Читаем книгу: Иван Белов — Заступа. Чернее чёрного

26 января 10:00

920

13 минут на чтение

Вышедший в 2023 году цикл Ивана Белова “Заступа” стал одним из самых ярких событий в мире отечественного фэнтези за последние пару лет. Приключения обаятельного вурдалака Руха Бучилы приглянулись и критикам, и простым читателям. Первый сборник цикла вышел в финал премии “Новые горизонты”, завоевал премии “Рукопись года” и “Мастера ужасов” и был признан “Книгой года” по версии Фантлаба. И вот в начале 2025 года в продажу выходит вторая книга цикла, “Чернее черного” — в ее войдут еще пять повестей и рассказов о Заступе. Мы публикуем на сайте первую главу из повести “Пламень ярый”, в которой всеми любимый вурдалак в компании малознакомого попа пытается разобраться с загадочными исчезновениями селян.

Итак, судари мои и сударыни, не желаете ли отправиться в новое увлекательное, мрачное, временами безумное и полное опасностей путешествие по Новгородской республике, году этак в 1668? Посетить примороженные Гиблые леса, населенные мавками, умертвиями и чудью? Окунуться в ужасы крестьянского бунта, чудом остаться в живых и поглазеть на казнь захваченных главарей? В компании милого черта и обаятельной ведьмы увидеть предновогодний Новгород, припорошенный снегом, празднично украшенный и залитый кровью? Или пуститься в авантюру вместе с малознакомым священником и попытаться разгадать тайну в одночасье вымерших деревень? А может, вы давно мечтали узнать, откуда взялся и как стал Заступой один знаменитый и добродетельный вурдалак?

Если вы готовы и не боитесь, то добро пожаловать. Вам улыбнется, протянет руку и поведет за собой Рух Бучила: убийца, развратник, пройдоха и лиходей. Мелкая песчинка в глазу Господа Бога, зудящий репейник на мохнатой заднице Сатаны.

Пламень ярый, глава первая

Июнь лета Рождества Христова 1676-го выдался поганым даже по меркам повидавших всякое дерьмо стариков. После необычайно жаркой весны разом похолодало, и на две недели зарядили мерзкие затяжные дожди, превратившие поля и дороги в жидкую хлябь. В Ладоге размыло кладбище и сбросило в реку гробы, раскидав бренные останки по берегам. Людишки послабже видели в том дурной знак, а кто посмелей — бродили средь костей, разыскивая родных. Посевы гибли на корню, предвещая грядущий неурожай, по селам и весям ползли слухи о голоде хлеще, чем в 1598-м, когда новгородские губернии вымерли на добрую треть. Пора было начинать сенокос, но тучные луга стали болотами, Волхов раздулся и вышел из берегов, подтопив столицу и превратив улицы в каналы и грязные рвы. Торговля остановилась, крестьяне сидели по избам, даже шустрая по теплу нечисть притихла, забившись в чёрные норы, о чем Бучила нисколечко не жалел, проводя время в раздумьях о тщетности бытия и наблюдениях за отвесно падающим дождем. По уму надо было пойти отчерпать воду, залившую нижние ярусы, но ведь за ту работу не заплатит никто, а уставать как собака да мокнуть и возякаться в грязи забесплатно Рух отродясь не привык. Нет, ну надо было, конечно, собраться, но тут навалились совсем другие дела...

С темного ночного неба нудил противный дождишко, и Рух повыше натянул ворот толстого кожаного плаща. Хороший плащик, кожа мягкая, нежная, словно бархат, изнутри шерстью подбит: ни вода, ни ветер его не берут. В такую дрянную погодку самое то. И красивый опять же: в поясе узок, к низу широк, хошь на коне скачи, хошь задницу проветривай, ежели припечет. Дело немножечко портили серебряные застежки, но срезать этакую красоту было жаль, и пришлось обзаводиться перчатками. За обновку Рух недорого дал: два раза в башку приблудному мертвяку. И правильно, неча шляться и подвывать возле ворот. Пришлось немного отстирать от крови и гнилого мясца, но чай свое — не чужое, управился.

Рух стоял возле крыльца избы отца Ионы и хмуро глядел на закрытую дверь. Вот негодяй, в гости позвал, а ни ковра, ни грудастой молодки с хлебом-солью не обеспечил. Впору обидеться и уйти, но тогда зря, что ли, ноги топтал? Смирять надо гордыню, смирять: гордыня — великий грех, а этих грехов и так как блох на помойном коте. Одну выщелкал — три родились. Замкнутый круг, ети его мать.

