Лирин был поражен тем, как спокойно он себя чувствовал, проверяя десны ребенка на цингу. Годы лекарской подготовки сослужили ему сегодня хорошую службу. Дыхательные упражнения, предназначенные для того, чтобы избавиться от дрожи в руках, для шпионажа подходили так же хорошо, как и для операций.
— Вот, — сказал он матери ребенка, вытаскивая из кармана маленький резной панцирь. — Покажи это женщине в обеденном павильоне. Она принесет сока для твоего сына. Проследи, чтобы он выпивал его до последней капли каждое утро.
— Благодарна очень, — сказала женщина с сильным гердазийским акцентом. Она крепко прижала к себе сына, а затем посмотрела на Лирина затравленными глазами. — Если... если ребенок... найдется...
— Я позабочусь, чтобы тебя известили, если мы услышим о других твоих детях, — пообещал Лирин. — Сожалею о твоей потере.
Она кивнула, вытерла щеки и понесла ребенка на сторожевой пост за городом. Группа вооруженных паршунов приподняла ее капюшон и сравнила лицо с рисунками, присланными Сплавленными. Хесина, жена Лирина, стояла рядом и читала описания, как требовалось.
Позади них утренний туман скрывал Под. Город был похож на скопище темных, окутанных тенями глыб. Словно опухоли. Лирин с трудом разглядел натянутый между зданиями брезент, служивший ненадежным укрытием для многочисленных беженцев из Гердаза. Целые улицы были перекрыты, и призрачные звуки — звон тарелок, разговоры людей — поднимались сквозь туман.
Эти лачуги, конечно, не выдержат бури, но их можно быстро разобрать и спрятать. В противном случае просто не хватило бы жилья. Люди могли на несколько часов забиться в буревые убежища, но не могли так жить постоянно.
Он повернулся и посмотрел на очередь ждущих приема. Хвост очереди исчезал в тумане, сопровождаемый кружащимися, точно стаи насекомых, спренами голода и спренами изнеможения, похожими на струйки пыли. Бури! Сколько еще людей сможет вместить город? Деревни ближе к границе должны быть заполнены до отказа, если такие толпы пробираются далеко внутрь.
Прошло уже больше года со времени прихода Бури бурь и падения Алеткара. Все это время страна Гердаз — меньший сосед Алеткара на северо-западе — каким-то образом продолжала сражаться. Два месяца назад враг наконец решил сокрушить королевство навсегда. Вскоре после этого число беженцев увеличилось. Как обычно, солдаты сражались, в то время как простые люди были вынуждены покинуть свои дома. Их поля были вытоптаны, они голодали.
Город Под сделал все, что мог. Арик и другие мужчины — когда-то они были стражниками в поместье Рошона, а теперь не имели права носить оружие — организовали очередь и не давали никому проникнуть в город до того, как Лирин их осмотрит. Он убедил светлость Абиаджан, что ему необходимо осмотреть каждого. Она беспокоилась о чуме; он просто хотел перехватить тех, кто нуждался в лечении.
Ее бдительные солдаты двигались вдоль очереди. Паршуны с мечами. Они научились читать и настаивали, чтобы их называли певцами. Спустя год после их пробуждения Лирин все еще находил подобные вещи странными. Впрочем, ему-то какая разница? В каком-то смысле мало что изменилось. Паршуны были подвержены тем же страстям, что и светлорды-алети. Тот, кто ощутил вкус к власти, желал большего и потому искал его при помощи меча. Обычные люди истекали кровью, и Лирину оставалось только зашивать раны.
Он вернулся к своей работе. Сегодня Лирину предстояло осмотреть еще по меньшей мере сотню беженцев. Где-то среди них скрывался человек, который был причиной многих страданий. Именно из-за него Лирин сегодня так нервничал. Однако следующим в очереди был не он, а оборванный алети, потерявший в бою руку. Лирин осмотрел рану беженца, но той было уже несколько месяцев, и лекарь ничего не мог поделать с обширными рубцами.
