Интервью с Джаником Файзиевым, режиссёром «Вратаря Галактики» и не только

Детали и изобретения 

Прежде всего — поздравляем: «Вратарь Галактики» наконец-то у финишной черты! Говорят, работа над этим проектом шла почти двенадцать лет?Действительно, первую концепцию этого фильма я написал лет двенадцать назад. Мысль была близкая: там был тот же главный герой, та же суть, та же история, но она была более взрослая. Это дало фильму первый эмоциональный импульс.

Как думаете, насколько всё изменилось за это время: мир, зритель, кинорынок?Рынок никак не изменился. Всё так же, как было десять-двенадцать лет назад: Голливуд снимал и продолжает снимать свои фильмы за какие-то совершенно баснословные деньги. У меня есть формула (я очень ею горжусь) о разнице между Голливудом и нами, или, скажем, между мейджорами и независимыми продюсерами. Мейджоры снимают кино до тех пор, пока у них не получится то, что задумано. А мы снимаем до тех пор, пока нам позволяют деньги.Я очень люблю одну историю со Спилбергом на «Парке юрского периода», первом. Я смотрел интервью с ребятами, которые там занимались physical effects. Знаете, что это такое, да?Все спецэффекты, которые осуществляются непосредственно на площадке.Да, это всё, что отваливается, падает, рушится и так далее. И вот в сценарии у них было написано, что, когда динозавр идёт к машине, в стакане по поверхности воды расходятся концентрические круги. И интервью длилось минут пятнадцать: они рассказывали, как пытались добиться таких кругов. Искания длились год, если не больше! А результат был таков. Единственный объект, который дает нужный эффект, — это струна. Поэтому они купили дубль машины, в которой снимались главные герои, и отрезали у него днище. К тому месту, где крепится стакан в салоне, они герметично прикрепили струбцину изогнутой формы со струной — получилось похоже на лиру. И по команде «начали!» человек, отвечающий за physical effects, смычком играл на этой струне. Водил по ней смычком — и по воде расходились концентрические круги.Вот представляете, сколько стоил этот эффект? Сколько он длится на экране — пару секунд максимум! А это год работы, люди получают зарплату. Понятно, что они не только этим занимались, но тем не менее. Им нужно было заказать эту струбцину, её надо было изготовить — она же не существует в реальности! Надо было её проверить, ведь с первого раза такое не получается, потому что это не типичная вещь. Длину этой струбцины тоже надо было измерить. Её нельзя было закрепить крепче, чем нужно. Надо было как-то само крепление придумать, чтобы волны не гасились, когда ты будешь на ней играть. Это изобретение.Вот это всё — трудозатратная, материалоемкая, финансово дорогая хрень! Которая на экране длится две секунды. И, я вас уверяю, если бы круги были не концентрические, кино бы не проиграло. Конкретно от этих двух секунд — не проиграло бы.Но стало бы оно классикой? Этот кадр — уже легендарный!Совершенно верно. Но это то, что называется «бог в деталях». Если они столько занимались этим кадром, значит, они и всем остальным занимались ещё больше. Реакция Спилберга меня потрясла. Он увидел этот эпизод, посмотрел в камеру и сказал: «Я и не знал, что это так трудно!» У них совершенно другая индустрия.