Бучила тяжко вздохнул и вежливо постучал ногой в поповскую дверь. Внутри брякнуло, послышались тихие шаги, дверь открылась, и в пролившейся дорожке желтого света замаячило тощее лицо Ионы.

— Здорово, ваша святость, — поприветствовал Рух.

— Скажешь тоже, — поморщился Иона, освобождая проход. — Прошу входить.

— Ты чего какой обходительный? — насторожился Бучила.

— Ну это, — смешался Иона, — такого, как ты, приглашать надо в дом, иначе не сможешь войти.

— Господи, — закатил глаза Рух, — вот вроде взрослый мужик, грамоту разумеешь, книжки умненькие читал, может, даже бабу голую видел, а такую хрень несешь, не приведи белый свет. Запомни, меня приглашать не надо, я сам весь красивый из себя прихожу.

Бучила вступил в дом, обставленный просто и без изысков: в углу печь, у окна лавки и стол, чуть дальше — заправленная цветастым одеялом кровать. Всё чисто, опрятно, полы намыты, на окнах ажурные занавесочки, обувка аккуратно составлена. Чувствовалась женская заботливая рука. Знамо чья — Лукерья после тех знаменитых событий отгоревала по дитю и согласилась пойти за Иону. Рух выбор одобрил: Иона мужичонка хлипкий, но ласковый, — все лучше, чем одиночками мыкаться. Да и в попадьях ходить — это тебе не землицу горбом подымать, хлебная должность.

За столом нахохлился широкий в плечах бородатый мужик. Горящая свеча бросала отблески на битое оспой круглое лицо с мясистым носом и густыми, нависающими бровями. Близко поставленные глаза внимательно смотрели на Руха.

— Супруга к соседке в гости ушла, — словно извинился Иона. — Ты присаживайся. Знакомьтесь, это Заступа наш, а это отец Никанор.

— Не до хрена ли попов на меня одного? — Бучила уселся на лавку и представился: — Бучила я, Рух, грешник отъявленный и озорник.

— Никанор, — прогудел низким, грудным басом священник. — Настоятель храма села Долматово.

— Ага, наше вам, — кивнул Бучила. — Ну и в чём, друг ситный Иона, подвох?

— Нету подвоха. — Иона присел.

— Ни в жисть не поверю, вываливай давай, зачем звал.

— Отцу Никанору помощь нужна, — признался Иона.

— А я тут при чём? Отец Никанор должен меня святой водой изгонять, а не помощи спрашивать. Так ведь заведено?

— Так, да не так, — спокойно возразил Никанор. — Я тебе, Заступа, историю расскажу, а ты послушай, а там уж решишь.

— Ну, лады, — согласился Рух неожиданно сам для себя. Делать всё равно было нечего. А поповские байки бывают веселые.

— Вокруг да около не буду ходить, — сказал Никанор. — Сразу к делу. Служу в Долматово двенадцатый год — хорошее село и люди простые, церковь сами поставили. Всё село — полтора десятка дворов, не богато живут, но и не бедствуют, Господа Бога благодарят. Третьего июня вызвали в епархию меня по срочному делу. Вернулся шестого, а в селе ни души.

— В смысле? — навострил ухо Бучила. Скучная басня вдруг приняла неожиданный поворот.

— Живых ни единой души, одни мертвяки, — пояснил Никанор, добела сжав пудовые кулаки.

— Вон оно как, — присвистнул Рух. — Значит, некому свечки втюхивать стало?

— Заступа-а, — укоризненно вздохнул Иона.

— А чего, я вашу братию знаю. — Рух улыбнулся побагровевшему Никанору. — Без обид, Никанор. Я так смекаю, Заступы в селе вашем нет?

— Откуда? — втянул голову в плечи Никанор. — Заступу нам ни в жизни не потянуть, сами оборонялись.

— Дооборонялись, етишкиный род, — кивнул Рух. — А я тут при чём, раз душегубство свершилось уже? Меня звать надо, когда людишки живые барахтаются, теперь-то чего? Яму сам выкопаешь, вон бугай какой отожрался на деревенских харчах.

