Значение Альфреда Бестера в истории фантастики принято оценивать в терминах, которые несколько десятилетий назад были бы сочтены совершенно неприличными. Его вклад обнаруживается во всех эстетических переворотах, которые сотрясали НФ во второй половине XX века, — хотя он не имел (и, как правило, не желал иметь) к этим переворотам никакого отношения. Но отношения не всегда зависят от нашего желания. Иногда они существуют как данность.Смотрите: Великая французская и Великая русская революции не могут быть признаны событиями незначительными, с какой бы стороны мы ни оценивали их итоги. Точно так же вы могли не читать «Войну и мир» Толстого и «Улисс» Джойса, но эти книги всё равно неотделимы от вас ввиду того простого обстоятельства, что и та, и другая — краеугольные камни мировой культуры новейшего времени. Первый аэроплан братьев Райт и полёт Гагарина, в сущности, лишь отдельные этапы в борьбе человечества с притяжением родной планеты, но, с другой стороны, именно эти частности определяют весь процесс целиком. Так и для крохотного жанрового «пузыря» под названием «научная фантастика» романы Альфреда Бестера «Тигр! Тигр!» и «Человек без лица» стали таким же сущностным переворотом — отдельным мазком, который переопределил через себя общую картину.Написал бы не «общую картину», а «всю живопись», был бы намёк на интересный образ. А так — общие рассуждения, отвратительно пафосные. И, кстати, не «пузыря», а «волдыря».

Грандмастер без смокинга

Альфред Бестер умер 30 сентября 1987 года. Он знал, что SFWA, ассоциация американских писателей-фантастов, выбрала его следующим лауреатом премии «Небьюла» в почётной номинации «Гранд-мастер», но, видимо, знал и то, что покрасоваться в смокинге на торжественной церемонии ему не придётся. Были надежды выйти в свет прожекторов на WorldCon-1987 в Брайтоне — его пригласили туда как главного почётного гостя, — но поездка сорвалась. Мало того, что 73-летний Бестер был серьёзно болен; ко всем прочим бедам, незадолго до конвента он неудачно упал и сломал бедро. О том, что он умер, стало известно только в начале октября.«Некролог не появился даже в The New York Times, — вспоминал Айзек Азимов. — Я знаю это совершенно точно, потому что достиг как раз того возраста, в котором положено добросовестно читать страницу некрологов... Я читал их все, но оставался в блаженном неведении, пока не позвонил по совершенно другому поводу Харлану Эллисону. Харлан сказал, что несколько дней назад умер Бестер. «Ещё одним классным парнем стало меньше», — добавил он».Харлан тоже классный парень, но и большой прохиндей. Когда меня перевели в реанимацию, врачи и медсёстры уже знали, что случай безнадёжный, и потому не очень-то охотно со мной возились. Харлан узнал об этом и принялся каждый день звонить в клинику, представляясь журналистом из USA Today, и требовать новостей о моём состоянии. Он думал, из-за этого они будут лучше за мной смотреть. Такой зайка.Краткое сообщение о кончине Бестера в газете всё-таки нашлось, но не на странице некрологов, а в разделе частных платных объявлений.Они напечатали его мелким шрифтом. Я ухохотался.«Я был в ярости, — писал Азимов. — Любой третьестепенный писатель из нефантастов удостоился бы отдельной публикации. Любой музыкант, играй он хоть классику, хоть поп, хоть джаз, был бы отмечен. Вице-президента обанкротившейся в хлам компании средней руки проводили бы полным церемониалом. Так какие же гнусности должен был совершить один из самых выдающихся фантастов, чтобы заслужить такое пренебрежение?!»Айзек, я тебя умоляю. Можно подумать, ты не знаешь, как это работает. Ты же говорил мне, что читал «Убийц Магомета». Небось, соврал?Азимов написал это в парадно-мемориальной статье для антологии Nebula Award 23, и он определённо лукавил. Хотя человеком он был независимым и самодостаточным, но к фантастической тусовке относился с ностальгической нежностью, а потому счёл за лучшее сделать упор на пренебрежительном отношении «внешнего мира» к писателям-фантастам — и смягчить другой упрёк, куда более острый и куда менее банальный. Почему так равнодушно относился к «своему» Бестеру сам фэндом?В 1981 году «Обманщиков» (The Deceivers), последний прижизненный роман Бестера, демонстративно проигнорировали почти все жанровые критики. Упоминая об этом неприятном обстоятельстве в «Энциклопедии НФ», Питер Никколс предположил, что книга была для Бестера недостаточно хороша и рецензенты избегали её ругать из-за пиетета перед классиком. Версия выглядит, мягко говоря, натянутой: и среди профессионалов, и тем более среди фэнов всегда хватало стервятников, готовых при любой возможности терзать печень даже самым безусловным авторитетам. И потом, даже неудачная книга Бестера всё равно была несравненно более достойна рецензии, чем бесчисленные бездарные романы, которые те же обозреватели ни ругать, ни хвалить никогда не стеснялись.Как бы то ни было, стихийный бойкот «Обманщиков» стал для Бестера ясным подтверждением того, что его возвращение в фантастику оказалось никому не нужным. Ни одной строчки художественной прозы при жизни он больше не опубликовал. А после кончины Бестера выяснилось, что не только дом, но и авторские права на все свои произведения он завещал не кому-то из друзей-писателей, а бармену из любимого кабака. Всё, что связывало Бестера с фантастами и фэндомом, навсегда осталось в прошлом.Автор этой статьи — кретин. «Стихийный бойкот», надо же!«Он стал первым Грандмастером, который оставил наши ряды и отправился готовить Великий Бесконечный Конвент на небесах», — с печальной торжественностью написал Айзек Азимов в той же мемориальной статье. Но пафос плохо сочетается с Бестером — с таким Бестером, каким его знают и помнят по книгам, с Бестером, который обожал сопровождать даже самые трагические финалы своих романов безудержным фейерверком остроумия и жизнелюбия.Не могу отказать себе в удовольствии подкрасться к Айзеку, когда он распускает хвост перед восторженными поклонницами, и хватануть его за задницу. Хотя и мы уже не те, и кайф уже не тот. Правда, Айзек?

