Если раздобыть хорошую оптику, точно рассчитать траекторию и правильно выбрать время, можно разглядеть небесное тело, имя которому — Иэн Бэнкс. Точнее, Iainbanks — так с 23 июня 2013 года официально называется астероид 5099, скромная «малая планета» из Главного пояса астероидов, диаметром 6,1 километра и с периодом обращения вокруг Солнца 3,94 земных года. Этот прощальный подарок сделал писателю один из его поклонников, астроном Хосе Луис Галаше, прочитав в блоге Бэнкса, что у того обнаружен неоперабельный рак.Смерть давно ходила за Иэном по пятам: в 1998 году он чуть было не стал жертвой ДТП, не вписавшись в крутой поворот. Позже Бэнкс не без иронии вспоминал об этом жутком эпизоде: «Я умудрился лёгким движением руки снести воротный столб, кирпичную стену и конюшенный фронтон, а также создать прототип единственного в мире “вольво” со средним расположением двигателя». Однако автору двадцати восьми романов и одного сборника рассказов всё-таки не удалось обмануть костлявую: 9 июня 2013 года одного из крупнейших англоязычных писателей начала нынешнего века, дважды лауреата Премии Британской Ассоциации Научной Фантастики, создателя легендарной «Культуры» не стало.

Наплюй на всё и рви когти!

Литературная звезда Бэнкса взошла в 1984 году, после выхода романа «Осиная фабрика» (The Wasp Factory), когда счастливый дебютант уже разменял четвёртый десяток. Единственный ребёнок в семье отставного военного моряка и профессиональной фигуристки, отпрыск большого шотландского рода, к этому моменту Бэнкс успел сменить кучу профессий, нигде не задерживаясь надолго. В 1975 году будущий писатель получил диплом по английской филологии, философии и психологии в университете Стерлинга, подрабатывая на каникулах то санитаром, то дворником, то садовником, то дорожным рабочим. Самым запоминающимся эпизодом за всё время учёбы сам Бэнкс называл «выезд на день в Шеррифмуир ещё со 149 студентами для участия в массовке при съёмках батальной сцены в финале “Монти Пайтона и Святого Грааля”», — при таком отношении неудивительно, что в конечном счёте Иэну достался скромный «диплом без отличия».Надо иметь в виду, что при поступлении в университет Бэнкс меньше всего мечтал о судьбе учителя словесности в шотландской глубинке или стряпчего средней руки в солидной фирме с трёхсотлетней историей. Такое будущее его не прельщало: несмотря на уговоры родителей и природную сообразительность, Иэн никогда не пытался сделать традиционную буржуазную карьеру и вписаться в Систему. Его тянуло к другим светилам, и с приоритетами он определился быстро. «С самого раннего детства меня увлекали язык и искусство рассказывать истории. Уже в одиннадцать лет я знал, что буду писателем», — вспоминал он в интервью много лет спустя.Первый свой роман Бэнкс завершил шестнадцати лет от роду, следующий сочинил на первом курсе университета — правда, опубликовать ни тот, ни другой сразу не удалось, что, может, и к лучшему. Покинув стены альма-матер, он не поспешил влиться в толпу «белых воротничков», а отправился путешествовать автостопом по Европе и Соединённым Штатам. Собственно, череда работ, которые Бэнкс перебрал за несколько следующих лет (техник в отделе испытаний «Бритиш Стил», сотрудник подразделения IBM в Гриноке, специалист по калькуляции издержек в лондонской адвокатской конторе), стали для него не более чем возможностью набраться опыта, попробовать вкус жизни и за казённый счёт посмотреть мир. В то же время Бэнкс делал всё, чтобы не дать рутине засосать себя, поглотить с головой, связать по рукам и ногам. Если работа не оставляет простора для творчества и времени для путешествий, наплюй на всё и рви когти — это правило будущий писатель усвоил предельно чётко и придерживался его неукоснительно.

Фантазия без костылей

Шокировав, возмутив и заинтриговав британское литературное сообщество «Осиной фабрикой», Бэнкс начал укреплять успех с удвоенной энергией. С самого начала он взял хороший темп — по роману в год — и сохранял его на протяжении многих лет, чем заслужил у журналистов шутливое прозвище «романная фабрика». На первый взгляд работой Бэнкс себя не изнурял: полгода путешествовал по миру, гостил у многочисленной родни, зависал на конвентах, прыгал с парашютом, гонял на машине — к изделиям британского и американского автопрома Иэн питал особую слабость. Но потом с головой уходил в работу и за второе полугодие выдавал на-гора очередной бестселлер, под который заранее можно было резервировать первые строчки во всех британских книжных хит-парадах.Уже первые опубликованные романы Бэнкса — «Осиная фабрика», «Шаги по стеклу» (Walking on Glass, 1985) и «Мост» (The Bridge, 1986) — дают ясное представление об уникальном почерке автора. Его отличает склонность к смешению фантастических и реалистических мотивов, почти маниакальное увлечение мельчайшими подробностями, сочетание сарказма и какой-то глубинной искренности. Мир, окружающий героев Бэнкса, может быть предельно беден на события, как в «Фабрике», или перегружен чудесами, оставленными без объяснения, как в «Мосте», но для развития внутреннего сюжета это ровным счётом ничего не значит. Фантазия — вот главный двигатель любой истории, и ей не нужны костыли. Галлюцинация, сознательная ложь, мистификация, грёза — именно они определяет жизненную стратегию персонажей Бэнкса.