Лирин поводил пальцем взад-вперед перед лицом мужчины, наблюдая, как его глаза следят за ним. Признаки шока были очевидны.
— У тебя недавно были раны, о которых ты мне не рассказываешь?
— Никаких ран, — прошептал мужчина. — Но разбойники... они забрали мою жену, лекарь. Забрали ее... оставили меня привязанным к дереву. Просто ушли, смеясь...
Досадно. Ментальный шок скальпелем не вырезать.
— Как только войдешь в город, ищи четырнадцатую палатку. Скажи тамошним женщинам, что я тебя послал.
Мужчина с пустым взглядом тупо кивнул. Он хоть понял, что ему сказали? Запомнив черты лица беженца — седеющие волосы с завитком на затылке, три большие родинки в верхней части левой щеки и, конечно же, укороченную руку, — Лирин сделал пометку спросить о нем в четырнадцатой палатке сегодня вечером. Там помощники наблюдали за беженцами, склонными к самоубийству. Ничего больше Лирин не мог сделать, учитывая, что приходилось заботиться о стольких людях.
— Ступай. — Лирин мягко подтолкнул мужчину к городу. — Палатка четырнадцать. Не забудь. Я сожалею о твоей потере.
Мужчина ушел.
— Ты говоришь это так легко, лекарь, — раздался голос сзади.
Лирин развернулся и тут же почтительно поклонился. Абиаджан, новая градоначальница, была паршуньей с совершенно белой кожей и изысканными мраморными разводами на щеках.
— Светлость, — сказал Лирин. — О чем вы?
— Ты сказал этому человеку, что сожалеешь о его потере. Ты так охотно говоришь это каждому из них, но, кажется, сострадания в тебе не больше, чем в камне. Неужели ты ничего не чувствуешь к этим людям?
— Я чувствую, светлость, но приходится соблюдать осторожность, чтобы их боль не раздавила меня. Это одно из первых правил лекарского ремесла.
— Любопытно. — Паршунья подняла защищенную руку, завернутую в рукав хавы. — Помнишь, как в детстве вправлял мне вывих?
Абиаджан вернулась — с новым именем и новым поручением от Сплавленных, — после того как бежала вместе с остальными после Бури бурь. Она привела с собой много паршунов, все из этих краев, но из тех, что раньше жили в Поде, вернулась только Абиаджан. Она молчала о том, что пережила за прошедшие месяцы.
— Какое любопытное воспоминание. Теперь та жизнь кажется сном. Я помню боль. Смятение. Суровую фигуру, которая принесла мне еще больше боли, — хотя теперь я понимаю, что ты стремился исцелить меня. Столько забот из-за маленькой рабыни.
— Меня никогда не волновало, кого я исцеляю, светлость. Раба или короля.
— Уверена, тот факт, что Уистиоу заплатил за меня хорошие деньги, не имеет к этому никакого отношения. — Она прищурилась, глядя на Лирин, а потом снова заговорила, как будто произнося слова из песни: — Ты сочувствовал мне, бедной растерянной рабыне, у которой украли разум? Ты оплакивал нас, лекарь, и ту жизнь, которую мы вели?
— Лекарь не должен плакать, — тихо сказал Лирин. — Лекарь не может позволить себе плакать.
— Как камень, — повторила она и покачала головой. — Ты не видел спренов чумы у этих беженцев? Если эти спрены проникнут в город, они могут убить всех.
— Не спрены — причина болезни. Зараза распространяется через воду, грязь, а иногда через дыхание тех, кто ее переносит.
— Суеверие, — отрезала она.
— Мудрость Вестников, — не сдался Лирин. — Нам следует соблюдать осторожность.
Фрагменты старых рукописей, многократно переведенные с одного языка на другой, упоминали о быстро распространяющихся болезнях, унесших десятки тысяч жизней. О подобных вещах молчали современные тексты, которые читали Лирину, но до него доходили слухи о чем-то странном на Западе — о новой чуме, как это называли. Подробностей было мало.