Знакомьтесь: Альфред Бестер

...Элфи Бестер родился 18 декабря 1913 года в семье осевших на Манхэттене полуэмигрантов. Отец, Джеймс Бестер, был американцем в первом поколении — его родители приехали из Австрии. Мать, Белле Зильберман, ещё ребёнком была вывезена из России. Жила семья на доход от торговли обувью (Бестер-старший держал небольшой магазин) и была своеобразно и разнообразно религиозна: отец придерживался традиционного иудаизма, а мать была последовательницей церкви «Христианской науки». Оказавшись в точке равновесия между двумя религиями, Элфи закономерно вырос атеистом и после школы отправился учиться в Филадельфию, в Университет Пенсильвании.Автор статьи, похоже, как-то связывает мой атеизм с Филадельфией. У него определённо не все дома.В университете основной специализацией Бестера была психиатрия. Учился он отлично, не забывая уделять внимание и спорту (особенно американскому футболу и фехтованию — он даже стал капитаном университетской команды шпажистов). За несомненные успехи был принят в элитное студенческое «Филоматическое общество», латинский девиз которого — Sic itur ad astra («Так достигнем звёзд») — через два десятка лет он слегка переиначит и сделает названием своего романа.После окончания университета в 1934 году Бестер поступил было в Колумбийский юридический колледж в Нью-Йорке, но через год ему там надоело. Бросив учёбу, он нашёл работу в департаменте по связям с общественностью в одной из нью-йоркских компаний — и тут же с присущей ему самоуверенностью и энергией обустроил свою семейную жизнь.16 сентября 1936 года мэрия зарегистрировала брак клерка Альфреда Бестера с начинающей актрисой Ролли Гоулко. При этом клерку на момент заверения официальной записи не было ещё и двадцати трёх лет, а актрисе не исполнилось и девятнадцати. Наверняка им говорили — если не его родители, так её, а скорее, и те, и другие, — что ранние браки редко бывают прочными, что, возможно, имеет смысл подождать со свадьбой, что Депрессия ещё не закончилась и только Бог знает, чем всё это может обернуться... Но, как это часто бывает, молодые люди предупреждениями старших пренебрегли. За что и были наказаны счастливой семейной жизнью почти на полвека.Неужели обязательно писать об этом так, словно мы с Ролли — персонажи невыносимо пошлой мелодрамы? Чёрт! Это отвратительно. Если бы тут были стюардессы, я бы потребовал гигиенический пакет.

