#городское фэнтези #отрывок #школа волшебства #волшебники

Лев Гроссман «Волшебники»: отрывок из романа

14 мая 2016 г.

6780

17 минут на чтение

Недавно с успехом завершился 1 сезон сериала «Волшебники», снятого по мотивам одноимённой книги Льва Гроссмана. Неудивительно, что отечественные издатели оперативно перевели на русский язык роман-первоисточник. Впрочем, в отрыве от сериала книга получилась очень любопытной. Затёртое сравнение «Хогвартс для взрослых» весьма далеко от истины. Впрочем, вы можете убедиться в этом сами, прочитав первую главу.

Благодарим издательство АСТ за предоставленный отрывок.

Книга 1

Бруклин

Никто не заметил, что Квентин проделал фокус. Они шли по неровному тротуару втроем: Джеймс, Джулия, Квентин. Джеймс и Джулия держались за руки — вот оно как теперь. Все в ряд не умещались, поэтому Квентин плелся сзади, точно непослушный ребенок. Он предпочел бы идти только с Джулией или уж вовсе один, но не все получается, как ты хочешь — так, по крайней мере, говорят факты.

— Эй, Кью! — бросил через плечо Джеймс. — Давай-ка обговорим стратегию.

Он, похоже, шестым чувством определял, когда Квентин начинает себя жалеть. У Квентина собеседование через семь минут, у Джеймса — сразу за ним.

— Твердое рукопожатие. Смотреть прямо в глаза. Когда он проникается к нам доверием, ты бьешь его стулом, а я раскалываю пароль и отправляю мейл в Принстон.

— Просто будь собой, — посоветовала Джулия.

Ее темные волосы стянуты сзади в волнистый хвост. Она всегда с ним мила, и от этого ему почему-то еще хуже.

— Да какая разница, что говорить.

Квентин снова проделал фокус. Совсем простой, с пятицентовиком. В кармане пальто, где никто не мог видеть. Туда и обратно.

— Есть одна догадка насчет пароля, — сказал Джеймс. — «Пароль».

Просто невероятно, как долго все это тянется. Им всего по семнадцать, но чувство такое, будто он знает Джеймса и Джулию вечно.

Бруклинская школьная система стремится выделять одаренных детей, а из одаренных вылущивает юных, так сказать, гениев. Вследствие этого они трое без конца сталкивались на риторических состязаниях, региональных экзаменах по латыни и в крошечных, суперпродвинутых математических классах. Из зубрилок зубрилки, чего уж там. К выпускному классу Квентин знал Джеймса и Джулию лучше всех на свете, не исключая родителей, и они тоже знали его как облупленного. Каждый из них предвидел, что скажет другой, не успевал тот еще рта раскрыть, и с сексом тоже определились. Джулия — бледная, веснушчатая, мечтательная, играющая на гобое и разбирающаяся в физике еще лучше Квентина — никогда не будет с ним спать.

Квентин, высокий и тонкий, по привычке сутулился — ведь все направленные с неба удары, по логике, поражают в первую очередь самых длинных. Волосы длиной до плеч так и остались мокрыми после физкультуры и ду́ша. Перед собеседованием их следовало бы высушить, но он почему-то — в приступе автосаботажа, что ли — не сделал этого. Низкое серое небо грозило снегом, и мир персонально для Квентина показывал невеселые кадры: ворон на проводах, растоптанное собачье дерьмо, гонимый ветром мусор и бесчисленные трупы дубовых листьев, попираемые транспортом и пешеходами.

— Вот пузо набил, — пожаловался Джеймс. — И почему я всегда обжираюсь?

— Потому что ты прожорливый свин? — предположила Джулия. — Потому что на собственные ноги надоело смотреть? Потому что хочешь дорастить пузо до пениса?

Джеймс запустил руки в каштановые кудри на затылке, подставив распахнутую грудь верблюжьего пальто ноябрьскому холоду, и громко рыгнул. На него холод не действовал, а Квентин мерз постоянно, точно застряв в какой-то личной зиме.

— Был один паренек в старину

По имени Дэйв-о,

Он добрый меч носил на боку

И ездил на добром коне-о, — запел Джеймс на мотив «Короля Венцесласа» или, возможно, «Бинго».