Этот тон задан уже в «Осиной фабрике», где мнимая детская травма превращает обычного подростка из шотландской глубинки в изобретательного убийцу и садиста — многие читатели были до глубины души возмущены этим неоднозначным образом. В следующих книгах Бэнкс заостряет и развивает сновидческую тему, заставляя нас метаться между улочками современного Лондона и пролётами бесконечного моста, вмещающего целое государство, или загадочной башней, где навечно затворены двое заключённых. «Выбор не между реальностью и сном, выбор — между двумя разными снами... Мы существуем во сне, как его ни называй: бытием, реальностью, жизнью», — подводит Бэнкс промежуточный итог в финале «Моста». И тот сон, где гигантские звёздные корабли преодолевают сотни световых лет за считаные часы, ничуть не менее — и не более — реален, чем тот, где английские солдаты отправляются на край света отстаивать интересы американских нефтяных компаний. Кстати, один из самых эффектных своих трюков Иэн Бэнкс исполнил в 2003 году, когда в знак протеста против вторжения в Ирак разорвал британский паспорт и отправил его по почте лично Тони Блэру. Но это так, к слову.

Неудивительно, что переход от, условно говоря, мейнстрима к не менее условной научной фантастике дался Бэнксу легко и естественно. Есть, правда, один хитрый нюанс. Четвёртый роман Бэнкса, «Вспомни о Флебе» (1987), действительно стал его дебютной НФ-публикацией. Однако на самом деле первый фантастический роман из цикла о Культуре, «Выбор оружия», Иэн сочинил ещё в возрасте двадцати лет. Опубликовать эту книгу удалось лишь в 1990-м, после многочисленных доработок: редакторов раздражало, что время в двух разных сюжетных линиях течёт в противоположных направлениях. Только доказав востребованность и успешность своих книг, не самых простых для восприятия, писатель смог позволить себе такой решительный шаг, и не прогадал — читатели встретили роман восторженно.Впрочем, «мейнстримовая» проза Бэнкса сама по себе настолько нереалистична, что писатель посчитал необходимым добавить дополнительный внешний маркер, чётко отделяющий произведения, адресованные «жанровому» читателю, от «книг для всех». И тут пригодилась семейная легенда, согласно которой родители собирались дать сыну второе имя, Мензис, но из-за ошибки при регистрации ограничились простым Иэном. Бэнксу представилась редкая возможность исправить «историческую несправедливость», и он поспешил ею воспользоваться — так в 1986 году на свет появился писатель-фантаст Иэн М. Бэнкс, однояйцевый брат-близнец реалиста Иэна Бэнкса. Сам автор со свойственной ему иронией называл это «заявкой на мировой рекорд прозрачности псевдонима».Саркастичность всегда удачно сочеталась в характере Бэнкса с идеализмом и романтичностью. Он постоянно «требовал невозможного» — и от себя, и от всего мира. Иэн верил, что наши потомки рано или поздно научатся жить вне властных иерархий, поддерживаемых силой. Что научная фантастика — жанр, дающий писателю куда более богатый художественный арсенал, чем традиционный мейнстрим. Даже в то, что англичане когда-нибудь дадут пинка под зад консерваторам-тори — вот уж где настоящая фантастика! Без всего этого не появился бы цикл о Культуре, составляющий отдельную главу в биографии писателя.