Стартовая площадка

На путь к вершинам славы Бестера направил Морт Вайсингер.В 1966 году известный критик Сэм Московиц выпустил сборник биографических очерков «Ищущие завтрашний день: Мастера современной научной фантастики» (Seekers of Tomorrow: Masters of Modern Science Fiction). Характерно, что отдельного очерка о Бестере в этой книге нет; его имя обнаруживается только в завершающей сборник статье — «братской могиле» писателей, не упомянуть которых наряду с безусловными классиками жанра Московиц счёл неприличным. Характерно и то, что название у этой заключительной статьи было таким же, как у сборника рассказов Бестера, вышедшего в 1958 году, — «Звёздный взрыв» (Starburst). Впрочем, возможно, это было простым совпадением.Было бы ещё более простым совпадением, если бы Сэмюэл без затей назвал ту статью «Унесённые ветром» или «Сердце тьмы».Но вот что совпадением точно не было: в сборнике Московица есть только один биографический очерк о человеке, который вообще никогда не считался писателем (несколько опубликованных им рассказов были, скорее, данью фэнскому прошлому). Если, скажем, для профессионального фантаста Джона Кэмпбелла кресло редактора Astounding стало вполне логичным этапом карьеры, то Морт Вайсингер возглавил журнал фантастики — а затем двинулся выше по карьерной лестнице — благодаря тому, что стал широко известен в узких кругах как активист Первого Фэндома. Во многом с подачи именно этого человека Альфред Бестер стал тем, кем он был.А также встал там, где он сел. Автор издевается, что ли?

Морт Вайсингер и его «Захватывающие» проектыВ 1932 году семнадцатилетний Вайсингер с Джулиусом Шварцем затеяли выпуск фэнзина The Time Traveller, который через некоторое время был объединён с более «солидным» по подходу Science Fiction Digest и стал называться Fantasy Magazine. Фэнзины обычно умирали довольно быстро, но история машинописного издания Вайсингера и Шварца оказалась относительно долгой — он продолжал выходить на протяжении пяти лет. За это время его издатели сделали разнонаправленные, но одинаково решительные шаги в сторону профессиональной работы в индустрии: Шварц основал первое в мире литературное агентство специально для писателей-фантастов, а Вайсингер пошёл работать в крупный издательский концерн, выпускавший популярную периодику. Фирменным знаком этого концерна было словечко-крючок thrilling («захватывающий») в названиях журналов — Thrilling Adventures, Thrilling Western, Thrilling Detective и так далее. Сам концерн, как нетрудно предположить, в тот период назывался Thrilling Publications.Именно этот концерн в 1936 году приобрёл у Хьюго Гернсбека (который тогда в очередной раз обанкротился) журнал фантастики Wonder Stories. Журнал был переименован в Thrilling Wonder Stories, а редактировать его поручили Вайсингеру.Предыдущие два абзаца вычеркнуть. Безжалостно. Морт — хороший парень, но статья-то не о нём, кажется?...Рукопись под названием Diaz-X Вайсингер выудил из самотёка осенью 1938 года. Текст показался редактору сырым, но определённо не безнадёжным. Thrilling Wonder Stories тогда как раз запускал конкурс любительских рассказов, и Diaz-X, доведённый до кондиции, вполне мог бы в этом конкурсе поучаствовать. Вайсингер вернул рукопись, предложил доработать рассказ и дал несколько практических советов, которым автор, в меру тогдашнего понимания, последовал.Доработанный рассказ (теперь он назывался Broken Axiom — «Опровергнутая аксиома») победил в конкурсе и появился в апрельском номере Thrilling Wonder Stories за 1939 год. Его предваряло посвящённое автору краткое вступление от редакции, озаглавленное «Знакомьтесь: Альфред Бестер».Я так долго верил, что действительно выиграл тот конкурс. Чёрт! Много лет спустя Боб Хайнлайн рассказал, что свой дебютный рассказ «Линия жизни» он написал именно для этого конкурса. Но потом из чисто меркантильных соображений передумал и послал его не Вайсингеру в Thrilling, а Кэмпбеллу в Astounding: победа в конкурсе принесла бы ему 50 баксов, а расчёт по гонорарным ставкам за публикацию у Кэмпбелла давал все 70 — конечно, если бы Кэмпбелл рассказ принял. И Кэмпбелл рассказ у Боба действительно купил, и этот везучий сукин сын обставил меня, победителя конкурса, на целых 20 баксов!