Без дальнейших комментариев Абиаджан двинулась дальше. За ней последовали ее сопровождающие — группа возвысившихся паршунов и паршуний. Хотя их одежда была алетийского фасона, цвета были более светлыми, более приглушенными. Сплавленные объяснили, что певцы в прошлом избегали ярких цветов, чтобы одежда не отвлекала внимание от узоров на их коже.
Лирин чувствовал, что Абиаджан и другие паршуны находятся в поисках себя. Их акцент, их одежда, их манеры — все они были отчетливо алетийскими. Но они замирали всякий раз, когда Сплавленные говорили о предках, и искали способы подражать этим давно умершим паршунам.
Лирин повернулся к следующей группе беженцев — на этот раз целой семье. Ему стоило бы радоваться, но он все равно не мог не думать о том, как трудно будет прокормиться родителям с пятью детьми, когда все ослабели от голода.
Когда он отправил их дальше, вдоль очереди к нему двинулась знакомая фигура, прогоняя спренов голода. На Лараль теперь было простое платье служанки, на левой руке перчатка вместо удлиненного рукава; она несла ведро с водой для ждущих беженцев. Но при этом молодая женщина шла не как служанка. В ней ощущалась некая решимость, несхожая с вынужденной покорностью. Конец света казался ей просто неприятностью, почти того же разряда, как раньше неурожай.
Она остановилась рядом с Лирином и предложила ему пить — налила в чистую чашку из своего бурдюка, а не зачерпнула прямо из ведра.
— Три человека от начала, — прошептала Лараль, когда Лирин сделала глоток.
Лекарь хмыкнул.
— Ниже ростом, чем я ожидала, — заметила Лараль. — Он считается великим полководцем, лидером гердазийского сопротивления. А похож на бродячего торговца.
— Гений приходит во всех формах. — Лирин знаком попросил снова наполнить его чашку, чтобы продолжить разговор.
— И все же... — сказала она и замолчала: мимо прошел Дурнаш, высокий паршун с мраморной черно-красной кожей и мечом за спиной. Когда он достаточно отдалился, она тихо продолжила: — Я удивляюсь тебе, Лирин. Ты ни разу не предложил нам сдать этого скрытого генерала.
— Его казнят.
— Но ты ведь считаешь его преступником, не так ли?
— Он несет ужасную ответственность, потому что продолжал сражаться против превосходящих сил противника. Он отдал жизни своих людей в безнадежной битве.
— Некоторые назвали бы это героизмом.
— Героизм — миф, которым потчуют идеалистически настроенных молодых людей, особенно когда хотят, чтобы они проливали за кого-то кровь. Из-за этого одного из моих сыновей убили, а другого забрали. Оставь себе свой героизм и верни мне жизни, растраченные впустую в глупых конфликтах.
По крайней мере, казалось, что все почти закончилось. Теперь, когда сопротивление в Гердазе окончательно рухнуло, можно было надеяться, что поток беженцев уменьшится.
Лараль смотрела на него бледно-зелеными глазами. Она была проницательна. Как бы ему хотелось, чтобы все сложилось иначе, чтобы старый Уистиоу протянул еще несколько лет. Лирин мог бы назвать эту женщину дочерью, а Тьен и Каладин теперь могли бы лечить людей, работая вместе с ним.
— Я не сдам этого гердазийского генерала, — сказал Лирин. — Перестань так на меня смотреть. Я ненавижу войну, но не осуждаю твоего героя.
— И твой сын скоро придет за ним?
— Мы послали Кэлу весточку. Этого должно быть достаточно. Убедись, что твой муж готов с отвлекающим маневром.
