Последний волшебник: Марк Захаров и его сказочные миры

3 октября 2019 г.

50441

12 минут на чтение

28 сентября не стало Марка Захарова — режиссёра «Того самого Мюнхгаузена», «Обыкновенного чуда», «Формулы любви» и «Убить дракона», мудрого сказочника отечественного театра и кино.
В память о мастере «Мир фантастики» вспоминает его фильмы, их причудливые декорации, хитовые песни и бессмертных (в буквальном смысле) героев. А главное — уникальную атмосферу его историй: печальную, но пронизанную верой в добро, несмотря ни на что.

Остановившееся время

Умное лицо — ещё не признак ума. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа. Улыбайтесь!

«Ушла эпоха».

Эту фразу почему-то очень любят повторять, когда умирают творческие люди. Вот, мол, было настоящее искусство — а теперь нет его. Но куда и как именно уходит эпоха? Происходит ли это в один момент или растягивается на годы? Умирает ли она вместе с автором или держится, пока живы его читатели и зрители?

Эти вопросы здесь неспроста. Отношения человека со временем и собственной смертью — одна из главных тем для Марка Захарова. Герои его киносказок постоянно живут в условиях обратного отсчета до катастрофы. Возлюбленные из «Обыкновенного чуда» бегут друг от друга, зная, что первый же поцелуй положит конец их любви. Барон Мюнхгаузен готовится к смертоубийственному полёту на Луну из пушки. Граф Калиостро скрывается от погони. Вольный город замер в ожидании схватки между рыцарем Ланселотом и ужасным Драконом.

И вместе с тем время будто ходит по спирали. Персонажи умирают — но вскоре перерождаются в новых обликах и возвращаются в знакомые локации. Как правило, дату и место действия захаровских историй невозможно определить, и даже в условно-исторической «Формуле любви» полно допущений и анахронизмов. Джонатан Свифт и вовсе постоянно разыгрывает свои похороны с неизменной пунктуальностью: как обычно, в пять часов. То ли смерть, то ли спектакль, то ли последняя надежда для обречённых, неумолимо двигающихся к трагической развязке.

Твоя последняя сказка оказалась забавной. Во всяком случае, удачной. Может быть, лучшей.

Та же двусмысленность работает и в отношении зрителей к самому Захарову. Вот, говорят, все мы выросли на его фильмах. Но кто такие «мы»? Для тех, кому сейчас по двадцать-тридцать лет, его сказки стали добрым воспоминанием детства, наравне с «Денди» и диснеевскими мультиками в субботу утром.

Совсем другое дело — их родители, что разбирали «Формулу любви» на мемы (простите, на крылатые фразы), днями напролет слушали песни из мюзикла «Юнона и Авось» и упивались озорным воздухом сатиры в духоте брежневского застоя. А поколение, которое только сейчас открывает для себя Захарова, возможно, будет воспринимать его уже в общемировом контексте, как дальнего родственника Феллини и Терри Гиллиама. Кроме шуток: «Человек, который убил Дон Кихота» — брат-близнец «Дома, который построил Свифт»!

У нас в уезде писарь был. В пачпорте год рождения одной только циферкой обозначал — чернила, шельма, экономил. Потом дело прояснилось — его в острог. А пачпорта уж переделывать не стали — документ всё-таки.

С чего же тогда начать отсчет «эпохи Марка Захарова», с которого из фактов биографии? Он родился в 1933 году в Москве, в детстве застал сталинские репрессии (отца дважды арестовывали и отправляли в ссылку), после школы поступил на актёрский факультет ГИТИСа, но в студенческом театре неожиданно увлёкся режиссурой. К началу 1970-х стал главным постановщиком «Ленкома» и собрал вокруг себя труппу из лучших артистов своего поколения — Александра Абдулова, Олега Янковского, Евгения Леонова, Николая Караченцова, Инны Чуриковой...

В кино Захаров начал работать ещё в 1960-е — например, помогал со сценарием «Белого солнца пустыни», — но его прорывом стала телеэкранизация «Двенадцати стульев» в 1976 году. А ведь всего за пять лет до этого свою адаптацию романа о похождениях обаятельного афериста Остапа Бендера выпустил легендарный Леонид Гайдай. В день премьеры «ремейка» он позвонил своему «Бендеру», актёру Арчилу Гомиашвили, и сказал: «Включи телевизор, сейчас начнётся уголовное преступление!»

Чем же маэстро Захаров так обидел коллегу?