Культура сверхцивилизации

Фантасты боятся писать о сверхцивилизации. Не о космических империях и межзвёздных республиках, охватывающих четверть галактики, не о техногенном Вавилоне или виртуальном Муравейнике. О настоящей сверхцивилизации. О мире, где изжиты все актуальные этнические, религиозные и социальные противоречия, а человек, сильный, добрый и щедрый, избавлен от страха смерти и наделён почти божественным могуществом. Боятся не потому, что на этом пути нас ждут сплошные тупики и ловушки: преодоление преград — лучшее топливо для сюжета. И уж, конечно, не потому, что утопия якобы бесконфликтна, а конфликт — главная материя художественной прозы. Уж что-что, а конфликты никуда не денутся в любом обществе. Нам просто не хватает фантазии, чтобы представить, на какие темы будут спорить, из-за чего станут ссориться люди далёкого будущего, — а главное, как будут протекать их споры и ссоры. Эта лестница уходит слишком высоко в небеса и теряется в облаках, невооружённым глазом детали не разобрать.В том-то и проблема: воображение пасует. Фантасты готовы азартно, в красочных подробностях, не жалея сил и времени, описывать путь к созданию техногенной утопии, освещать перипетии борьбы с внешними трудностями и внутренними врагами... Но как только трудности разрешены, перо замирает над бумагой, замолкает стрекот пишущей машинки, останавливается курсор на экране компьютера. У наших далёких потомков, бессмертных и вечно юных, которые смогут одним словом зажигать солнца и мановением руки отправлять в путь космические флотилии, безусловно, будут свои мучительные душевные метания и неразрешимые этические дилеммы. Но для нас это конец истории, финальная точка. Не случайно фантасты, всерьёз говорящие о будущем, от Азимова с его «Основанием» до Симмонса с «Гиперионом», охотнее всего обращаются к феодальной социальной модели — мы ведь уже знаем, какой путь предстоит пройти средневековой цивилизации, видим её историческую перспективу. А вот куда будет двигаться сверхцивилизация, прошедшая все вообразимые кризисы, нам представить куда труднее.

В цикле об анархо-гедонистической Культуре Иэн Бэнкс изящно обходит это препятствие. Фокус в том, что Культура крайне неоднородна. Эта лоскутная цивилизация складывается из множества групп и сообществ, субкультур и «объединений по интересам». Одни части Культуры движутся по пути самосовершенствования уже десятки тысяч лет, другие примкнули к ней всего несколько столетий назад, третьи только готовятся к вступлению. Время от времени то или иное скромное герметичное сообщество, объединяющее заведомых чудаков, вдруг резко выдвигается на передний план, — и тогда профессиональный картёжник, безмерно далёкий от политики и макроэкономики, может решить судьбу целой звёздной империи, как в романе «Игрок» (1988). Но главное, у Культуры нет твёрдого, неизменного ядра, она постоянно растёт, изменяется, непрерывно занимается исследованиями и прогрессорством, ежегодно устанавливает контакты с тысячами новых инопланетных рас, — а значит, для неё актуальны все этические, моральные, философские проблемы, которые стояли перед человечеством на протяжении всей его истории. Эта многоукладность помогает Культуре тысячелетиями счастливо избегать Сублимации — отказа от физических носителей разума, перехода на новый уровень, ухода за границу нашего понимания. Поголовного превращения людей в люденов, если воспользоваться терминологией братьев Стругацких.Культуру не зря сравнивают с Миром Полдня. Параллели возникают почти мистические, вплоть до фабульного сходства романа «Инверсии» (1998) с повестью АБС «Трудно быть богом» 1964 года издания: и там, и там наблюдатели высокоразвитой гуманистической цивилизации тайно присутствуют при дворе феодального царька — и по мере сил стараются облегчить жизнь окружающих, не привлекая к себе лишнего внимания.Есть, впрочем, и принципиальная разница. Мир Стругацких — это мир профессионалов, людей, полностью посвятивших свою жизнь достижению цели. Это цивилизация, напряжённая, как сжатый кулак. Утопия, построенная героями, которые не то чтобы презирают роскошь, но готовы довольствоваться малым, привыкли к самоограничению и не боятся его. Культура Иэна Бэнкса — мир бессмертных сибаритов, которые имеют доступ к почти неограниченному и неконтролируемому источнику энергии. Тем больше усилий им приходится прилагать, чтобы не превратиться в «кадавров полностью удовлетворённых» и не свернуть пространство...Надо подчеркнуть, что при всём своём гуманизме Бэнкс не склонен к антропоцентризму: его Культура возникла задолго до того, как человечество выкарабкалось из тьмы и невежества и добралось до звёзд. Земля — лишь одна из многих планет, которая по достижении определённого порога зрелости влилась в эту семью народов. Действие некоторых романов цикла разворачивается в те времена, когда наши предки ещё пользовались кремнёвыми орудиями и кутались в звериные шкуры, а повесть «Последнее слово техники» (1989) и вовсе посвящена судьбе инопланетного прогрессора, посетившего Землю в 1977 году и решившего навсегда остаться на нашей планете.Зато само словечко «Культура» происхождения сугубо земного. В интервью российскому онлайн-изданию «Частный корреспондент» писатель рассказал, почему придуманная им сверхцивилизация носит именно такое имя.