— Ой, нет! — крикнула Джулия.

Джеймс написал эту песенку пять лет назад к школьному смотру талантов, и все они успели выучить ее наизусть. Джулия пихнула певца на мусорный бак, а когда это не помогло, сорвала с него шапку и стала лупить ей по голове.

— Моя прическа! Специально для собеседования!

Король Яков, подумал Квентин.[su_tooltip style="light" position="north" shadow="yes" rounded="yes" size="4" content="Король развлекается (фр)." class="comment1"] Le roi s'amuse.— Не хочу быть занудой, — сказал он, — но у нас в запасе всего две минуты.

— Боже мой! — ужаснулась Джулия. — Герцогиня! Мы опаздываем, опаздываем!

Мне полагается быть счастливым, подумал Квентин. Я молод, здоров. Родители, тьфу-тьфу, тоже ничем особенно не болеют. Папа редактирует медицинские учебники, мама — рекламный художник (просто художник, поправила бы она). У меня хорошие друзья. Я прочно вхожу в середку среднего класса. Средний балл у меня такой, что большинство вообще не поверило бы, что он таким может быть.

И все же Квентин, шагая по Пятой авеню Бруклина в черном пальто и сером парадном костюме, счастливым себя не чувствовал. Почему так? Он собрал все необходимые ингредиенты, тщательно исполнил ритуал, произнес слова, зажег свечи, совершил жертвоприношение — но счастье, словно капризный дух, не пожелало явиться. Непонятно, чем еще можно его приманить.

Они шли мимо винных погребков, прачечных-автоматов, бутиков, сияющих неоном салонов связи; мимо бара, где старики уже выпивали, несмотря на раннее, три сорок пять, время; мимо коричневого Дома Ветеранов зарубежных войн с выставленной на тротуар пластмассовой мебелью. Все лишь укрепляло веру Квентина в то, что реальная жизнь должна быть совсем не такой. Космическая бюрократия поднапутала и подсунула ему эту дерьмовую замену.

Может, в Принстоне что-то исправится. Квентин повторил фокус с никелем.

— Играешься со своей волшебной палочкой? — осведомился Джеймс.

— Ни с чем я не играюсь, — вспыхнув, пробурчал Квентин.

— Стыдиться нечего, — хлопнул его по плечу Джеймс. — Это прочищает мозги.

Сквозь тонкую ткань костюма проникал ветер, но Квентин так и не застегнул пальто. Все равно по-настоящему он был не здесь, а в Филлори.

«Филлори» Кристофера Пловера, серия из пяти романов, издавалась в Англии с 1935 года. Пятеро братьев и сестер по фамилии Четуин попадают в волшебную страну, которую открывают случайно, проводя каникулы в доме своих эксцентричных дяди и тети. Гостят они там не совсем добровольно: отец у них сражается при

, по пояс в грязи и крови, а маму уложили в больницу с какой-то загадочной нервной болезнью — вот детей и отослали в деревню.

Впрочем, эти несчастливые обстоятельства остаются где-то на заднем плане. Каждое лето, три года подряд, дети съезжаются из своих школ-интернатов в Корнуолл. Там они возвращаются в тайный мир Филлори, исследуют свою волшебную страну и защищают ее добрых обитателей от всевозможных злых сил. Самый упорный их враг — некая Часовщица, угрожающая заморозить само время и навсегда остановить Филлори на пяти часах особо дождливого сентябрьского дня.

Квентин, как все, прочел «Филлори» в младших классах, но в отличие от всех — например, Джеймса и Джулии — так и не переболел этой сказкой. В ней он спасался от реального мира; в ней находил утешение от безнадежной любви к Джулии — хотя как раз из-за них она, возможно, и не смогла его полюбить. Там, конечно, много детского, малышового. Взять хоть Лошадку: ночью она трусит по Филлори на бархатных копытцах, а спина у нее такая широкая, что на ней можно спать.

Но там есть и другое, взрослое. Можно сказать, что «Филлори» — особенно первая книга, « Мир в футляре часов», написаны о чтении как таковом. Старший Четуин, меланхолический Мартин, проникает в Филлори через футляр больших напольных часов (Квентин живо представлял себе, как он протискивается мимо маятника, похожего на язычок в чьем-то чудовищном горле). Делая это, он открывает книгу, которая, не в пример другим книгам, честно выполняет свое обещание перенести тебя в иной, лучший мир.