Однако вы тоже любите яркие детали. Скажем, в «Турецком гамбите» образ злодея, вражеского шпиона Анвара, был дан через его эффектные синие очки. А в «Августе. Восьмого» вы использовали яблоки и цыплят, чтобы показать обычную беззащитную жизнь, на которую наступает война. Почему для вас как режиссера настолько важны детали?Повторюсь, бог в деталях. В России у этой поговорки две версии: «дьявол в деталях» и «бог в деталях». Это вопрос философии. Если ты думаешь, что дьявол в деталях, ты всё время ждёшь подвоха. А когда ты думаешь, что бог в деталях, то всё время стремишься к свету. Так вот, мир состоит из деталей. И если ты хочешь быть интересен людям рядом с тобой, то ты должен уметь видеть мир чуть глубже, чем видят они.Со мной в этом смысле бывает тяжело общаться, потому что я вижу то, чего человек не хотел бы видеть или что он очень хочет скрыть. Я вижу внутренние порывы. Просто потому, что это моя профессия. Общаясь с человеком, я понимаю, что он переживает сейчас, и понимание это — по мелким деталям. По тому, как он теребит карман, или как у него дергается глаз, или как он всё время снимает-протирает очки, или как девушка одергивает платье. Я понимаю, чувствуют они себя комфортно или дискомфортно.И вот когда ты эти детали суммируешь и вытаскиваешь, тогда у тебя может появиться в сценарии строчка «по стакану расходятся концентрические круги». Иначе люди видят только, кто что сказал, куда пошел и какая у кого зарплата, — всё! Помните, Экзюпери писал: «Многие люди думают, что если они знают, как тебя зовут и сколько тебе лет, то они знают про тебя всё»? Но это совсем не так. Если вы хотите что-то рассказать так, чтобы это стало вашей памятью, частью вашего воспоминания, вы должны обязательно рассказать это в деталях.

У вас есть любимая деталь во «Вратаре Галактики»? Ну, если без спойлеров.Деталей там так много, что я не могу выделить какую-то одну. Кино уже готово, поэтому могу вам честно сказать: по большому счёту мы не просрали ничего.У меня есть мой партнер и боевой товарищ с тридцатилетним стажем, ведущий продюсер Иннокентий Малинкин. Почти на всех моих фильмах он говорил мне: «Ты нас заставляешь прыгать из самолёта без парашюта. И мы каждый раз вместе с тобой прыгаем и говорим, что всё, это последний раз, больше прыгать не будем. Но каждый раз как-то приземляемся». А на «Вратаре» мы не просто выпрыгнули без парашюта, но ещё и взяли балласт и прыгнули с какой-то совершенно космической высоты!Я ужасно люблю логотипы, которые у нас получились для команды землян по космоболу. Я даже за свой счёт изготовил значки и теперь их людям дарю. Мне ужасно нравятся персонажи, которые у нас получились: и трёхмерные, и живые. А как потрясающе сработали костюмеры и гримёр!Задержка на первые полтора года у нас отчасти произошла из-за финансового кризиса 2014-го. Каскадеров и костюмы мы изначально планировали заказать у наших коллег за рубежом, вели переговоры с постановщиком трюков из «Человека-паука». Но вдруг оказалось, что это невозможно. И поэтому мы стали искать «импортозамещение» — но пластический грим такого уровня у нас никто никогда не делал. Мы рискнули, взяли молодых ребят, для них это был первый такой большой опыт. И они сработали фантастически, это просто производственный и технический подвиг.Часть реквизита мы изготавливали на трехмерном принтере, это мой первый опыт работы с такой технологией. У нас в фильме фигурирует лекарство, и вот баночки для него и таблетки, которые в этих баночках лежат, мы изготавливали на принтере. Количество итераций, подбор материалов и так далее — это был совершенно отдельный проект и своя головная боль! Просто ради этой баночки.

Как у Спилберга?Ну, не в таких масштабах. Скажем, у нас там есть инопланетное оружие (его мы тоже делали на принтере), и оно никак не получалось того качества, что мне хотелось. А шлемы мы заказывали у какой-то военной лаборатории, где сидят разные умные дядьки-учёные. Я говорю ассистенту: «Отнеси им наше ружье, покажи, спроси, могут ли они нам его поправить». Человек возвращается и говорит: «Я только его достал — они как набросились! [Ух ты], смотри,