Есть миф о том, что это слова Германа Геринга: «Когда я слышу слово “культура”, я хватаюсь за пистолет». И с каким-то школьным, мальчишеским задором я хотел сказать: «“Культура”? Я покажу тебе “культуру”, фашистский ублюдок!»

Тайны и символы, сожаления и надежды

Глубокая, многоуровневая проза Бэнкса — настоящий кладезь для любителей неочевидных трактовок: психоаналитических, гендерных, постмодернистских. Например, тема инцеста, навязчиво повторяющаяся в самых разных произведениях писателя — в «Шагах по стеклу», в самостоятельном НФ-романе «По ту сторону тьмы» (Against a Dark Background, 1993), в нескольких книгах из цикла о Культуре, — откуда она взялась, в чём её потаённый смысл? А регулярно возникающий образ замкнутого пространства, гигантской обитаемой конструкции, откуда герои никак не могут найти выход, — например, в «Материи» (2008) и всё тех же «Шагах по стеклу»? А приём с исковерканным языком, к которому писатель обращается сначала в «Мосте», а много лет спустя — в «Безатказнам арудии» (Feersum Endjinn, 1994)? А бессчётные цитаты, явные и скрытые отсылки к Шекспиру и Мервину Пику, Кафке и Свифту, Джону Кейджу и Артуру Кёстлеру? А жутковатый автобиографизм отдельных эпизодов, вплоть до последней книги «Каменоломня» (The Quarry, 2013), где автор, ещё не зная о своём диагнозе, вывел героя, умирающего от рака? При серьёзном подходе изучению этих тем и образов можно посвятить целую жизнь. Двадцать восемь романов Бэнкса дают богатую почву для интерпретаций — и нельзя сказать, что исследователи ищут в тёмной комнате чёрную кошку, которой там нет, вчитывают подтексты, о которых не задумывался автор. В его книгах действительно полно мрачных подземелий, замурованных скелетов и потайных комнат, на зависть иному фамильному замку. За неполные три десятилетия Иэн Бэнкс обеспечил работой несколько поколений специалистов по шотландской литературе — как и подобает настоящему патриоту и лейбористу...

Заслуги Бэнкса не остались незамеченными. Джон Клют, автор основополагающей энциклопедии, посвящённой НФ, назвал его «величайшим из британских научных фантастов, появившихся в 1980-е»; писательница Фэй Уэлден объявила Бэнкса «великой надеждой современной британской литературы» — и всё это, разумеется, истинная правда. Вторят им и другие голоса. В 2008 году газета The Timеs включила имя Бэнкса в список пятидесяти величайших британских писателей начиная с 1945 года — вместе с Оруэллом, Толкином, Рушди, Баллардом, Муркоком и Ролинг. В 1997 году Стерлинговский университет, тот самый, где будущий писатель когда-то с тоской отбывал учебные часы, присудил ему почётную степень доктора, а вскоре этому примеру последовал и университет Сент-Эндрюса. Критик Стюарт Келли, член букеровского жюри 2013 года, назвал Бэнкса «значительной фигурой в британской литературе» и «важным свидетелем нашей эпохи». И это, безусловно, тоже правда. Даже те, кто недолюб ливал писателя за излишний натурализм и обилие кровавых сцен, с невольным уважением отзывались о нём как о «Тарантино от литературы».

Мне не о чем жалеть, в особенности что касается моей профессии. У меня была чудесная жизнь, и счастья в ней было больше, чем несчастья, считая за несчастье новость о раковой опухоли. Я написал двадцать девять книг. Я много чего оставлю после себя. Что из моего наследия выживет, трудно предугадать, но я в любом случае очень горжусь собой и своей работой.
Иэн Бэнкс, из последнего интервью телеканалу BBC

Это слова человека, который до последней минуты не терял самообладания, настоящего писателя, измеряющего жизнь написанными книгами.Узнав о болезни, Бэнкс немедленно сделал предложение своей подруге Адель Хартли, с которой жил уже много лет, попросив «стать его вдовой» — эта фраза облетела все новостные ленты. Свой прах он завещал развеять в пяти разных местах, а урну опустить в озеро Лох-Шил, где покоится прах его дяди.

Но не стоит печалиться. Не зря в своём прощальном интервью завзятый атеист Бэнкс сказал: «Необычайная свобода, даруемая научной фантастикой, объясняется просто: можно отправиться куда угодно и заняться чем угодно». Откройте «Мост» или «Выбор оружия», «Инверсии» или «Мёртвый эфир» — и вы увидите улыбку писателя, услышите его голос. Или просто вглядитесь в ясное ночное небо: Иэн Бэнкс где-то там — рядом со Станиславом Лемом и Дугласом Адамсом, Иваном Ефремовым и братьями Стругацкими.Одной звездой стало больше.Пусть она всегда освещает наш путь.