Жанр: детективно-историческое фэнтези
Художник: В. Бондарь
Издательства: «Азбука», «Азбука-Аттикус», 2019
Серия: «Азбука-Фэнтези» • «Карп и дракон», часть 1
Похоже на: Роберт ван Гулик, цикл «Судья Ди»
Эдогава Рампо, цикл «Когоро Акэти»
Никогда не знаешь, чего ожидать от Генри Лайона Олди. На сей раз авторский дуэт, к радости фанатов, вернулся в средневековую Японию — впервые после романа «Нопэрапон, или По образу и подобию». Авторы фоном, лёгкими ударами кисти набрасывают детали «рая на земле», где убийства потеряли всякий смысл. Воспользоваться новым законом природы в своих целях — например, сознательно подставившись под руку потенциального убийцы или прервав чью-то жизнь из милосердия, — нельзя: в этом случае убитый в новом теле становится «каонай», существом без лица, чей статус в новом справедливом обществе ниже, чем у неприкасаемых.
Вместо мечей оружием и признаком статуса для самураев стали плети, а боевые искусства сосредоточились на приёмах, которые обезвреживают противника, но не наносят ему фатальных повреждений. Привезённое из Европы огнестрельное оружие запрещено сёгуном. Ну а Китай и его союзники-европейцы окружили Японию морской блокадой — чтобы кармическая зараза не распространялась. Впрочем, не похоже, чтобы жизнь японцев — от удельных князей-даймё до простых крестьян и торговцев — от этого ухудшилась: дела идут своим чередом, и фуккацу лишь ненадолго нарушают привычный ход событий.
Люди привыкают ко всему, даже к жизни в раю. Привыкли и мы. Жизнь наладилась, обустроилась, обрела новые очертания. Никто даже не представлял, сколько убийств совершалось в прошлом – и сколько причин, мотивов, обстоятельств было у каждого. В большинстве случаев все было ясно сразу, без предварительного расследования. Убил? Отдал тело убитому? Фамилия, имя, сословие, должность. Оставалось выслушать решение властей и закрепить в документе статус перерожденца.
Но где есть большинство, там сыщется и меньшинство.
«Повесть о мертвой старухе и живом самурае»
Именно вокруг трёх случаев фуккацу выстроены три повести, составляющие первый том. «Повесть о мёртвой старухе и живом самурае» затрагивает семью юного Рэйдена, сына небогатого самурая. Раскрытие фуккацу, которое то ли случилось, то ли не случилось с его отцом, становится для парня инициацией во взрослую жизнь: отныне он — младший чиновник городской службы Карпа-и-Дракона. «Повесть о торговце рыбой и удачливом бродяге» начинается с фуккацу, которое вроде бы очевидно: торговец по неосторожности убил бродягу и уступил ему своё тело… но на самом деле не всё так просто. Наконец, «Повесть о женщине-воине и преданном ученике» — самое запутанное дело из трёх, с двумя возможными фуккацу и одним возможным появлением каонай, «безликого».
Все три повести — добротные классические детективы, с хитросплетённой интригой, ложными подозреваемыми и возможностью проследить за ходом мысли следователя, а то и опередить его. Кроме того, Рэйден — и мы вслед за ним — размышляет о путях кармы: почему она предпочитает наказать одного человека и пройти мимо тех, кто тоже имел отношение к убийству. Не ждите от этих рассуждений философской глубины, которой хватает в других романах Олди: на сей раз они пишут изысканную лёгкую беллетристику, и это у них получается очень хорошо.
Главный герой-рассказчик, постепенно взрослеющий от одного дела к другому, симпатичен именно потому, что небезупречен: Рэйден совершает опрометчивые поступки, ошибается, выносит поспешные суждения, — но всегда руководствуется благородными мотивами и стремится докопаться до истины. Хороши и второстепенные персонажи — особенно запоминаются учитель боевых искусств Ясухиро Кэзуо, строгий-но-справедливый начальник главного героя Сэки Осаму и слуга Рэйдена, «безликий» Мигеру, он же «южный варвар» дон Мигель де ла Роса. У последнего, кстати, есть некая тайна, которая, судя по всему, раскроется лишь во втором томе, — ещё один повод с нетерпением ждать новую книгу.
Своей первой любви — театру — Олди не изменяют и в новой книге. Прозаический текст перемежается поэтическими вставками — и это не только изящные хайку, но и сцены в стиле пьес театра но. Иные из этих отрывков авторы выдают за классические пьесы своего мира, а некоторые замещают наиболее напряжённые сцены повестей — как всегда в детективах, сцены раскрытия истины.