Она кивнула и пошла дальше, чтобы предложить воду стражникам-паршунам у входа в город. Лирин быстро осмотрел нескольких беженцев, а затем добрался до группы закутанных в плащи фигур. Он успокоил себя быстрым дыхательным упражнением, которому учил его наставник в операционной много лет назад. Хотя внутри у него бушевала буря, руки Лирина не дрожали, когда он махнул фигурам в плащах, чтобы те приблизились.
— Мне нужно провести осмотр, — тихо сказал Лирин, — чтобы, когда я вытащу вас всех из очереди, это не привлекло внимания.
— Начни с меня, — предложил самый низкорослый из мужчин.
Остальные четверо осторожно переместились так, чтобы окружить его.
— Не ведите себя так, будто охраняете его вы, тупицы, — прошипел Лирин. — Сядьте лучше на землю. Может быть, тогда вы будете меньше походить на банду головорезов.
Они подчинились, и Лирин пододвинул свой табурет к явному лидеру. На верхней губе у того красовались тонкие посеребренные усики, и было ему лет пятьдесят. Его загорелая кожа оказалась темнее, чем у большинства гердазийцев; он мог бы сойти за азирца. Глаза были глубокого темно-коричневого цвета.
— Ты — это он? — прошептал Лирин, приложив ухо к груди мужчины, чтобы проверить его сердцебиение.
— Да, — ответил гердазиец.
Дьено энне Калах. Дьено — «норка» на старом гердазийском. Хесина объяснила, что «энне» — почетная частица, подразумевающая величие.
Можно было ожидать — как, очевидно, и поступила Лараль, — что Норка окажется жестоким воином, выкованным на той же наковальне, что и люди вроде Далинара Холина или Меридаса Амарама. Лирин, однако, знал, что убийцы могут выглядеть по-разному. Норка, может, и коротышка без одного зуба, но в его худощавом телосложении чувствовалась сила, и Лирин при осмотре заметил немало шрамов. Те, что вокруг запястий, на самом деле... это были шрамы, оставленные кандалами на коже раба.
— Спасибо, — прошептал Дьено, — что предоставил нам убежище.
— Это был не мой выбор.
— И все же ты гарантируешь, что сопротивление спасется, чтобы жить дальше. Да благословят тебя Вестники, лекарь.
Лирин отыскал бинт и начал перевязывать рану на руке мужчины, которая не была обработана должным образом.
— Пусть Вестники благословят всех нас, чтобы этот конфликт побыстрее закончился.
— Да, и захватчики удерут, поджав хвост, обратно в Преисподнюю, которая их извергла.
Лирин продолжал свою работу.
— Ты... не согласен, лекарь?
— Твое сопротивление потерпело неудачу, генерал, — сказал Лирин, туго затягивая повязку. — Твое королевство пало, как и мое. Дальнейший конфликт приведет лишь к новым смертям.
— Но ты же не собираешься подчиняться этим чудовищам?
— Я повинуюсь тому, кто приставит меч к моей шее. Так было всегда.
Он закончил свою работу, затем бегло осмотрел четверых спутников генерала. Женщин нет. Как генерал читает послания, которые получает?
Лирин сделал вид, что обнаружил рану на ноге одного из мужчин. После небольшого наставления тот стал прихрамывать, а затем издал болезненный вой. Укол иглы заставил спренов боли, похожих на маленькие оранжевые руки, вырваться из земли.
— Это потребует операции, — громко сказал Лирин. — Или ты потеряешь ногу. Нет, никаких возражений. Мы займемся этим немедленно.
Он велел Арику принести носилки. Другим солдатам, включая генерала, достались роли носильщиков, что и дало Лирину повод вывести их всех из очереди.
Теперь им требовался отвлекающий маневр. Он пришел в виде Торалина Рошона, мужа Лараль, бывшего градоначальника. Спотыкаясь и пошатываясь, он вышел из окутанного туманом города.
Знаком приказав Норке и его солдатам следовать за ним, Лирин неспешно повел их к посту инспекции.
— Вы ведь не вооружены? — прошипел он себе под нос.