Фазовый переход

Начало писательской карьеры Бестера не предвещало ничего особенного. За первые четыре года сотрудничества с журналами фантастики он опубликовал четырнадцать рассказов, что было совсем неплохо. Его литературным агентом работал Джулиус Шварц, уже накопивший к тому времени неплохой опыт общения с редакторами. Само собой, поначалу у Шварца лучше всего получалось пристраивать работы Бестера в Thrilling Wonder Stories — этому способствовала прочная дружба с Вайсингером, — однако к 1941 году Бестер стал писать настолько хорошо, что его рассказы проходили даже сито суровейшего отбора у Кэмпбелла. Там гонорары были гораздо выше, чем в прочих фантастических журналах, и, обналичивая подписанные Кэмпбеллом чеки, можно было довольно сносно жить. К тому же публикации в Astounding существенно поднимали престиж автора в околофантастической тусовке. В общем, карьера Альфреда уверенно шла в гору.Морт Вайсингер тоже не стоял на месте. Вслед за первым журналом концерн поручил ему вести и другие проекты — Stratling Stories, Captain Future и ещё несколько (некоторые источники даже утверждают, что это были несколько десятков изданий самых разных направлений). Авторитет бывшего редактора фэнзина за пару лет вырос в издательской отрасли почти до небес.В марте 1941 года Вайсингер получил заманчивое предложение от руководства стремительно набиравшей популярность компании National Periodicals. Эта фирма сумела удачно оседлать тему комиксов о супергероях — в частности, именно она владела правами на образы Супермена и Бэтмена. Их приключениями Вайсингеру и предложили заняться. И ещё поручили подумать над тем, какие новые персонажи могли бы понравиться читателям.Фактически Вайсингер получал полную творческую свободу — естественно, до тех пор, пока его начинания с энтузиазмом принимаются публикой и приносят прибыль.Вайсингер не только принял это предложение, но и сделал всё возможное, чтобы привести в National Periodicals сплочённую группу собственных авторов. В числе которых, конечно, был и Альфред Бестер.

Витки эволюции

Писательская работа в индустрии комиксов в корне отличалась от того, к чему привыкли авторы жанровой литературной периодики. Сюжеты, сценарии, диалоги здесь нужно было строить в бешеном темпе, ежедневно придумывать новые повороты, характеры, даже миры... Зато и оплачивалась эта работа не в пример лучше.