себе, какая штука! Вообще класс, во-о-о!»(Смеется.)Взрослые, здоровенные дядьки у меня это ружьё с руками отрывали. Тогда я успокоился. Понял, что оно работает. Это кино — в отличие, наверное, от всего, что я раньше делал — оно прямо вот штучное. Мы строили павильон, придумывали реквизит и костюмы. Разве что воду не делали!Это же фантастика. Здесь всё приходится создавать с нуля.Да, ничего нельзя взять с улицы. Каждую деталь делали сами — сумки, сетки, прически, расчески, даже ювелирные украшения из пробки, из мячиков сдутых, из крышечек бутылочных и так далее.Был отдельный ювелир, который нам делал металлический реквизит: например, у одного из главных героев есть компьютер в виде браслета. И ещё такая штучка, лечебный инструмент, который выполняет функцию сканера. И мы сами делали-делали-делали — и понимаем, что не получается. Приходим к другу-ювелиру, который иногда помогает нам с проектами.— Можешь сделать?— Я это могу только из золота.— Не, из золота не надо, дорого.— Ну только из серебра тогда, не могу из других металлов!— Ну ладно, делай из серебра.Сделал нам эти ювелирные украшения, и они выглядят фантастически. А наш художник-постановщик сшил потрясающие рюкзаки. Реквизиторы вообще потрясли меня умением собирать разные штуки из ничего: в мире фильма произошли тектонические изменения и производство остановилось, поэтому всё рукотворное. Даже баннер на улице, плакат с нашими игроками — он тоже рукотворный, из ленточек и бумажечек.И вы этот баннер вручную делали?Да, специальный художник пришёл, ленточки собирал. Все эти плакаты, погремушки в сценах на стадионе — всё рукотворное, каждый миллиметр.

Мифы и предсказания

Ваша фильмография — во многом попытка создать новую мифологию. Уже в документальном проекте «Намедни: Наша эра» вы формировали определённый образ страны и поколения. «Турецкий гамбит» и «Легенда о Коловрате» — мифы о нашем прошлом. «Август. Восьмого» — сказка про современность. И вот теперь «Вратарь галактики» — видения будущего. Думаете ли вы об этом во время работы?Это вопрос терминологии. Если я обращаюсь ко взрослой аудитории, то это мифология. Для более младшей аудитории я снимаю сказки. А легенды — они, пожалуй, для всех.И да, создание мифологии, создание мира — это, наверное, бремя любого художника. Я в этом плане не исключение. Кстати, поэтому художники друг друга не любят страшно! Это криэйторская ревность: мой мир всегда будет лучше, чем любой другой мир. Когда говорят, что Толстой не любил Достоевского или Шекспира, это абсолютно логично. Потому что в мире Толстого не могут жить герои Достоевского, они там лишние персонажи. И наоборот: Толстой никак не поместится в мир Достоевского, потому что эти рефлексирующие люди с их обнаженными наружу нервами не могут жить в мире, где существует структурная, логическая последовательность.Каждый художник стремится создать мифологию. Просто кому-то удается найти форму, которая хорошо воспримется сегодняшним днём, а кому-то не удается. Знаете, люди по психотипам делятся на несколько групп. Один человек подходит к окну и видит лес. Второй человек видит поляну. Третий — небо. И каждый из них будет рассказывать вам свою картину. И только один из них увидит весь пейзаж, всю картину целиком. Это, как правило, люди, очень ориентированные на бизнес, на зарабатывание денег. Но если в таком человеке есть искра божья и он пишет стихи или романы, то тогда получается уровень Толстого или Достоевского.