Как раз в таком мире — черно-белом, словно печатная страница — оказывается Мартин. На полях стерня, на холмах — древние каменные стены. Каждый день там происходит солнечное затмение, а времена года могут длиться лет сто. Деревья стоят голые, бледно-зеленое море набегает на узкие белые пляжи, усыпанные битыми ракушками. В Филлори все значительнее, чем в нашей реальности. Там ты испытываешь подлинные эмоции. Счастье вполне достижимо и приходит по первому зову — или, вернее, просто не покидает тебя.

Тем временем они уже подошли к нужному дому. Тротуары здесь были пошире, вдоль них стояли развесистые деревья, а само кирпичное здание было единственным особняком в ленточной застройке квартала. Победив в кровавой, дорогостоящей Бруклинской битве, оно ненавязчиво напоминало современному окружению о Старой Голландии.

Будь это одна из книг «Филлори», внутри такого дома определенно нашлась бы потайная дверь в другой мир. После загадочных подсказок его хозяина, эксцентричного старичка, Квентин непременно наткнулся бы на старые часы, кухонный лифт или нечто другое, служащее входом в иную реальность… но это не «Филлори».

— Выдайте им по полной, — сказала Джулия, похожая в синем пальто с круглым воротником на французскую школьницу.

— Пока. В библиотеке увидимся.

— Пока.

Она и Квентин стукнулись кулаками. Она знала, что он к ней чувствует, знала, что он знает — чего попусту молоть языком. Пока она целовала Джеймса — упершись ему в грудь ладонью и задрав ножку кверху, как в старом кино, — Квентин старательно разглядывал припаркованную машину.

Оба зашагали по бетонной дорожке к двери.

— Я знаю, о чем ты думаешь. — Крепкий Джеймс слегка заколебал высокого, но хлипкого Квентина, обняв его за плечи. — Думаешь, что никто не понимает тебя — но я понимаю. — Отец родной, да и только. — Один я, а больше никто.

Квентин промолчал. Джеймсу можно завидовать, но ненавидеть его нельзя. Он не только красивый и умный, он и добрый к тому же. Он больше всех знакомых Квентина похож на Мартина Четуина. Но если Джеймс — Мартин, кто тогда Квентин? Вот так-то. Рядом с героем ты либо наперсник, либо злодей.

Квентин позвонил, вызвав дребезжание в недрах темного дома. Допотопный какой-то звонок, подумал он, перебирая в уме свои учебные планы, целевые задачи и прочее. К собеседованию он подготовился прекрасно, разве что волосы плохо высушил — но сейчас у него пропала всякая охота с кем-то беседовать. У него всегда так: лезешь из кожи вон, чтобы чего-то добиться, а потом вдруг раз, и не хочется ничего. Уж на это он всегда может рассчитывать.

Дверь была самая обыкновенная. По бокам от нее, вопреки всякой садоводческой логике, еще доцветали на клумбах оранжевые и пурпурные циннии. Надо же, в ноябре. За неимением перчаток Квентин увел руки глубоко в рукава и сунул под мышки. Несмотря на зверский холод, пошел почему-то не снег, а дождь.

Пять минут спустя Квентин постучался и легонько нажал на дверь. Она приоткрылась, обдав их теплым воздухом незнакомого дома.

— Приве-ет? — Квентин, переглянувшись с Джеймсом, открыл дверь во всю ширь.

— Дадим ему лучше еще минутку.

— Чем, интересно, он занимается? Педофил, небось — спорим, что педофил.

Темный холл был устлан коврами. Джеймс, не входя, позвонил еще раз — никакого ответа.

— По-моему, тут нет никого. — Квентину из-за того, что Джеймс медлил на улице, еще больше захотелось войти. Если где-то тут и правда прячется волшебная страна Филлори, жаль, что он обулся так непрактично.

Слева от лестницы помещалась нежилого вида столовая, справа — уютная комнатка с кожаными креслами и резным шкафом в человеческий рост. Интере-есно. Половину одной стены занимала огромная мореходная карта со стилизованной розой ветров. Квентин пошарил в поисках выключателя.