Весь мир — театр

Кликни,

чтобы посмотреть видео

Почему-то с IP адресов других стран ничего не тормозит

Замрите, ангелы, смотрите: я играю! Моих грехов разбор оставьте до поры, вы оцените красоту игры!

В каком-то смысле две версии «Двенадцати стульев» идеально иллюстрируют раскол в позднем советском кино. С одной стороны — заслуженный комедиограф Гайдай, который экранизирует классический роман 1920-х годов: снимает на солнечной натуре Поволжья и Кавказа, работает зрелищно, но реалистично, придерживаясь исторических деталей. А с другой — театральный выскочка Захаров, который уходит в чистую фантазию и почти целиком разыгрывает эпическое путешествие Бендера в клаустрофобных павильонах «Мосфильма». Грим и движения актёров здесь намеренно гротескны, а действие регулярно прерывается музыкальными номерами в лучших традициях раннего кино или театра-варьете.

К тому же персонажи Захарова постоянно шатают четвёртую стену: режиссёр активно вовлекает зрителей в действие, ибо знает, что они (в том числе и благодаря Гайдаю) уже давно разобрали книгу на цитаты. Бендеру в исполнении Андрея Миронова мало сказать про ключ от квартиры, где деньги лежат, — он сперва задумается о своей «исторической тираде», мысленно оценит её эффектность, картинно закатит глаза на камеру и повторит реплику на бис. Эти «Двенадцать стульев» — экранизация не столько романа, сколько выросших из него мемов. Самопародия, шутка, игра. Отдушина для тех, кто устал от чрезмерно серьёзного «жизнеподобия» советского кинематографа.

С тех пор так и повелось: одни зрители предпочитают сложного, реалистичного Бендера-Гомиашвили, другие в восторге от романтичной и остроумной клоунады Миронова.

Мне захотелось поговорить с тобой о любви. Но я же волшебник. Вот я и взял, собрал людей, перетасовал их, и все они стали жить так, чтобы ты смеялась и плакала.

Театральный опыт Захарова стал основой его стиля и во многом развязал ему руки как режиссёру. Ведь главная задача кино — убедить зрителей в реальности того, что они видят на экране, перенести их в мир фильма. Это процесс сложный, дорогостоящий и опасный: при малейшем нарушении достоверности иллюзия распадается, а публика начинает считать заклёпки на броне картонных танков. В театре же бутафория сразу бросается в глаза, но аудитория принимает правила игры. Воображение трансформирует реальность, правдоподобие уступает место вере.

Эталоном такого подхода стал следующий фильм Захарова — на этот раз уже чистая сказка, как раз вышедшая на телеэкраны 1 января 1979 года. «Обыкновенное чудо» целиком соткано из условностей, вплоть до того, что у главных героев нет имён. Мудрый Волшебник разыгрывает для своей Жены спектакль о любви: заколдованный Медведь в облике юноши-человека покоряет сердце прекрасной Принцессы, но вынужден бежать прочь, ведь с первым её поцелуем он снова превратится в зверя.

«Три дня я гналась за вами, чтобы сказать вам, как вы мне безразличны!»

Мир «Чуда» вправду выглядит так, будто некий сказочник соткал его из разных времён и культур. Костюмы предельно эклектичны: Волшебник носит тяжелый кардиган советского интеллигента поверх кружевной рубашки в духе XVII века, Медведь расхаживает в ковбойской шляпе и современной кожаной куртке, Король щеголяет наполеоновской двухуголкой, а его Первый Министр вообще одет под Чарли Чаплина. Декорации постоянно меняются и преломляются, романтические пейзажи — лишь красочные рисунки, лица персонажей искажаются в отражениях, а картины оказываются то зеркалами, то магическими порталами. Для театрального режиссёра Захаров мастерски владеет визуальными трюками кино!

К тому же, если присмотреться, при всей своей сказочности не-реальность фильма довольно мрачна: изображение выдержано в мутных, приглушённых тонах, краска на стенах облупилась, деревья в лесу стоят совершенно голые. Неудивительно, что сам Волшебник по ходу сюжета отчаивается придумать счастливый финал... и тем сильнее наша радость, когда, вопреки всякой логике, происходит чудо и любовь побеждает заклятие. Даже самые драматичные моменты Захаров разбавляет юмором и музыкой, оставляет героям (и нам вместе с ними) надежду.

Королевство прямых зеркал

Кликни,

чтобы посмотреть видео

Почему-то с IP адресов других стран ничего не тормозит

— А кто у нас муж?
— Волшебник.
— Предупреждать надо.