Мир комиксов: от заёмного Зелёного фонаря до собственного «Тигра!»Вряд ли кто-нибудь сможет оценить индивидуальный вклад Бестера во всемирно знаменитые «супергероические» циклы. Работа над комиксами была творчеством индустриальным — разные выпуски могли писать разные авторы, а число одновременно находившихся в работе сериалов достигало нескольких десятков. К тому же экстатическая популярность классических комиксов привела к появлению множества связанных с ними легенд, проверить которые зачастую просто невозможно. Свидетельства непосредственных участников событий расходятся, а фэнский энтузиазм не позволяет прижиться достоверной версии. Например, широко распространено утверждение, что именно Бестер придал клятве Зелёного Фонаря её классическую четырёхстрочную стихотворную форму. При этом сам Бестер не упускал случая от этой чести откреститься.Да, я совершенно уверен, что её сочинил кто-то другой. Может быть, это было моё супергероическое alter ego. Кроме того, я не отвечаю за все глупости, которые мог совершить под воздействием повышенных доз криптонита, амфетаминов, красивых женщин и хорошего виски.Комиксы обеспечивали работой не только Элфи, но и Ролли — от маленьких ролей на Бродвее она перешла к крупным ролям на радио, где одной из её постоянных обязанностей было озвучивание реплик Лоис Лейн в радиоверсии «Супермена», которую продюсировала компания Mutual Brodcasting. В 1946 году Ролли сказала мужу, что менеджеры компании ищут автора, который мог бы за очень приличные деньги строгать сценарии для детективных радиопостановок. Идея показалась Бестеру заманчивой, и после нескольких проб он стал одним из постоянных сценаристов подросткового цикла о Нике Картере. Каждый еженедельный эпизод должен был звучать тридцать минут, для группы из трёх-четырёх сценаристов это была бы работа на пару дней — если бы Mutual ограничивалась одним только «Ником Картером». Но детективных шоу у компании было несколько, так что отдыхать сценаристам было некогда — одновременно с «Ником Картером» они писали очередные эпизоды «Тени», «Чарли Чена» и «Ниро Вульфа»...Работа в таком адском темпе была по плечу только тёртому профессионалу. К счастью, нужный опыт у Бестера уже был — благодаря комиксам. К тому же эталонный пример писательского профессионализма находился у него прямо перед глазами — сценарной группой руководил Уолтер Гибсон, который с начала 1930-х годов был автором журнальных детективов о Тени и на протяжении доброго десятка лет делал для этого цикла по два романа в месяц.О да. Уолтеру было тогда около пятидесяти, и он был в прекрасной форме. Помимо сценариев, он успевал писать книги о мастерах-иллюзионистах, всяческой телепатии и прочих паранормальных делах, был большим знатоком и энтузиастом этого дела. Я у него много трюков перенял, и не только писательских. Кстати, сам делать эпизоды для «Тени» он по понятным причинам не любил, так что эта тема частенько валилась на меня. Зато как потом он мои сценарии дрючил!..В 1948 году для Бестера появилась работа в ещё одном новом медиа — начались коммерческие телевизионные трансляции. В том числе трансляции художественных телепостановок, которым тоже требовались опытные сценаристы. Бестер отлично вписался в их компанию, добавив к своим уже весьма многочисленным профессиональным добродетелям умение «держать картинку», визуализировать текст, делать его «видимым» для постановщика — и читателя. К сожалению, оценить его тогдашние достижения на раннем телевизионном поприще довольно трудно. Первые постановки не особенно запали в зрительскую память — телевизоры ещё были экзотикой, доступной немногим. Поэтому чаще всего, говоря о вкладе Бестера в историю «малого экрана», вспоминают о его сценариях для чуть более позднего фантастического сериала по отдалённым мотивам хайнлайновского подросткового романа «Космический кадет». Сериал «Том Корбетт» (Tom Corbett, Space Cadet) появился в 1950 году и выходил на разных каналах в течение нескольких лет, попутно породив цикл радиоспектаклей, серию комиксов и даже несколько романов для юношества. Благодаря своему опыту Бестер мог бы поучаствовать в любом из этих субпроектов, но счастливо этой участи избежал. Строго говоря, неизвестно даже то, к каким именно выпускам «Тома Корбетта» Бестер делал сценарии — во всяком случае, он не упоминается в финальных титрах ни одного из сохранившихся эпизодов.Да, я предпринял к тому некоторые усилия.Для нас, однако, важно другое: в том же 1950 году Бестер снова начал печататься в НФ-журналах.

