В итоге перед нами — мозаика нью-эйджевского типа, в которой всё как-то связано со всем, но как именно — лучше не задумываться. Строгих правил нет, а значит, толковать можно что угодно и как угодно. У автора этих строк есть теория, по которой сегменты «Облачного атласа» соответствуют типологическим этапам любой ситуации по древнекитайской Книге перемен.
Согласно китаисту Щуцкому, таких этапов, как черт в гексаграмме, шесть: завязка (спасение нотариуса); апогей внутреннего развития (спасение через искусство — сочинение секстета «Облачный атлас»); кризис (журналистка едва не гибнет от рук убийцы); начало проявления вовне (издатель спасает себя и товарищей); апогей внешнего развития (Сонми спасает всех клонов-«фабрикантов»); переразвитие (последние люди спасаются, оставляя Землю). Сюжеты в эту схему вполне укладываются, — но большой вопрос, знают ли о том Тыквер или Вачовски.
О чём фильм — в общих чертах понятно. О свободе и освобождении, о переменах и борьбе за лучший мир, об идеализированной революции, противопоставленной вульгарно понятой эволюции («в один присест сильный слабого съест»). Если вам этого достаточно — о’кей. Если нет, рано или поздно ваш внутренний критик, помахивая опасной бритвой Оккама, спросит: «Раз всё так абстрактно, к чему было городить огород?»
И тогда стоит признать, что «Облачный атлас» — не лучшее творение Вачовски и Тыквера. Он не функционирует ни как одна история, ни как ряд историй, сплавленных воедино на уровне структуры или чёткой концепции; единственное, что тут работает, — это магия кино. Вправе ли мы ждать от кинематографа большего?