эмоций выжжет все крошечные микросхемы аппарата в ее разуме, и «твою мать, он мертв», и «твою мать, я мертв», и
туман, тошнотворный туман вокруг.
«Искандр», — подумала она, пытаясь его утешить, но проваливаясь с треском.
, — сказал он ей. —
Он придвинул их раньше, чем она решила, подчиниться ему или нет. Она словно отключилась на время, за которое подошла к трупу, — моргнула и вдруг уже
оказалась там, — и все шло очень, очень плохо, а она не могла помешать…
— Мы сжигаем наших мертвецов, — сказала она и сама не знала, кого благодарить за то, что сказала на правильном языке.
— Какой интересный обычай, — ответил темно-серый придворный. Махит показалось, что он сам из Юстиции; скорее всего, морг в его ведении, даже если патологоанатом — это человек в красном.
Махит улыбнулась ему — слишком широкой улыбкой для своего лица и слишком безумной — для Искандра, улыбкой, что ужаснет любого безмятежного тейкскалаанца.
— А потом, — сказала она, нашаривая правильный лексикон, опору, чтобы удержаться под накатывающими волнами адреналина, — мы едим прах, который считается священным. Сперва — дети и преемники. Если есть.
Придворному хватило вежливости побледнеть и упрямства — повториться.
— Какой интересный обычай.
— А что делаете вы? — спросила Махит. Подошла ближе к трупу Искандра, буквально сама не своя. Пока что рот вроде бы находился под ее управлением, но вот ноги принадлежали Искандру. — Прошу прощения за вопрос. В конце концов, я не гражданка.
— Обычно хороним, — сказал человек в красном так, будто отвечал на этот вопрос каждый день. — Желаете осмотреть тело, госпожа посол?
— Для этого есть какие-то причины? — спросила Махит, но сама уже оттягивала простыню. Пальцы вспотели, скользили по ткани. Труп был голым — мужчина лет сорока, кожа в самых прозрачных местах обрела тот самый голубоватый оттенок. Инъекционный консервант, во всем теле. Уколы так и бросались в глаза — дырки, окруженные нимбом из бледной и опухшей кожи, на каротидной артерии и локтевых венах обеих рук. Дополнительная точка у основания правого большого пальца, перекосившая ладонь. После очередной отключки она уставилась на нее: только что смотрела на лицо, а теперь — на запястье, словно имаго нужно было увидеть все изменившиеся места на своем старом теле. Даже если Махит, как преемнице, захотелось бы потребовать прах — а она сомневалась, что ей хотелось, — казалось очень неразумным употреблять внутрь то, что вводил человек в красном. Три месяца без признаков гниения. В горле так и чувствовалась желчь, где-то за металлическим эндокринным водопадом. Тела должны
разлагаться и перерабатываться.
Но империя сохраняла все, снова и снова пересказывала одни и те же истории; почему бы не сохранять и плоть вместо того, чтобы найти для нее полезное применение?
Она касалась запястья, имаго водил ее пальцем по месту инъекции и дальше, по ладони, прослеживая след какого-то шрама. Плоть была резиновой, пластмассовой на ощупь, поддавалась одновременно слабо и чересчур — у
ее Искандра еще не было этого шрама; ее Искандр еще не
умер, — и вот очередная тошнотворная волна головокружения, зрение по краям заискрилось и замельтешило, и она снова подумала: «Мы так спалим всю проводку,
прекрати…»
, — снова ответил Искандр — огромное отрицание в ее разуме, разрыв, словно ушедший в землю разряд, — и тут он
пропал.
Мертвая тишина. Даже без ощущения, что он смотрит глазами Махит. Она почувствовала себя невесомой, переполненной эндорфинами, которые выплеснулись ненамеренно и в ужасном одиночестве. Язык отяжелел. Стал на вкус как алюминий.
С ней еще не происходило ничего подобного.
— Как он умер? — спросила она и поразилась, что говорит совершенно нормально, совершенно невозмутимо; спросила исключительно
разговора
ради. Ни один тейкскалаанец не знал об имаго, ни один даже не понял бы, что сейчас с ней произошло.
— Задохнулся, — сказал человек в красном, привычно дотронувшись до шеи трупа двумя пальцами. — Закрылось горло. Весьма прискорбно; но часто физиология неграждан так сильно отличается от нашей.
— Он съел то, на что у него
аллергия? — спросила Махит. Какой-то абсурд. Она оцепенела от шока, и Искандр, похоже, умер от анафилаксии, и если она не будет держать себя в руках, то начнет истерически хохотать.