Детонатор

Возвращение в жанр было впечатляющим — его «психологически-фантастический» рассказ «Одди и Ид» (сменив название на «Намерение Дьявола») напечатал в августовском номере Astounding Кэмпбелл. В прежние времена одобрение Кэмпбелла было бы для Бестера очень важно, но как раз в 1950 году пришло время пересмотра оценок. Джон Кэмпбелл активно поддерживал публикациями новорождённую дианетику Рона Хаббарда и написал целый ряд редакционных колонок с почти неприкрытой апологетикой теорий, крайне сомнительных с научной точки зрения. «Некоторые авторы приняли новую редакционную политику Кэмпбелла как должное, — писал впоследствии Азимов, — но лучшие писатели (и я в том числе) сочли необходимым прекратить с ним сотрудничество».Альфред Бестер тоже попал в число этих «лучших» — он ведь был дипломированным психологом, агрессивную пропаганду «дианетических» практик считал откровенной профанацией и не желал поддерживать её ни прямо, ни косвенно.Диплом там был ни при чём, любого здравомыслящего человека стошнило бы от бреда, который Джон выкатывал в своих передовицах. Я даже сначала думал, что он так прикалывается, нарочно дразнит читателей. Но это сошло бы раз, ну два, но чтобы гнать тугую пургу в каждом номере — это слегка через край. Неудивительно, что Айзек и другие от него побежали: парень в то время выглядел сплошным черепно-мозговым повреждением.К тому же как раз на рубеже десятилетий мир журнальной фантастики претерпел заметные изменения, — а десятилетнему безраздельному лидерству кэмпбелловского журнала были брошены сразу два серьёзных вызова.Во-первых, Энтони Бучер и Дж. Фрэнсис Маккомас начали выпуск The Magazine of Fantasy & Science Fiction (название которого традиционно сокращается до F&SF) и заявили о решительном намерении поднять художественные стандарты публикуемой фантастики выше тех, которые исповедовал Кэмпбелл. Во-вторых, в конкуренцию включился Гораций Голд с журналом Galaxy Science Fiction — он тоже делал ставку на лучших жанровых авторов, предлагая им большие гонорары, чем Кэмпбелл. «Капитанское» положение Astounding пошатнулась, а у Альфреда Бестера появился выбор из нескольких более чем достойных (во всех смыслах) площадок для публикаций новых вещей.Он по-прежнему был занят на радио и телевидении, так что писал не особенно много. Однако рассказы, что он присылал редакторам, выглядели несравненно лучше его ранних опусов. Бестер не только «набил руку» в писательском ремесле, но и нашёл свой настоящий писательский голос.В 1951 и 1952 году Бучер опубликовал в F&SF лишь по одному рассказу Бестера — но это были «О времени и Третьей авеню» и «Выбор», которые сделали бы честь любому жанровому классику. Они были написаны с огненной энергией, блистательным чувством ритма и лёгкостью гения. А в январе 1952 года в Galaxy начинает публиковаться с продолжением «Человек без лица» (The Demolished Man).

«Человек без лица» превратил Бестера в живого классика

Бомба взрывается

Когда Бестер познакомился с редактором Galaxy Горацием Голдом...Слушай, приятель, ты пока пожуй чего-нибудь, эту историю я лучше расскажу.Какого чёрта?..Если «Человека без лица» поверхностно, но симптоматично сравнивают с «Преступлением и наказанием», то роману «Тигр! Тигр!» (The Stars My Destination, или Tiger! Tiger!) приписывается сюжетное сходство с «Графом Монте-Кристо» Александра Дюма.Между тем абзац, которым открывался пролог романа, издевательскими парафразами отсылал читателя к совсем другой классике.

Это был Золотой Век — время безумных авантюр, лёгкой жизни и трудной смерти... но об этом никто не задумывался. Это было будущее — эпоха игроков и ворья, разбоя и насилия, утончённости и разврата... но признавать это никто не желал. Это была эра крайностей, пора великолепнейших уродств... которую никто не любил.
Альфред Бестер «Тигр! Тигр!»

«Тигр! Тигр!» — выносящий мозг фантастический эксперимент«Повесть о двух городах» входит в большинство школьных курсов английской литературы, так что не узнать пародию на начало первой главы читатели просто не могли. Диккенс, правда, высказывался несколько пространнее и не ломал синкопами длинных периодов, но, если смотреть на текст Бестера правым глазом, а на текст Диккенса — левым, эффект от интерференции смыслов получается восхитительный.

Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, — век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа отчаяния, у нас было всё впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподнюю, — словом, время это было очень похоже на нынешнее, и самые горластые его представители уже и тогда требовали, чтобы о нём — будь то в хорошем или в дурном смысле — говорили не иначе, как в превосходной степени...Чарльз Диккенс «Повесть о двух городах»