Но как сохранить свою мифологию и своё видение? Если проект тянется уже много-много лет, постоянно сталкивается с кризисами и рискует развалиться от нехватки средств — как не опустить руки?(Долгая пауза.)А как?Ну вы же как-то это сделали.Ну вот смотрите. Я очень люблю рассказывать сказки своим детям. Причем дети у меня говорливые: колобки-шмолобки для них заканчиваются в три года, поэтому каждый раз я сочиняю для них новые сказки. И они бывают многосерийными, длиннющими, с продолжениями. Однажды мы ехали с женой и ребенком в машине — три часа в одну сторону и три часа обратно. И я всё это время рассказывал сказку. А на втором часе обратной дороги жена вдруг поворачивается и говорит: «Ну а что ж он, что ли, не помнит, что у него там рыбка в аквариуме живет? Что ж он, дурак, поперся…» Я говорю: «Ты что, все эти пять часов слушаешь эту сказку?!» А она мне: «Я что-то так увлеклась!»Есть такой итальянский театральный режиссер, Джорджо Стрелер, и у него есть книжка под названием «Интермеццо». И там вступление, очень люблю его. «Я родился и понял, что мое призвание в жизни — рассказывать истории. Я очень люблю рассказывать истории при помощи артистов на сцене. Но если вдруг вы у меня заберёте сцену и артистов, то я выйду на площадь и буду рассказывать там. Если вы у меня заберете площадь, я на досточке буду. А если вы мне запретите выходить, свяжете мне руки и посадите меня на стул, чтобы я не мог шевелиться, я наполню воздух такой энергией, что вы поймете, о чём я вам хочу рассказать историю».Вот, наверное, это — про нас. Про тех, у кого в голове живет тяга рассказывать истории. И мне очень хочется, чтобы мои дети, листая бесконечный поток марвеловской продукции, вдруг увидели, что наши пацаны тоже спасают мир, наши девчонки тоже умеют совершать подвиги, наши ребята тоже умеют рисовать компьютерную графику и снимать кино. Я, конечно, очень надеюсь, что это будет большой частью нашей культуры, но и на маленькое место я тоже готов. Как говаривал

Чабуа Амирэджиби, «огород надо возделывать, и, может быть, наша роль в этом процессе — быть удобрением».

Насколько вы отталкиваетесь от реальности вокруг вас? Вот вы сейчас говорили про сказки для своих детей — и сразу вспоминается сказка из «Августа. Восьмого». Или, например, когда в начале года грянул коронавирус, многие припомнили ваш сериал «Эпидемия». Как вы попали в нерв, который только через несколько лет аукнулся?За мной вообще водится такая особенность. Знаете, мой первый полнометражный фильм был на фестивале, и я там получил спецприз. Почти все мои ранние фильмы получали призы. Прошло где-то семь-восемь лет, и председатель тогдашнего жюри подошел ко мне и сказал: «Ты знаешь, я хочу извиниться перед тобой. Я тогда не понимал всего, что там было рассказано. Часто в мыслях возвращаюсь к этому фильму и каждый раз нахожу новое. Ё-моё, я ж тогда об этом даже не думал!» Хотя он старше меня и фильм был довольно простой, смешной.Я всегда чуть-чуть опережаю время — что в ситуации с кино очень плохо, потому что кино должно работать здесь и сегодня. А если люди до фильма дозревают спустя годы…Это хорошо для людей, но не очень хорошо для вас.Ну да, наверное. Что такое сейчас пять-семь лет? Я помню, на меня ошеломляющее впечатление произвел фильм «Гладиатор», просто культурологический шок. И я был потрясен, когда пять лет спустя из-за бесконечного бума новых картин он даже не попал в список лучших фильмов десятилетия. Какой-то дурацкий был список, я сейчас не помню какой. Я говорю: «Как же так, братцы, вы чего?» А мне: «Да вот чего-то мы забыли его, блин». И я вдруг понимаю, что в наше время пять лет — это гигантская дистанция! Мало кто теперь будет смотреть «Август. Восьмого» или вспомнит, как мы там показали президента.

Ну, такое действительно встречается нечасто.Восемь лет уже прошло с «Августа», но люди до сих пор как-то не готовы показывать в кино президента. А я вот как-то осмелился. Видите? Остался непонят. Но есть люди, которые иногда возвращаются к кино. Буквально вчера мой товарищ, известный театральный и телевизионный продюсер, сказал мне: «Вот ты знаешь, совсем недавно посмотрел «Турецкий гамбит» — и с таким удовольствием!» А я говорю: «Я все искал человека, который его не видел! Всё работает? Я же сам не в состоянии оценить». Он говорит: «Да, всё на месте, всё работает! Мне было интересно, я так увлёкся!»И теперь, в 2020 году, вы выпускаете фильм, действие которого происходит в постапокалиптической Москве, частично поглощённой джунглями. Это вывод из нынешних климатических изменений?Так и есть! Я прочитал одно исследование про таяние льдов, которое блокирует Гольфстрим. Это же сложный механизм: большой поток холодной воды спускается в Атлантический океан, и, как только он пересечёт Гольфстрим, Северный полюс перестанет существовать и льды опустятся сильно южнее. С одной стороны лёд тает, а с другой — намерзает. Происходит перераспределение климата. Все эти расчеты учёные провели на какой-то компьютеризированной модели, и оказалось, что Россия, а именно Великорусская равнина, останется сушей. Москва, правда, будет ближе к берегу, Атлантический океан подберётся довольно близко. Ну я и решил: пусть будет вот так, раз близко к правде.К тому же это очень эффектная фактура.Ну да. Москва — в бразильских лианах!