— Выкопал уже, а люди не все померли, — не обратил внимания на подначку Никанор. — Мертвяков много, а многих и не хватает. Жена моя, Настасья Никитишна, пропала. И дочка — Степанидушка. И ещё всякие. Вот и хочу отыскать.

— Полиция чего говорит? — спросил Рух.

— А ничего, — отмахнулся в сердцах Никанор. — Приехали трое, носами поводили, бумаги страсть измарали и убрались. Сказали, расследовать будут, вроде как банда напала на село, побила людей, а других в полон увела.

— Может и так?

— Может и так, — пригорюнился священник. — Только что за тати такие, которые ценного из домов не берут? Шуба на месте, дочкино приданое в целости, икона в золоченом окладе — и та стоит! Бывает ли так?

— По нынешним временам какого только не бывает говна, — отозвался Рух и задумался. По новгородским меркам Долматово недалече совсем, двадцать вёрст по прямой, и заняться всё одно нечем, так почему бы не посмотреть? С одной стороны — лень, а с другой — куча трупов и брошенное село. И поп этот что-то явно недоговаривает. Весьма интересно девки выплясывают. Нелюдово недельку обойдётся без своего героя, чай не впервой. И смена обстановки опять же не повредит, а то чахнешь в каменном мешке, растрачиваешь впустую лучшие сотни годков...

— Не откажи, Заступа, — попросил Иона, навалившись на стол. — Я тебе век благодарен буду.

— Вот это пугает больше всего, — тяжело глянул на священника Бучила. — Давай уж без благодарностей, мне лучше по-простому — деньгой.

— Деньги есть, — прохрипел Никанор. — Всё отдам, только помоги жену с дочкой сыскать.

— Другой разговор, — сладко прищурился Рух. — Когда выдвигаемся?

На деньги ему, понятное дело, было плевать.

Путь до Долматово занял полтора ужасающе скучных, утомительных дня по раскисшим дорогам под моросящим дождем, и Рух успел сотню раз проклясть Иону, Никанора и свою неизбывную доброту. Спасали припасённая бутылочка и крытый Никаноров тарантас, запряженный сонной лошадкой. Всё ж какой-никакой, а комфорт, и мочило поменьше чутка. Заночевали на постоялом дворе, а после обеда следующего дня с помпой завалились в родовое поповье село. Ну как с помпой: тихонечко, словно воры, заехали в ворота. Избы стояли пустые, из-под копыт нехотя разбегались одичавшие куры, из-за плетней грозно порыкивали оставшиеся без хозяев, да так и не разбежавшиеся дворовые псы. Собаки, животины божьи, преданно охраняли брошенные дома. Небольшая церковь царапала свинцовые тучи потускневшим крестом.

Рух стоял возле свежей насыпи огромной братской могилы на краю сельского кладбища и уважительно косился на молящегося рядом Никанора. Силён мужик, это ведь какую надо было ямину выкопать? Или не один? Одному такое вряд ли под силу.

— Сам копал или помогал кто? — спросил Рух.

— Одному тут на неделю работы и пуп надорвать, — хмуро откликнулся Никанор. — Шутка ли, тридцать две загубленные души. Тут в трех вёрстах деревенька — Прокудинка, тоже моего прихода; так попросил мужиков — помогли. Хорошие мужики, богобоязненные.

— Знаю я хороших таких, — хмыкнул Бучила. — Три лета назад орефинские с дуниловскими покосы не поделили, так орефинские ночью пришли и соседям пустили красного петуха: деревня выгорела дотла, три семьи сгорели живьем. Может, и у вас не поделили чего мужики?

— Не было такого, я б знал, — мотнул бородой Никанор. — В мире и благости великой живем.

— Ну-ну. — Бучила покосился на него, словно на дурачка. — Тогда даже не знаю. Если соседи богобоязненные, и разбойничков никто не видал, значит, ты — первый подозреваемый, Никанор.

— Я? — Священник вздёрнул кудлатую бровь.

— Ну сам посуди: кто пропал, кто богу душу отдал, ты один в здоровье и целости. Подозрительно, да?

— Есть такое, — растерянно признал священник. — Как подгадал, прости господи. Только зачем мне людей убивать?

— А бес его знает, — пожал плечами Бучила. — Чужая душа — потёмки. Может, пожертвованиями обидели, может, поклоны клали хреново, может, об икону лишний раз башкой стукнулся и возомнилось тебе, будто во всей пастве черти сидят, а ты — ангел крылатый с огнистым мечом. Ну и набедокурил слегка.