В новом романе Бестер достиг совершенства какой-то немыслимой простоты. Он легко играл с классикой, историей, людьми, смыкал и размыкал сюжеты, доводил реальность до абсурда и возвращал читателю полторы тонны смысла на сдачу — «достат. кол.», как говорил, мудро качая головами, его Учёный Люд.В оригинале роман назывался The Stars My Destination — тоже цитата, переиначенный девиз студенческого «Филоматического общества».Учёный Люд этим тоже был бы мудро удовлетворён. Но не центральный персонаж романа, в котором так сложно видеть главного героя. Клинический идиот Гулли Фойл настолько одержим жаждой мести, что она против всякой логики преображает его в Престейна, почти универсального гения, — как если бы ублюдочный мистер Хайд под натиском собственной ярости выпустил бы в мир свою «светлую половину», изощрённого интригана доктора Джекила. Если в «Человеке без лица» юнговские «теневые двойники» главных персонажей лишь давали своим оригиналам подсказки, то Престейн, интеллектуальное alter ego Гулли Фойла, этим не ограничивается — он замещает собой его подлинную суть... Крестовый поход взыскующего отомщения Гулли Фойла трансформируется в экзистенциальный поход Престейна: тот должен сделать то, ради чего был призван в мир, чтобы Гулли Фойл смог вернуться в безмятежную интеллектуальную летаргию, в беспробудный сон того, что в иных обстоятельствах могло бы стать разумом. Он мчится к самоуничтожению.«Тигр! Тигр!» превзошёл по виртуозности и образной насыщенности «Человека без лица», который целых два года казался читателям верхом совершенства.Произошло невозможное: уже взорвавшаяся бомба взорвалась снова.За оставшиеся тридцать лет жизни Бестеру не удалось приблизиться к величию и совершенству этих двух сотворённых им вспышек. Хотя он честно пытался их превзойти.Увы.

Разрушение мира

Два десятка рассказов, которые Бестер написал на протяжении 1950-х годов, составили два авторских сборника и обогатили множество жанровых антологий. Повторяться Бестер не умел, каждый его рассказ был наособицу. «Феномен исчезновения», «Убийственный Фаренгейт», «Время — предатель», «Пи-человек» — каждый из них весит больше, чем иные романы, плотно набитые от корки до корки. У Бестера были собственные способы для упаковки смыслов — если вглядеться, очень простые и именно из-за простоты мало кому доступные.Рассказ «Убийцы Магомета» выделяется даже в этом блистательном ряду. Этот внешне простой литературный анекдот хранит в себе откровение почти религиозного масштаба. В пересказе его суть выглядит очевидной, на самом же деле эта очевидность несуществующая. Следите за руками. Это рассказ о том, что человек возводит свой мир для всех, а разрушает только для самого себя. Это первая фаза. А вот вторая: разрушение своего мира означает для человека свободу столь полную, что она становится для него единственным законом, ненарушаемым и бессмысленным, — потому что ни смысла, ни даже возможности его нарушить у человека больше нет, потому что субъективный мир, объект приложения его былой несвободы, разрушен и более не существует.Это самый безнадёжный образ личного рая, который мне попадался.Элфи, вы всё ещё здесь?Вот и хорошо.

«Крысиные бега» (или «Кто он?») — сатирический детектив о телевизионном закулисье, которое Бестер-сценарист изучил вдоль и поперёк

Праздник, который всегда с другими

Когда Бестеры путешествовали по Европе, Элфи взял за правило отправлять путевые очерки в журнал Holiday. Очерки писались как бы сами собой и почти не требовали усилий, а доход приносили ощутимый. И не только Бестеру, но и журналу. Редакция попросила Бестера, раз уж он находится так близко к европейским знаменитостям, при случае брать у них интервью — в качестве официального представителя журнала.Бестер был уникальным интервьюером, чутким и глубоким. Сказывалось и профессиональное знание психологии, и личное обаяние. И восприимчивость. Он многому научился у тех, с кем общался как журналист. Например, находить к ним же подход. Однажды (уже вернувшись в Америку) Бестер получил задание взять интервью у звезды хичкоковского «Головокружения» актрисы Ким Новак. Трижды его визиты оказывались бесполезны — Ким была с ним крайне осторожна и замкнута. Но во время четвёртой встречи она вдруг поставила пластинку и пригласила Бестера на танец. Они некоторое время кружились в вальсе, а затем состоялось поразительной искренности и теплоты интервью. Некоторым для того, чтобы оценить человека, необходимо к нему прикоснуться. Убедиться в его реальности. В том, что он живой. Добавить его в свой мир — через прикосновение.Бестер стал так много работать для Holiday, что у него практически не оставалось времени писать прозу. В 1963 году владельцы журнала предложили ему пост старшего редактора — и Элфи согласился. На некоторое время он даже вернулся в фантастику, опубликовал несколько отличных рассказов, — но это был лишь ностальгический всплеск. Работа давала ему всё, что нужно. В том числе возможность побуждать других к творчеству.Вскоре после того, как Бестер стал штатным сотрудником Holiday, к нему попала рукопись, уже отвергнутая остальными редакторами. Элфи, однако, разглядел в ней немалый потенциал, пошёл напролом, уболтал художественного редактора и главного, получил одобрение. Потом он встретился с автором. «Питер, — сказал он. — Мы можем опубликовать твой текст как есть, и всё будет зашибись. Но почему-то мне кажется, что твоя история про акулу — это только первая глава чего-то более крупного. Как считаешь?»В истории создания и успеха сверхзнаменитых «Челюстей» этот диалог затерялся на фоне десятилетней работы над книгой (роман был опубликован только в 1974 году, пройдя через несколько кругов полной переделки). Возможно, автор — Питер Бенчли — о нём даже и не помнил. Да и Бестер рассказал об этом полтора десятилетия спустя в одном из интервью просто как анекдот.Но таких встреч и диалогов у Бестера за время его работы в журнале были сотни. Возможно, тысячи. И он наверняка радовался, когда (и если) через много лет видел их результаты. Так он строил свой мир — и наш тоже.Через прикосновение.