— При нас нет очевидного оружия, — ответил Норка, — но нас выдает не оно, а мое лицо.
— Мы к этому подготовились.
«О Всемогущий, пусть все получится».
Приблизившись, Лирин смог лучше разглядеть Рошона. Щеки бывшего градоначальника свисали, как сдутые мехи: он сильно похудел после смерти сына семь лет назад. Рошону было приказано сбрить бороду — возможно, потому, что он ею гордился, — и он больше не носил свою гордую воинскую такаму. На смену им пришли наколенники и короткие штаны кремоскреба.
Он нес под мышкой табуретку и что-то невнятно бормотал, при этом его деревянная ступня царапала камень. По правде говоря, Лирин не мог сказать, пьян ли Рошон на самом деле или притворяется. В любом случае он привлекал внимание. Паршуны, стоявшие на посту инспекции, подталкивали друг друга локтями, один из них напевал в бодром ритме — что они часто делали, когда забавлялись.
Рошон выбрал здание неподалеку и поставил свой табурет, затем, к радости наблюдавших паршунов, попытался взобраться на него, но промахнулся и споткнулся, зашатался на деревянной ноге и чуть не упал.
Им нравилось наблюдать за ним. Каждый из этих новоявленных певцов раньше принадлежал тому или иному богатому светлоглазому. Смотреть, как бывший градоначальник превращается в спотыкающегося пьяницу, который проводит свои дни, выполняя самую черную из всех работ? Да это было увлекательнее, чем выступление любого рассказчика историй.
Лирин подошел к посту охраны.
— Этому нужна срочная операция. — Он указал на человека на носилках. — Если я не займусь им прямо сейчас, он может потерять конечность. Моя жена присмотрит, чтобы остальные беженцы сидели и ждали моего возвращения.
Из трех паршунов, назначенных инспекторами, только Дор потрудился сверить лицо «раненого» с рисунками. Норка был первым в списке опасных беженцев, но на носильщиков Дор даже не взглянул. Лирин заметил эту странность несколькими днями раньше: когда он использовал беженцев из очереди в качестве рабочей силы, инспекторы уделяли внимание исключительно человеку на носилках.
Лирин надеялся, что с Рошоном, который будет обеспечивать развлечение, паршуны еще сильнее расслабятся. И все же его пробил пот, когда Дор замешкался на одном из рисунков. Письмо Лирина, возвращенное вместе с разведчиком, просившим убежища, предупреждало Норку, чтобы он взял с собой только рядовых охранников, которых не будет в списках. Неужели он...
Двое других паршунов смеялись над Рошоном, который, хоть и был пьян, пытался добраться до крыши здания и соскрести с нее остатки крема. Рассеянным взмахом руки пропуская Лирина, Дор повернулся и присоединился к ним.
Лекарь быстро переглянулся с женой, ждавшей неподалеку. Хорошо, что никто из паршунов не смотрел на нее, потому что она была бледна, как уроженка Шиновара. Лирин, вероятно, выглядел ненамного лучше, когда, сдержав вздох облегчения, повел Норку и солдат вперед. Их можно держать в операционной, подальше от посторонних глаз, пока...
— Всем прекратить свои занятия! — раздался сзади женский голос. — Приготовиться оказать почтение!
Лирину захотелось немедленно удрать. Он почти сделал это, но солдаты просто продолжали идти в обычном темпе. Да. Надо притвориться, что не услышал.
— Ты, лекарь! — окликнул его тот же голос.
Это была Абиаджан. Лирин неохотно остановился, в его голове проносились оправдания. Поверит ли она, что он не узнал Норку? Лирин и без того был не в ладах с градоначальницей после случая с Джебером, когда дурака вздернули и выпороли, а он настоял на лечении.
Лирин обернулся, изо всех сил стараясь держать себя в руках. Абиаджан поспешила к нему, и, хотя певцы не краснели, она явно была взволнована. Когда она заговорила, ее слова звучали отрывисто:
— Идем со мной. У нас гость.
