Ночь выдалась теплая, безветренная, роса выпала обильно, обещая богатый урожай и здоровье всем, кто ею умоется. Два высоких костра освещали поляну. Дым отогнал мошкару, старшие мужчины следили, чтобы огонь горел ровно и сильно. Домовитые хозяйки еще в самом начале скормили ему одежду, что носили дети во время болезни. Верили, что так смогут отогнать заразу на весь год. Самые бесшабашные парни пробовали перемахнуть через пламя, подначивая других, устраивали шуточные свары и играли в догонялки.
А в центре поляны лежал украшенный свежими цветами черный валун, ушедший глубоко в землю.
Матушка Вила с распущенными седыми кудрями и пышным венком на голове стояла рядом с алтарем. Сегодня ей надо было не только правильно провести обряды, но и выбрать преемницу. Ведунья уже знала, что это будет темноволосая Ерга. Вместе с другими девушками она уже поднималась от берега Стыни, сдерживая слезы — ее венок утонул, а свеча потухла. Не выйти замуж, не уехать из деревушки на краю леса. Но подружки подхватили ее под руки, утянули в хоровод. Некрашеные длинные рубахи, мокрые по подолу, хлопали по крепким ногам, волосы взметнулись вихрем, рискуя поймать искру. Сегодня не время для грусти. Ай-йя, день догнал ночь! Ай-йя, вейся, огонь, выше деревьев! Ай-йя, гори-гори, подвешенное на шест солнышко-колесо!
За все три года жизни в этом медвежьем углу Правая Длань Господа Георг никогда не пропускал языческих обрядов. Он не видел ничего предосудительного в сохранении этих традиций. Людям так проще и привычней — в суровом краю праздники случались редко, зачем лишать и этой малости? Да и слушали его мессы сейчас куда как охотней, чем когда он только приехал из столицы в унизительную ссылку. Главное ведь — нести учение Господа, а не бездумно следовать догматам, сохраняя при том форму, но теряя дух веры.
Вот за такое вольнодумство и кормить ему комаров по лесам, а не писать труды в тишине библиотек. Жрец усмехнулся и отпил медовухи. Что ж, на все воля Божья, все в руце Его. Если раскрыть глаза и уши, то занять ум и принести пользу можно везде. Несколько месяцев назад Георгу пришла мысль записать рецепты снадобий, которыми ведунья врачевала местных. Вредная бабка знатно его промурыжила, посылая с утра то за одной, то за другой особой травой, растущей исключительно в густых крапивных зарослях. Георг смирял гордыню и терпеливо выполнял все задания, даже когда случайно влез в муравейник и вытряхивал потом злых мурашей из-под рясы пол дня. И Вила оттаяла, стала приглашать вечерами в свою избу, чтобы показать, как готовить хитрый отвар или как правильно сушить коренья. Будущий сборник постепенно рос. Скоро настанет пора сватовства, тогда Георг вместе с нарядными родителями будущих женихов съездит в соседнюю деревню, расспросит о лекарствах и их нелюдимого ведуна.
Дети гурьбой то скрывались в кустах, то с хохотом вываливались на поляну. Всю ночь не спать — это ли не счастье? Они первыми и встретили чужаков. А спустя мгновение отряд вступил в круг света, за шумом веселья приблизившись незамеченным. Кони с изукрашенной сбруей, воины в блестящих латах с изображением четырехпалой ладони на груди и с мечами на поясах. Во главе же шла женщина в доспехах, легко опираясь на копье с узким хищным острием. Единственная без шлема, волосы убраны под тугой плат. Ребятня замерла, глядя на невиданное чудо. И только маленькая Казя разглядела горбуна, привязанного длинной веревкой к седлу крайней лошади. Испугалась и бросилась с криком к родителям. Остальные тоже сорвались с места, испуганной стайкой воробьев скрылись за спинами взрослых.
Георг торопливо сунул кружку в чьи-то руки, выступая вперед. Жриц Господа Тысячерукого в боевом облачении он встречал нечасто, и каждый раз это несло беду.
— Левая Длань, доброй ночи. Пусть бу...
— Селяне, расходитесь. Немедленно, — женщина смерила жреца взглядом, вытянутое скуластое лицо ее казалось спокойным, но в глазах читалась ненависть. Георг знавал таких людей, слишком ретивых в трактовке и выполнении воли божественной, как своей. Каждый раз забывающих, что гордыня — тоже грех. — Расходитесь. Вы творите богомерзкие требы по незнанию. Идите домой.
Все остались стоять в тишине, даже тонко плачущая девочка замолкла. Потрескивали дрова, высоко горело пламя, метались тени, превращая лица в маски.
— Сестра, я ручаюсь, это верные прихожане, они не сделали ничего предосудительного! Позволь им закончить, пока я провожу тебя и твоих людей в деревню, остановитесь в моем доме, — сердце сжималось в нехорошем предчувствии, но Георг до последнего надеялся, что его услышат.
— Идите домой, — копье чуть наклонилось, — и молитесь Господу.
Староста Очеслав развел плечи, краем глаза замечая, как крепкие мужики становятся рядом, загораживают ведунью и алтарь. Младший брат Желан, что недавно отметил рождение первенца, умелый охотник Надея, попадающий соболю в глаз, кряжистый мельник Верислав, поперек себя шире кузнец Деян. Славные люди. Помешать воинам в железе будет непросто. Праздник — не место для оружия, но вот тяжелый колун воткнут в бревно, а толстой горящей головней можно отбить и меч. Но матушка Вила коснулась сухими горячими ладонями их предплечий, заставила мужчин разомкнуть ряд и дать выйти вперед.
— Делайте, как говорит жрица. Я останусь здесь, — улыбнулась, отвела от лица седые кудри.
— Не останешься, ведьма. С тобой будет особый разговор. И с тобой, жрец.
Георг чувствовал напряжение, готовое в любой момент прорваться сухой грозой — громом и молниями без капли дождя. Левая Длань по глупости своей не понимала, сколько таких отрядов сгинули в здешних местах, и как молодые деревья прорастают в пустых доспехах. Он не хотел крови. С любой из сторон.
— Сестра, я готов ответить на все вопросы. Отойдем и поговорим как две Длани, что протягивают друг другу ладони, а не кулаки. Ты...— мужчина ахнул, только теперь заметив опустившегося на колени молодого горбуна с вздернутыми вверх связанными руками. Узнать ученика Белояра было легко даже тому, кто видел его всего несколько раз. — Что ты наделала?!
Тупой конец копья с кажущейся легкостью толкнул Георга в плечо, и он нелепо взмахнул широкими рукавами рясы, теряя равновесие. Потом его ударили еще и еще, пока жрец не упал на спину. Слишком быстро, чтобы кто-то мог помешать. Затылок с хрустом стукнулся о черный камень, окрашивая цветы на нем темной кровью.
Алтарь пересекла глубокая трещина, и он раскололся. От громкого воя люди прижались к земле, закрывая уши. Ветер пригнул макушки деревьев, ломая их, сорвал с шеста горящее колесо. Все разом стихло, замерло. Только угли погасших костров тлели в темноте.