— А жену? — заинтересованно спросил Никанор.

— А жену всегда есть за что, ты уж поверь, у меня их было одна или две.

— Наслышан, — буркнул Никанор. — Стало быть, я виноват?

— Ну а кто? — переспросил Рух. — Больше ни следов никаких, ни свидетелей нет. Собирай манатки и дуй сдаваться, народу немного сгубил, в худшем случае посадят на кол, в лучшем — отрубят башку.

— Не хотелось бы на кол, — поёжился Никанор, будто и правда осознавая вину.

— А кому бы хотелось? — Рух прислушался, уловив где-то рядом лошадиное ржание. — Слыхал, душегуб?

— Вроде конь, — насторожился Никанор.

— Скотина какая осталась в деревне, ну кроме тебя?

— Скотину мужики прокудинские забрали, иначе без уходу вся бы подохла.

— Толково, — согласился Рух и тихонечко двинул на звук. Поравнялся с ближайшей избой и заглянул за угол. Никого. Село-призрак, населенное умертвиями и заблудшими душами, коченело под мелким дождём. Лошадь снова едва слышно заржала и осеклась, будто морду прикрыли тряпкой или мешком. Бучила, делая вид, что прогуливается, пересек улицу и остановился у богатого дома с дивными резными наличниками, задорным петушком-флюгером на коньке и обширным крытым двором. Рух задумчиво ковырнул землю носком сапога, обостренным слухом улавливая чужое дыхание и пронёсшийся испуганный шёпоток. Видать, Долматово не так уж и вымерло. Бучила кивком поманил Никанора. Поп успел вооружиться оглоблей и особого волнения не выказывал, словно отродясь привыкнув хреначить палкой первых встречных в компании богомерзкого упыря.

Ворота на двор были чуть приоткрыты, внутри, в сумраке, кто-то таился. Рух, чуть повозившись, достал из-под плаща заряженный пистоль и пинком распахнул ворота, взметнув легкий вихрь сенной трухи и скопившейся пыли. Дневной свет, хлынувший внутрь как из ведра, окатил гнедую лошадь с замотанной драным кафтаном башкой, телегу и троих мужиков, старательно делавших вид, будто их и вовсе тут нет.

— Здорово, селяне! — поприветствовал Рух и опустил пистолет. Опасными мужички не выглядели. Напуганными, ошеломленными, но не более, — всё равно что кот, пойманный хозяйкой над крынкой сметаны. Ну когда мурло уже белое, и хорошей трёпки не избежать. Двое лет по пятьдесят, с бородищами и насупленными бровями, третий — юнец, едва переваливший за пятнадцать годков, с румяными щеками и кудрями цвета соломы.

— Здрасьте, — вежливо поздоровался пузатый мужик, сжимающий в волосатой ручище топор.

— Плотничаете тут? — усмехнулся Рух. — Хорошее дело.

— Ага, — глупо осклабился второй мужик, тощий, длинный и рыжеватый.

— Поманеньку, — кивнул пузач и покосился на дверь в противоположной стене, явно подыскивая путь к отступлению. Юнец ничего не сказал, предусмотрительно шмыгнув за спины взрослым.

— Отче, глянь-ка сюда, — Рух посторонился, открывая дорогу священнику.

Никанор, на всякий случай держа дрын наперевес, переступил порог, сурово огляделся и кивнул мужикам.

— Фрол, Петро, здорово. А там кто? Андрейка, ты?

— Я, отец Никанор, — отозвался юнец и отчего-то густо покраснел.

— Знакомые? — удивился Бучила.

— Мужики из Прокудинки, — пояснил Никанор. — Которые мертвецов прибирать помогали и скотину забрали.

— А-а-а, те самые, шибко богобоязненные, — припомнил Рух.

— Вы домой вроде уехали? — спросил Никанор.

— Уехали, а потом возвернулись, — откликнулся нареченный Фролом пузач с топором. — Мысля пришла: негоже село без охраны бросать, ведь всё упрут, бесовы дети.

— А чего в сарае прячетесь? — не понял Рух.

— Ну так. — Фрол потупил глаза. — Увидали чужих, вот и решили приглядеться, мало ли что.

— Береженого бог бережет, — согласился Бучила, убирая пистоль. Подошел к телеге, миновав напрягшихся мужиков, заглянул внутрь и понимающе хмыкнул при виде резных сундуков, приваленных одеждой, мехами и тканями. — Бабушкино наследство получили никак?