Все шторы были задернуты, но темнота в доме выглядела куда плотнее, чем просто при задернутых шторах — словно солнце уже село или вовсе затмилось, как только Квентин переступил порог. Я только посмотрю и сразу назад, решил он, двигаясь, как в замедленной съемке. Темнота покалывала его электричеством.

Он вполне мог бы поместиться в этом шкафу. Квентин дрожащими пальцами взялся за медную ручку — не заперто. Le roi s'amuse. Это было сильнее Квентина — как будто весь мир вращался вокруг него одного, как будто он всю жизнь шел к этой минуте.

Шкаф служил баром. Квентин, просунув руку за слегка позвякивающие бутылки, ощупал заднюю стенку. Шершавая фанера и никакой магии. Тяжело дыша, с пылающим в темноте лицом, он закрыл дверцу. Оглянулся, чтобы убедиться в отсутствии посторонних глаз, и увидел на полу труп.

Через пятнадцать минут в холле закипела бурная деятельность. Квентин сидел в углу на плетеном стуле, как служащий похоронного бюро на погребении очередного клиента. Затылком он прижимался к твердой холодной стене — только она и связывала его с этой реальностью. Джеймс стоял рядом, не зная, куда девать руки. Друг на друга они не смотрели.

Старик с внушительным животом и буйной, как у Эйнштейна, гривой лежал на полу. Вокруг него суетилась бригада «скорой помощи», двое мужчин и женщина — слишком красивая и потому казавшаяся здесь неуместной. Видно было, что они не спасают жизнь, а выполняют необходимую процедуру. Вскоре они закончили, отлепили наклейки, сложили использованные шприцы в специальный контейнер.

Один парамедик привычно выдернул интубационную трубку. В открытом рту старика виднелся мертвый серый язык; от покойника слабо, но явственно пахло дерьмом.

— Плохо дело, — не в первый раз вымолвил Джеймс.

— Куда уж хуже. — У Квентина онемели губы и зубы. Главное, не шевелиться — тогда его не втянут во все это еще глубже. Дышать медленно, сидеть смирно. Не смотреть, что там у них происходит. При взгляде на Джеймса он попросту увидит свое отражение в бесконечном коридоре паники, который никуда не ведет. Интересно, когда они смогут уйти? Стыд из-за того, что он вошел в дом без приглашения, не отпускал его до сих пор — как будто именно это и привело к смерти хозяина.

— Зря я обозвал его педофилом, — посетовал Квентин.

— Конечно, зря. — Оба они говорили медленно, точно на разговорной практике по иностранному языку.

Парамедичка встала, подержалась за поясницу, покрутила головой и объявила весело, стягивая резиновые перчатки:

— Умер! — Судя по акценту, она была англичанкой.

Квентин прочистил горло. Женщина точным броском отправила перчатки в мусорную корзину.

— Отчего умер? Что с ним случилось?

— Кровоизлияние в мозг. Хорошая смерть, быстрая. Похоже, он сильно пил. — Свое предположение она сопроводила щелчком по горлу.

От долгого сидения на корточках она раскраснелась. Ей было от силы двадцать пять, одна пуговица на ее темно-синей глаженой рубашке не подходила к другим. Стюардесса рейса, следующего в ад. С некрасивыми проще: не приходится думать, что они для тебя недоступны, но эта просто бессовестно хороша. Бледная, тонкая, с большим, до нелепости сексуальным ртом.

— Мне очень жаль. — Квентин не знал, что говорить в таких случаях.

— Почему? Ведь не ты как будто его прикончил?

— Мы даже знакомы не были. Я пришел на собеседование — он брал интервью у кандидатов на обучение в Принстоне.

— О чем же тут сожалеть?

Вероятно, он взял неправильный тон. Квентин встал, что следовало бы сделать сразу, как только она подошла. Он был намного выше ее. Слишком много она берет на себя — парамедики ведь не настоящие доктора. Прочитать бы ее именную табличку, но она, чего доброго, сочтет, что он смотрит на ее грудь.

— Я сожалею не о нем конкретно, а о человеческой жизни. Я не знал его, однако его смерть вызывает у меня сожаление.

— А что, если он в самом деле был педофилом?

Значит, она слышала, что он сказал.