Лирин не сразу сумел осознать услышанное. Она не требовала объяснений. Это было из-за... чего-то другого?
— Что случилось, светлость?
Неподалеку Норка и его солдаты остановились, но Лирин видел, как их руки шевелятся под плащами. Они сказали, что не взяли с собой «очевидное» оружие. Да поможет ему Всемогущий, если дойдет до кровопролития...
— Все в порядке, — быстро проговорила Абиаджан. — Мы благословлены. Идем со мной
. — Она посмотрела на Дора и стражников. — Передайте весть. Никто не должен входить в город или покидать его, пока я не дам иного приказа.
— Светлость, — Лирин указал на человека в носилках, — рана этого беженца может показаться не очень серьезной, но я уверен, что, если не займусь ею немедленно, он...
— Это подождет. Вы пятеро, — она указала на Норку и его людей, — ждите. Все просто ждут. Понятно? Ждите и... А ты, лекарь, пойдешь со мной.
Она зашагала прочь, не сомневаясь, что Лирин последует за ней. Встретившись взглядом с Норкой, лекарь кивком велел ему оставаться на месте и поспешил за градоначальницей. Что так выбило ее из колеи? От обычного царственного вида не осталось и следа.
Вдоль очереди беженцев Лирин пересек поле за городом и вскоре получил ответ. Из тумана вынырнула громоздкая фигура семи футов ростом, сопровождаемая небольшим отрядом паршунов с оружием. У этого ужасного существа была борода и длинные волосы цвета засохшей крови, и они, казалось, сливались с его одеждой — как будто шевелюра заменяла ему таковую. Его кожа была черной, с красными разводами под глазами.
Самое главное, у него был зазубренный панцирь, не похожий ни на один из виденных Лирином: со странной парой костяных выступов — или рогов, — торчащих над ушами.
Глаза существа излучали мягкий красный свет. Один из Сплавленных. Здесь, в Поде.
Уже несколько месяцев Лирин не видел подобных ему хотя бы мельком — в тот раз небольшая группа остановилась на пути к линии фронта в Гердазе. Та группа парила в воздухе в легких одеждах, держа в руках длинные копья. Они были наделены неземной красотой, в то время как панцирь на этом существе выглядел гораздо более зловещим, словно оно и впрямь выбралось из Преисподней.
Сплавленный заговорил на ритмичном языке, обращаясь к маленькому существу рядом с ним: это была паршунья-боеформа. «Певица, — напомнил Лирин самому себе. — Не паршунья. Называй ее правильно даже в мыслях, чтобы не ошибиться при разговоре».
Боеформа шагнула вперед, чтобы перевести сказанное Сплавленным. Даже те Сплавленные, кто знал алетийский, часто пользовались переводчиками, как будто говорить на человеческих языках было ниже их достоинства.
— Ты, — обратилась переводчица к Лирину, — лекарь? Ты сегодня осматривал людей?
— Да, — сказал Лирин.
Сплавленный что-то сказал.
— Мы ищем шпиона, — перевела боеформа. — Возможно, он прячется среди этих беженцев.
Лирин почувствовал, как у него пересохло во рту. То, что возвышалось над ним, было кошмаром, которому следовало бы остаться демоном из легенд, рассказанных шепотом у полуночного костра. Лирин попытался заговорить, но не смог выдавить ни слова, и ему пришлось откашляться, чтобы прочистить горло.
Сплавленный рявкнул в приказном тоне, и его солдаты рассредоточились вдоль очереди. Беженцы попятились, некоторые попытались бежать, но паршуны, хоть и маленькие по сравнению со Сплавленным, были боеформами, отличавшимися огромной силой и ужасной быстротой. Одни ловили беглецов, в то время как другие начали осматривать людей в очереди, откидывая капюшоны и изучая лица.
«Не оглядывайся на Норку, Лирин. Не выдавай своего волнения».