— Грешны, батюшка, грешны. — Фрол вдруг выронил топор, рухнул на колени и пополз к Никанору. — Бес попутал, батюшка, бес!

Петро с Андрейкой последовали примеру пузача, грянувшись на пол.

— Эй-эй, вы чего? — Никанор отшатнулся, готовя дубину.

— Прости, батюшка!

— Грешны!

— Не своей волею!

— Подворовывают, стервецы, — мурлыкнул Бучила.

— Прости, батюшка. — Фрол обнял Никанора за ноги и заскулил. — Сатана в ухо мне нашептал, грит, добра немерено, всё равно разворуют, иди и возьми. Я и пошел и Петруху с Андрейкой сманил, грех на мне теперича, грех.

— У мёртвых брать? — ахнул Никанор.

— Да уж, последнее дело, — разглаживая морщинку на плаще, ввернул Рух.

— Грешны!

— Прости, Господи!

— Нечестивцы, охальники! — Лицо Никанора исказилось от ярости. — Да как посмели?

— Диавол надоумил!

— Прости, отче, согрешили!

— Не, ну мужики дело говорят, если трезво на всё поглядеть, — великодушно встал на сторону воришек Бучила. — Мертвякам сапоги ни к чему. Тут и не воровство вовсе, а законное мародерство.

— Во-во, точно, муро... маро... Короче, чего добру пропадать? Нам нужнее, чем им, — поддакнул снизу Фрол, кивнул в сторону кладбища и смутился.

— Всё одно нельзя так, — поумерил гнев Никанор.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Бучила. — Ты их и так застращал, па-адумаешь, хапнули мужики ничейного, с кем не бывает, да, охламоны?

«Охламоны» обрадованно закивали, посматривая на Руха с любовью и обожанием.

— Ну вот, тем более раскаиваются они, — чертом улыбнулся Бучила. — По рожам видно, что стыдно. Вы, мужички, не стесняйтесь, берите, никто не осудит. Но по сторонам поглядывайте, вдруг не ровен час жандармов припрёт. Угодите в застенки.

— Скажете тоже, господин хороший, — добродушно оскалился Фрол. — Мы полиции отродясь не видали. Откуда она в нашем медвежьем углу? Сами себе и суд, и полиция, как дедами заведено.

— Ну молодцы, — похвалил Рух, недоуменно покосившись на Никанора. — Так кто селян убивал?

— Не знаем, вот тебе, милостивец, истинный крест! — Фрол поднялся и осенился крестным знамением. — Люди всякое говорят, кто на нечисть лесную грешит, кто на разбойников, а иные... — пузан запнулся.

— А иные? — приободрил Рух.

— Иные грят, с ума посходили долматовские и поубивали сами себя.

— А на отца Никанора никто не грешит?

— Ни единой души, — ужаснулся Фрол.

— Ну вот, ты вне подозрений, — усмехнулся, глядя на попа, Бучила. — Что на самом деле ещё подозрительней.

— Не надоело тебе? — вздохнул Никанор.

— Пока нет, — пожал плечами Рух.

— Тять, а тять, — позвал Андрейка, — ты про Желонку им обскажи.

— Точно, запамятовал, — Фрол хлопнул по лбу. — Тут такое дело, Желонка тож обезлюдела. Заехать хотели, кума проведать, а деревня пустая и мертвяки заложные шастают. Мы по дурости сунулись, так ноги едва унесли! Хорошо, Зоренька выручила, голубушка моя ненаглядная. — Он любовно погладил лошадь по замотанной морде.

— Кобыле можно лицо приоткрыть, не выдаст теперь. — Рух перевел взгляд на священника. — Желонка?

— Пять верст отсюда, дальше по тракту, — сообщил Никанор. — Моего прихода деревня. Да как же оно так?

— А вот так, — хмуро отозвался Бучила, шкурой чувствуя близость чего-то зловещего.

Если вы нашли опечатку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Кот-император

Emperor of catkind.I are controls the spice, I are controls the Universe.

#Иван Белов #Заступа #тёмное фэнтези

Подпишись на

Мир фантастики: подписка на 2025 год!

Только в предзаказе на CrowdRepublic:

13 номеров и 3 спецвыпуска
Фирменная атрибутика
Бесплатные эксклюзивные бонусы для участников предзаказа