 

Близкие контакты и сковородки 

А какие у вас надежды на более близкое будущее? Станет ли кинопроизводство более лёгким и дешёвым? Вы наверняка слышали про ноу-хау «Мандалорца», большую часть которого сняли в павильоне со стеной экранов. Что, кстати, чем-то похоже на съёмки «Коловрата» и «Вратаря» — только у «Звёздных войн» на площадку выводилась уже почти готовая графика. Говорят, это даёт вдвое больше материала за вдвое меньший бюджет.Не совсем так. Любая технология — это карандаш. Компьютерная графика, компьютер, вот эти вот 3D-мониторы — это всё офигенный и технологичный, но карандаш. Рисовать этим карандашом может только художник, тут нужны рука и голова. Сама технология такое не умеет — и не уверен, что когда-нибудь у неё это получится. Хотя чёрт его знает, загадывать страшно. И мало что становится дешевле или как-то серьёзно меняется. Когда вышел «Аватар», многие говорили: «О, 3D — это спасение кино!..»Прошло пять лет — и мода закончилась.А «Аватар» остался, да. Людям всё время хочется через какой-то такой простой секрет — раз-два, чих-пых, волшебная палочка! — и чтобы всё сразу заработало и само полетело. Я тоже мечтаю об этом. Но нет: чтобы приготовить яичницу, нужно нагреть сковородку, налить масла, разбить яйца и проследить, чтобы всё не подгорело.Однако сковородки по качеству становятся всё лучше и лучше.Сейчас офигенные сковородки! Офигенные газовые плиты! Офигенные яйца! Но ты должен взять и приготовить яичницу. Без тебя это — ничто. Наверное, можно поставить приборы, которые отследят, чтобы она не подгорела. Будет ли это вкусно? Не знаю. Но вот с картинами, фильмами, книгами, песнями так нельзя, какие бы технологии ни появились.

Тогда поговорим о тех, кто, так сказать, будет делать яичницу. Вы вели режиссерскую мастерскую во ВГИКе. Какое у вас сложилось впечатление о молодежи?Мои коллеги, кто преподаёт в той или иной форме, все говорят: «Ой, я прихожу и прямо подпитываюсь, чувствую себя моложе». А для меня это был тяжелейший труд, тяжелейший!Меня хитрым крюком купили на фразу: «Ну как вам не стыдно? Вы что, не найдете два часа в неделю, чтобы с молодежью пообщаться?» В первый же день, первого сентября, занятия начались в час, а закончились в полдвенадцатого. И я понял, что это невозможно. Я просто не знаю, как учить. Меня никто не учил снимать кино — я не знаю, как учить. Поэтому я просто работал продюсером при молодых, ничего не умеющих людях, которые стали режиссерами. От нулевого уровня до завершения производства.Мне кажется, опыт у нас был успешный. Я оказался очень строгим, требовательным преподавателем — может, даже излишне… Я честно говорил студентам: «Вы знаете, я от дилетантизма и аматорства устал у себя на производстве, поэтому я хочу, чтобы вы были во всеоружии. Я не хочу, чтобы вы пришли в индустрию и не знали ответов на базовые вопросы». Поэтому я их крепко очень тренировал. И себе спуску не даю никогда, и им не давал. Но ребята у меня хорошие вполне, да. Тьфу-тьфу.

За их успехами после выпуска не следите?