К своим персонажам у Захарова очень похожий подход. В том же «Обыкновенном чуде» собрана, казалось бы, на редкость непривлекательная галерея лиц: сумасбродный хам-король, его подобострастная свита, циничный и подлый министр, расчётливый честолюбец-охотник. Почему же тогда зрители вспоминают их с такой теплотой? Потому что с теплотой к ним относится сам режиссёр!

Обычное, повседневное зло в захаровских фильмах выглядит обаятельным, нелепым и даже милым. У беспощадного тирана — добрейшее лицо Евгения Леонова и его мягкий, чуть хрипловатый голос. У самодовольного карьериста-администратора — грация Андрея Миронова и настороженный, едва скрывающий панику взгляд. Персонажи сами прекрасно понимают, что поступают дурно, по-человечески стесняются этого и в то же время боятся потерять то немногое, что имеют. Все они, от фрейлины до короля, просто пытаются удержаться на плаву в рамках сложившейся системы.

Каждый день к девяти утра я должен идти в мой магистрат. Я не скажу, что это подвиг, но, вообще, что-то героическое в этом есть.

Захаров высмеивает пороки и вроде бы работает в излюбленной интеллигентской манере «Один я умный в белом пальто стою красивый». Но в том-то и магия его фильмов: режиссёр не испытывает к своей публике пренебрежения. Не уходит в высоколобый академизм, а, наоборот, любит жанровое кино: с песнями, трюками и дуэлями на шпагах. Не поучает тёмный народ, но с доброй иронией сочувствует «измученным людям», жаждущим справедливости.

И это сочувствие было тем важнее, чем более злободневными становились работы Захарова. «Тот самый Мюнхгаузен» (1979) и «Дом, который построил Свифт» (1982) — истории о противостоянии неординарной личности и косного общества, стремящегося подавить и подчинить её, сделать «как все». Выдумщик-барон легко проживает самые невероятные приключения и сбивает жареную утку через дымоход, но буквально не может жить по лжи, в «приличествующем» браке с нелюбимой женщиной. Автор «Путешествий Гулливера» идёт ещё дальше и окружает себя то ли сумасшедшими, то ли артистами, которые изображают его фантастических героев.

Любое безумие лучше (и свободнее), чем кондовый канцелярит официальной культуры, заверенной суровыми мужчинами в чёрных мантиях. Суровые мужчины, впрочем, не сдаются и пытаются присвоить память о главном герое, зафиксировать в истории идеологически верный образ «великого современника». Вылепить мертвый памятник из живого, неоднозначного, не укладывающегося в обычные рамки человека.

Свифт нанял актёров, чтобы те несли людям его мысли. Но наш губернатор оказался хитрее — он нанял зрителей!

Разумеется, говоря об успехе этих фильмов, нельзя не упомянуть Григория Горина — сценариста, писателя и регулярного соавтора Захарова ещё со времен «Ленкома». Их отношение к миру и чувство юмора было настолько схожим, что разграничить их творчество совершенно невозможно. Сам Горин в итоге сдался: «Мне так долго приходится объяснять, что автором “Обыкновенного чуда” был ты один, — сказал он однажды Захарову, — что я подумал — может быть, не стоит спорить...»

Опытный сатирик Горин блистательно подмечал комизм и парадоксы жизни в СССР. По сути, его сценарии даже не скрывались за «эзоповым языком», а буквально проговаривали творившийся в реальности абсурд, тем самым обнажая его юмор. В мире «Мюнхгаузена» и «Свифта» двоемыслие и ложь уже давно стали нормой: персонажи думают одно, говорят другое и всегда готовы сделать что-то третье, если на то будет команда свыше. Слова потеряли свой смысл, герои перестали понимать друг друга и зачастую лишь повторяют свои реплики по кругу. Безумцы, артисты и просто завравшиеся люди — кто из них говорит правду, а кто сошёл с ума?

Кстати, в этом ощущении победившей фантасмагории Захаров и Горин почти не отличаются от своих «артхаусных» коллег, вроде Киры Муратовой и Алексея Германа. Попробуйте на досуге — вдруг понравится.

Великий дракон

Кликни,

чтобы посмотреть видео

Почему-то с IP адресов других стран ничего не тормозит

...и сия пучина поглотила ея в один момент. В общем, все умерли.

Ну хорошо, со злом в фильмах Марка Захарова всё понятно. Но ведь в сказке должно быть и добро. Какой он, благородный рыцарь, что бросает вызов тьме?