— Мы... — начал Лирин. — Мы осматриваем каждого человека, сравнивая его с рисунками, которые нам дали. Я даю слово. Мы сохраняем бдительность! Нет нужды запугивать этих несчастных.
Переводчица молчала, но Сплавленный немедленно заговорил на своем языке.
— Того, кого мы ищем, нет в этих списках, — сказала переводчица. — Это молодой человек, шпион самого опасного рода. По сравнению с этими беженцами он должен быть крепок и силен, хотя и может притвориться слабым.
— Но... это описание подходит ко множеству людей, — сказал Лирин.
Может быть, ему повезло? Может быть, это совпадение? Возможно, дело вовсе не в Норке. Лирин ощутил мгновение надежды, как солнечный свет, пробивающийся сквозь тучи.
— Ты бы запомнил этого человека, — продолжила переводчица. — Высокий, с волнистыми черными волосами до плеч. Чисто выбрит, на лбу клеймо раба. Включая глиф «шаш».
Клеймо раба.
«Шаш». Опасный.
О нет...
Рядом один из солдат Сплавленного откинул капюшон беженца в плаще, открывая лицо, которое Лирину полагалось знать в мельчайших подробностях. И все же суровый мужчина, в которого превратился Каладин, выглядел грубым подобием чувствительного юноши, которого помнил лекарь.
Каладин немедленно полыхнул буресветом. Невзирая на старания Лирина, смерть все же явилась в город Под.
2Рассеченные путыЗатем пусть спрен осмотрит вашу ловушку. Самосвет не должен быть ни полностью заряженным, ни совсем тусклым. Эксперименты показали, что семьдесят процентов максимальной мощности буресвета дают наилучший результат. Если вы сделали свою работу правильно, спрен окажется очарован своей будущей тюрьмой. Он будет танцевать вокруг камня, смотреть на него, плавать вокруг него.
Лекция по фабриальной механике, прочитанная Навани Холин перед коалицией монархов, Уритиру, йезеван, 1175 г.
Я же говорила, что нас заметили, — сказала Сил, когда Каладин вспыхнул буресветом.
Каладин хмыкнул в ответ. Он взмахнул рукой, и Сил превратилась в величественное серебряное копье; от вида оружия певцы, искавшие «шпиона», шарахнулись прочь. Смотреть на отца Каладин избегал, чтобы не выдать их знакомства. Кроме того, он знал, что увидит. Разочарование.
Так что ничего нового.
Беженцы в панике бросились врассыпную, но Сплавленные больше не обращали на них внимания. Массивная фигура повернулась к Каладину, и существо, скрестив руки на груди, улыбнулось.
«Я же говорила тебе, — мысленно сказала Сил. — Буду напоминать об этом до тех пор, пока ты не поймешь, насколько я умна».
— Это новая разновидность, — сказал Каладин, держа копье наготове. — Ты когда-нибудь видела такое раньше?
«Нет. Но он еще уродливее прочих».
За последний год на полях сражений все чаще появлялись новые разновидности Сплавленных. Каладин был хорошо знаком с теми, кто мог летать, как ветробегуны. Их называли шанай-им, что приблизительно переводилось как «Те, кто пришел с небес».
Другие Сплавленные не могли летать; как и у Сияющих, у каждой разновидности был свой набор сил. Ясна предположила, что их должно быть десять, хотя Далинар — не объясняя, откуда он это знает, — настаивал на девяти.
Эта разновидность была седьмой, с которой выпало сражаться Каладину. И, если будет на то воля ветров, седьмой, которую он убьет. Каладин поднял копье, чтобы вызвать Сплавленного на бой один на один: с Небесными это всегда срабатывало. Этот Сплавленный, однако, махнул своим спутникам, призывая атаковать Каладина со всех сторон.