— На ужине с министром науки Десять Перл, не меньше, — сказал последний придворный — из Информации. Казалось, этот вылез из классической тейкскалаанской картины — его черты лица были невероятно симметричными: пухлые губы, низкий лоб, идеальный нос крючком; глаза — как глубокие бурые озера. — Вы бы видели новостные трансляции, госпожа посол; таблоиды как с ума сошли.
— Двенадцать Азалия не хотел вас задеть, — сказала Три Саргасс со своего места у дверей. — Новости не разошлись за пределы дворцового комплекса. Такое не стоит знать обычным гражданам.
Махит вернула простыню на подбородок трупа. Не помогло. Он все еще был
там.
— И станциям не стоит знать? — спросила она. — Курьер, просивший о моем присутствии в Городе, выражался без нужды расплывчато.
Три Саргасс пожала одним плечом, едва заметным движением.
— Госпожа посол, хотя я асекрета, не каждый асекрета осведомлен о решениях министерства информации в целом.
— Что прикажете делать с телом? — справился человек в красном. Махит взглянула на него: высокий для тейкскалаанца. Его глаза, расслабляюще дружелюбные и зеленые, почти наравне с ее. Она даже не представляла, что делать с трупом. Сама она еще никого не сжигала; еще слишком
молодая. Оба ее родителя живы. А кроме того, было принято звонить распорядителю похорон, и все устраивал
он — желательно, пока тебя держит за руку кто-нибудь из твоих любимых и плачет с тобой из-за общей утраты.
Что делать конкретно с этим телом, она представляла еще меньше. По Искандру не заплачет никто, даже она, а во всем тейкскалаанском космосе не найдется ни одного сведущего распорядителя похорон.
— Пока ничего, — выдавила она и тяжело сглотнула, чтобы подавить остатки тошноты. Пальцы словно наэлектризовались — сплошь покалывание там, где они касались кожи мертвеца. — Я, конечно, все решу, когда лучше ознакомлюсь с доступными возможностями. До тех пор — ну, он ведь не сгниет, верно?
— Только очень медленно, — ответил человек в красном.
— Сэр… — Махит обратилась взглядом за помощью к Три Саргасс; она же тут культурный посредник, вот пусть и
посредничает…
— Икспланатль Четыре Рычаг, — услужливо подсказала Три Саргасс. — Из министерства науки.
— Четыре Рычаг, — продолжала Махит, опустив титул — это означало «ученый» в очень широком смысле, любой ученый со степенью. — Когда гниение станет заметно? Возможно, еще два месяца?
Четыре Рычаг улыбнулся достаточно, чтобы чуть продемонстрировать зубы.
— Два года, посол.
— Превосходно, — сказала Махит. — Времени в достатке.
Четыре Рычаг поклонился над треугольником из пальцев, словно она отдала приказ. Махит заподозрила снисхождение. Смирилась. Ей пришлось. Ей нужно было пространство, чтобы подумать, а здесь его не найти — в кишках Юстиции, в присутствии трех придворных и икспланатля из морга, которые так и ждут, когда она совершит какую-нибудь непоправимую ошибку и закончит так же, как Искандр.
Предан собственной физиологией. После двадцати лет проживания в Городе, где ел то же, что едят тейкскалаанцы. Можно ли в это поверить?
«Искандр, — подумала она в пустое пространство, где должен был быть имаго, — во что ты нас втравил перед смертью?»
Он не ответил. Потянувшись в пустое пространство, она почувствовала, будто падает, хотя и знала, что ноги прочно стоят на полу.
— Я бы хотела, — начала Махит медленно и даже на правильном языке, стараясь скрыть головокружение и страх, — зарегистрироваться законным послом станций в Тейкскалаане, а также получить свой багаж.
Хотела она на самом деле
убраться отсюда. Как можно скорее.
— Разумеется, госпожа посол, — сказала Три Саргасс. — Икспланатль. Двенадцать Азалия. Двадцать Девять Инфограф. Для меня, как всегда, удовольствие находиться в вашем обществе.
— Как и нам — в твоем, Три Саргасс, — сказал Двенадцать Азалия. — Наслаждайся общением с госпожой послом.
Три Саргасс снова пожала плечом, словно придворную асекрету по-настоящему ничего не могло задеть. Она вдруг понравилась Махит — и тут же стало понятно, что приязненность больше идет от отчаянного поиска союзника, не более. Без имаго ей так
одиноко. Конечно, он скоро вернется. Как только пройдет шок. Как только уляжется эмоциональный всплеск. Все в порядке. Она в порядке. Даже больше не кружилась голова.
— Тогда в путь? — сказала Махит.