Но в 1971 году Holiday был закрыт, и Элфи впервые за два десятилетия остался без надёжного заработка. Мало того: он так привык находиться среди настоящих профессионалов, что стал чрезмерно требователен в оценках профессионализма. Новой команды такого же высокого класса ему найти так и не удалось. Однажды его пригласили в Индианаполис — какой-то магнат купил лицензию на возобновление издания Holiday и хотел заполучить в проект Бестера. Приглашение было заманчивым, но, приехав в Индианаполис, Элфи быстро понял, что сотрудничать с этими людьми он не сможет. Это был не его класс профессионализма, а работать на понижение он не считал нужным.Поэтому он вернулся к тому, с чего начинал, — к фантастике.После нескольких рассказов он опубликовал (в 1974 году) роман «Дьявольский интерфейс» (The Computer Connection). Были умеренные фанфары, номинации на «Хьюго» и «Небьюлу» — и глубокая неудовлетворённость. Он видел, что роман недостаточно хорош — не только на фоне «Человека без лица», но даже в сравнении с тем, как он был задуман.Следующие пять лет он писал «Голем100» (Golem100, 1980). В новом романе звучало роскошное полифоничное безумие, снова расцветала тема саморазрушения — на этот раз увязанная с темой самопожертвования. Бестер был по-настоящему воодушевлён тем, что у него получилось, и рискнул назвать роман своей «безусловно лучшей книгой». Но насыщенный и сложный текст прошёл мимо сознания читателей — как не было этого романа, как не было этих читателей... Умеренные комплименты, не более.Ещё через год вышли «Обманщики». Полное молчание.Всё было, в общем, ясно.Когда в 1984 году умерла Ролли, Элфи решил, что настало время обретать абсолютную свободу.

На вершине

Два великих романа, два десятка исключительных рассказов. Монографии литературоведов. Переводы на чёртову уйму мировых языков. Память тех, с кем сводили случай или судьба. Признательность воздымателей «новых волн» и новоявленных ниспровергателей чего-нибудь уже облупившегося. Звание «Отца-основателя» и «Предтечи» — по разным поводам, часто смешным. Персонаж-эспер по имени Альфред Бестер в популярном фантастическом телесериале о XXIII веке.Всё это Элфи больше не нужно. Он от этого свободен.Однако всё это чертовски необходимо нам. Потому что мы продолжаем что-то строить, вязать друг с другом слова и смыслы, бурно жалеть идиотов и тщетно тянуть их к чему-то, что важно для нас, а им совершенно не нужно.Но это уже наша работа. Как-нибудь сдюжим — через прикосновение, ругаясь, обжигаясь, теряя пальцы и ощущение реальности.Просто признаемся: без твоих книг было бы гораздо труднее.Так что нам удачи, а вам с Ролли — свободы и покоя.И чтобы анекдоты о Хайнлайне (отличные, кстати), которые, по вашим словам, так любит травить Азимов, повторялись не слишком часто.Элфи?..