— Может быть. Возможно также, что он был хороший человек. Просто святой.

— Все может быть.

— Вы, наверно, часто имеете дело с мертвыми. — Краем глаза Квентин видел обалдевшего от их диалога Джеймса.

— Вообще-то желательно, чтобы пациенты не умирали — так нам, во всяком случае, говорят.

— Трудно это, должно быть.

— С мертвыми хлопот куда меньше.

— Ну да… спокойнее.

— Точно.

Выражение ее глаз не совпадало с тем, что она говорила. Женщина изучала его.

— Мы пойдем, пожалуй, — вмешался Джеймс.

— Куда так спешить? — Она упорно смотрела на Квентина — ее, в отличие от подавляющего большинства населения, он интересовал больше, чем Джеймс. — По-моему, он что-то для вас оставил. — Она взяла с мраморного столика два больших плотных конверта.

— Вряд ли, — нахмурился Квентин.

— Мы пойдем, — повторил Джеймс.

— Ты уже предлагал это.

Джеймс открыл дверь на улицу. Холодный воздух приятно напоминал о реальности — именно то, что Квентину было нужно.

— Нет, серьезно, возьмите. Вдруг там что-нибудь важное.

Она просто глаз с него не сводила. Вокруг становилось сыро, в десяти ярдах от него лежал труп.

— Послушайте, нам правда надо идти, — сказал Джеймс. — Спасибо вам. Уверен, вы сделали все возможное.

Темные волосы парамедички были заплетены в две косы. На руке она носила желтое эмалевое кольцо и серебряные часы старинного вида. Нос и подбородок у нее были маленькие и острые. На конвертах, которые этот бледный ангел смерти держал в руках, были надписаны черным фломастером их фамилии. Там могли быть досье, конфиденциальные рекомендации. Квентин взял свой конверт — потому, возможно, что Джеймс не хотел брать свой.

— Ну все, до свидания. — Медичка закрыла дверь, оставив их на крыльце.

— Так-с. — Джеймс шумно вдохнул и выдохнул. Квентин кивнул, заранее соглашаясь. Он еще не пришел в себя, и говорить ему не хотелось. — Зря ты это, я думаю.

— Знаю, что зря.

— Можешь еще вернуть. Вдруг они узнают?

— Откуда?

— Мало ли.

— Никто не знает, что там внутри — может, что-то полезное.

— Удачно, выходит, получилось, что чувак помер, — огрызнулся Джеймс. Они молча дошли до угла — ни один не желал признаться, что другой его раздражает. Дождь все так же лил с белесого неба. Квентин, понимая, что конверт действительно не стоило брать, злился на себя за то, что взял его, а на Джеймса — за то, что тот проявил благоразумие и не взял.

— Ну пока, — сказал Джеймс. — Меня Джулс ждет в библиотеке.

— Ага.

Они обменялись чинным рукопожатием, словно поставили точку в конце чего-то. Квентин шел по Первой улице, как во сне. Он еще не осознал толком, что в доме, где он только что был, кто-то умер, и чувствовал постыдное облегчение из-за того, что принстонское интервью пришлось все-таки отложить.

Солнце окончательно скрылось в серых тучах над Бруклином. Квентин впервые за истекший час вспомнил о делах на сегодня: задачи по физике, работа по истории, почта, посуда, стирка. Все это затягивало его обратно в гравитационный колодец повседневного мира. Придется обо всем рассказать родителям, и они (он так и не понял, как это у них получается, потому и сопротивляться не научился) дадут ему почувствовать, что это его вина. Потом все понемногу войдет в нормальное русло. Джулия в библиотеке пишет о восточной цивилизации — мистер Каррас ей дал шесть недель, а она накатает за двое суток, не ложась, естественно, спать. Квентин даже в мечтах не представлял, как она могла бы стать его, а не Джеймса, девушкой. Ну, разве что Джеймс скоропостижно скончается и она будет плакать в его объятиях.

Открыв на ходу красную заклейку конверта, Квентин сразу понял, что это не его досье и вообще не документ. В конверте лежала старая тетрадь, вся в пятнах, со стертыми уголками.

На первой странице было написано от руки:

ФиллориКнига шестаяВолшебники

Чернила побурели от старости. Такой книги Пловера Квентин не знал — всякому зубриле известно, что в серии «Филлори» книг всего пять.