Не забывайте: захаровские персонажи существуют как бы вне времени, постоянно умирают и возрождаются под новыми масками. И кажется далеко не случайным то, что большая часть его актёров переходит из фильма в фильм, исполняя похожие роли. Вот, например, Евгений Леонов отыгрывает разные грани одного и того же типажа: взбалмошный король, печальный опустившийся великан, душевнобольной бургомистр.

Так может, у всех этих сказок один главный герой? И даже больше, не есть ли этот герой проекция самого Захарова? Волшебник, мечтатель, безумец. Свободный и правдивый человек, юмором обличающий мир, увязший во лжи. Предводитель театральной труппы, который силой своей фантазии возводит фантастические миры, чтобы рассказать любимой женщине сказку о любви.

Как ты смеешь причитать и надеяться на хороший конец там, где его нет и не будет? Хочешь непременного благополучия, всегда и во всем? Так не бывает.

И впрямь, Олег Янковский — идеальный герой советского экрана, во многом созданный захаровскими фильмами. На его лице неизменно читаются достоинство и мудрость (трудно поверить, что Мюнхгаузена он сыграл всего в тридцать пять лет!), а также спасительная доля самоиронии. Однако Захаров, хотя и наделяет персонажей Янковского собственными чертами, не обольщается ими. Режиссёру хватает мудрости, чтобы понимать: неординарный человек, который противопоставляет себя обществу и которого общество затем превращает в икону, очень легко может злоупотребить своей свободой и властью. Уже в «Обыкновенном чуде» заметно, как хладнокровно Волшебник играет судьбами других персонажей. Свифт и вовсе представлен почти что лидером культа, проповедующего без слов, надеясь на понимание своих последователей.

Наконец, в двух последних фильмах Захарова, «Формула любви» (1984) и «Убить дракона» (1988), этот типаж обретает совсем инфернальные черты, из героя превращаясь в злодея. Граф Калиостро — на этот раз в исполнении не Янковского, но более экзотического Нодара Мгалоблишвили — до такой степени познал мир людей, что решил бросить вызов Богу. А жуткий трёхглавый Дракон уже сам становится божеством, тёмным демиургом нового мира. «Бездушные твари, я их сам кроил», — говорит он про своих подданных.

Хотите подарить людям свободу? А что они с ней будут делать? Зачем она им, не думали?

Когда-то театральная карьера Марка Захарова началась со студенческой постановки пьесы Евгения Шварца «Дракон». И по-своему поэтично, что последним фильмом режиссёра стала её киноэкранизация — самая мрачная и вместе с тем самая реалистичная из захаровских сказок. Причудливые декорации уступили место настоящим улочкам, замкам и болотам на территории Польши и Германии. В костюмах персонажей легко считываются отсылки к Муссолини, Брежневу и агентам гестапо. Шутки Горина пронизаны отчаянием. Вселенная «Убить дракона» застряла где-то между средневековьем и постапокалипсисом: королевство кирпича и металла, постоянно строящее и реставрирующее само себя. Это не место для героев, и даже доблестный рыцарь Ланселот, одолев зверя, сам рискует стать новым Драконом.

Впрочем, Захаров остается верен себе и напоследок дарит зрителям крупицу надежды. Зло можно победить, от тирании есть противоядие — но это не меч, а любовь!

Обыкновенное чудо любви побеждает жестокие чары и возвращает Мюнхгаузену веру в себя. Любовь остаётся последней неразрешимой тайной для многомудрого Калиостро и исследователей Свифта. Любовь впервые пробуждает в прекрасной девушке Эльзе чувство собственного достоинства, и она даёт отпор не только Дракону, но и ослеплённому властью Ланселоту.

Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец! Слава безумцам, которые живут себе, как будто бы они бессмертны!

Не этим ли подкупают нас Марк Захаров и его сказки — как в кино, так и за его пределами? Он кажется то сатириком, то скептиком, сжигает декорации и не верит в непогрешимых героев. Но зато верит в любовь: искренне, горячо и с улыбкой. Его герои отдают жизнь друг за друга… а затем возрождаются под новыми масками, чтобы опять влюбиться.

Эпоха Марка Захарова — это эпоха романтиков. И она не уйдет, пока живы те, кто готов любить и мечтать так же самоотверженно, как и он сам. Пока прекрасные дамы вдохновляют новых Ланселотов на борьбу с драконами. И хотя по экрану уже бегут титры, а мудрый мастер уходит за горизонт, созданный им волшебник не зря ухмыляется в бороду:

«Теперь-то и начнётся самое интересное…»

Если вы нашли опечатку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Илья Глазков

Сценарист, киновед, рыцарь Старой Республики. Защитил дипломную работу о Киновселенной Marvel.