Когда он перевернул страницу, из тетради выпал сложенный вдвое листок. Ветер подхватил его, прижал на миг к чугунной ограде и снова унес.

За оградой находился треугольный, совсем узенький скверик — даже застройщики на него не позарились. Никто не знал, кто его законный владелец; в свое время жильцы коллективно вывезли оттуда бруклинский кислотный песок и насыпали нормальной загородной земли. Сначала там выращивали тыквы, помидоры и лук, даже расчищали миниатюрные японские садики. Потом сквер пришел в запустение, и в нем разрослись сорняки. В них, в самую гущу, и улетел листок.

Травы при всем свом буйстве уже подсыхали сообразно времени года. Квентин залез в них по пояс, хрустя битым стеклом. Может, на этой бумажке записан всего-навсего горячий телефон «скорой помощи»? Сквер, хоть и узкий, оказался на удивление длинным. В нем росли три-четыре солидных дерева, и сорняки по мере продвижения становились все гуще.

Листок прилип к дальней деревянной решетке, увитой сухими лозами. Зазвонил мобильник: это был отец, но Квентин не стал отвечать. На периферии его зрения мелькнуло что-то большое и светлое — мелькнуло и тут же пропало. Мертвые петунии, гладиолусы, высокие подсолнухи и розовые кусты стыли, как узоры на ткани.

Добравшись уже, пожалуй, до Седьмой авеню, Квентин упорно продирался сквозь эти заросли — для полного счастья ему только ядовитого плюща не хватало. Кое-где, как ни странно, еще торчали зеленые стебли. В воздухе повеяло чем-то сладким.

Квентин осознал вдруг, что не слышит ни автомобильных гудков, ни магнитол, ни сирен. Мобильник тоже молчал. Пальцы закоченели от холода. Вернуться или дальше идти? Зажмурившись, он пролез сквозь живую изгородь, споткнулся о камень. Он весь вспотел, и его подташнивало.

Открыв глаза, он увидел себя на краю огромного, совершенно ровного, окруженного деревьями луга. Пахло зеленой травой, солнце припекало совсем не с того места, где ему следовало сейчас находиться. И куда делись тучи? Небо сияло ослепительной синевой. Внутреннее ухо Квентина отозвалось на это болезненным спазмом. Задержав дыхание, он выпустил прочь зимний воздух, дохнул летним и чихнул от пыльцы.

На том краю луга стоял большой дом медового цвета, изобилующий башенками, коньками и дымовыми трубами. Посредине высилась башня с часами — даже Квентин понимал, что для жилого дома такая деталь странновата. Единственная стрелка часов двигалась по венецианскому циферблату с двадцатью четырьмя римскими цифрами. В боковом крыле под зеленым куполом помещалась, вероятно, обсерватория. Между домом и лугом простирались террасы, рощицы, фонтаны и зеленые изгороди.

Квентин был почти уверен, что все станет как раньше, если постоять смирно пару секунд. Видимо, его психика дала нешуточный сбой. Он осторожно глянул через плечо. Вместо сквера позади росли большие дубы, авангард какого-то обширного леса. Из левой подмышки стекла струйка пота: день стоял жаркий.

Квентин скинул рюкзак, снял пальто. В тишине щебетала птичка. Неподалеку, прислонившись к дереву, курил щуплый подросток, по виду его ровесник. Рубашка на нем была в узкую бледно-розовую полоску. Не глядя на Квентина, он затянулся и выпустил дым — жара его, похоже, не донимала.

— Эй, — позвал Квентин.

Парень в ответ мотнул подбородком, и только.

Квентин, не желая признаваться, что понятия не имеет, куда попал, напустил на себя беззаботный вид. Даже без пальто он весь обливался пóтом. Типа английский путешественник в тропиках — пытаемся наладить контакт со скептически настроенным аборигеном.

— Это, — откашлялся он, — это Филлори, да?

Парень с великой серьезностью опять затянулся и потряс головой.

— Не-а. Север штата Нью-Йорк.

Если вы нашли опечатку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Кот-император

Emperor of catkind.I are controls the spice, I are controls the Universe.

#городское фэнтези #отрывок #школа волшебства #волшебники