В ответ Каладин сплел себя с небесами. Когда он взмыл вверх, Сил тотчас же вытянулась, став длинным копьем, идеально подходящим для того, чтобы бить по наземным объектам с воздуха. Буресвет кипел внутри Каладина, заставляя его двигаться, действовать, сражаться. Но ему приходилось соблюдать осторожность. Поблизости были мирные жители, в том числе несколько очень дорогих ему людей.
— Посмотрим, сможем ли мы отвлечь их, — сказал Каладин.
Изменив угол сплетения, он направился вниз по наклонной — полетел быстро, спиной вперед. К несчастью, туман не давал Каладину уйти слишком далеко или слишком высоко, ведь так он мог потерять из виду своих врагов.
«Будь осторожен, — сказала Сил. — Мы не знаем, какими способностями обладает этот новый Спла...»
Окутанная туманом фигура неподалеку внезапно рухнула наземь, и что-то выстрелило из тела — полоска красно-фиолетового света, похожая на спрена. Этот луч метнулся к Каладину, затем расширился, чтобы вновь принять форму Сплавленного; раздавшийся при этом звук походил на гудение растянутой кожи и скрежет камней одновременно.
Сплавленный появился в воздухе прямо перед Каладином. Не успел тот среагировать, как Сплавленный схватил его одной рукой за горло, а другой — за мундир на груди.
Сил взвизгнула, превращаясь в туман, — форма копья была слишком громоздкой для боя на короткой дистанции. Тяжесть огромного Сплавленного, с его каменным панцирем и мощными мускулами, сдернула Каладина с вышины и швырнул на землю. Ветробегун распластался на спине.
Сжатые пальцы Сплавленного перекрыли Каладину поток воздуха, но с бушующим внутри буресветом не нужно было дышать. Тем не менее он схватил Сплавленного за руки, пытаясь освободиться. Буреотец! Существо было очень сильным. Разжать его пальцы было все равно что пытаться согнуть сталь. Стряхнув с себя первоначальную панику, что его полет прервали, Каладин собрался с мыслями и призвал Сил в виде кинжала. Он рассек правую руку Сплавленного, затем левую, и пальцы существа помертвели.
Раны должны были зажить — Сплавленные, как и Сияющие, исцелялись при помощи буресвета. Но пока пальцы твари еще были мертвы, Каладин пнул противника и освободился. Он опять сплел себя с небесами, взмыл ввысь. Однако не успел он перевести дух, как туман внизу прорезал красно-фиолетовый свет: завернувшись в узел на лету, он догнал Каладина.
Похожая на тиски рука взяла его в захват сзади. Секундой позже Каладин ощутил пронзительную боль между плеч: Сплавленный ударил его ножом в шею.
Каладин закричал и почувствовал, что конечности онемели: спинной мозг был поврежден. Буресвет поспешил залечить рану, но этот Сплавленный явно имел опыт сражений со связывателями потоков — он продолжал вонзать нож в шею Каладина снова и снова, не давая ему исцелиться.
— Каладин! — вскричала Сил, порхая вокруг него. — Каладин! Что мне делать?
Она превратилась в щит в его руке, но его вялые пальцы выпустили ее, и она вновь приняла облик спрена.
Движения Сплавленного были искусными, точными; он продолжал висеть сзади, — похоже, это существо могло летать только в форме светящейся ленты, но не в человекоподобной. Горячее дыхание обжигало щеку Каладина, пока существо снова и снова било его ножом в шею. Рассечение позвоночника, сообразил он, вспомнив уроки отца. Повторное причинение полного паралича. Умный способ борьбы с врагом, который может исцелять самого себя. Такими темпами буресвет Каладина будет быстро растрачен.
Солдат в Каладине действовал скорее инстинктивно, чем обдуманно, и заметил — несмотря на то что вертелся в воздухе, схваченный ужасным врагом, — что перед каждым новым ударом на один миг подвижность восстанавливается. Поэтому, когда по телу пробежали мурашки, Каладин наклонился вперед, а затем что было сил ударил Сплавленного затылком.
Вспышка боли и белого света почти ослепили. Хватка Сплавленного ослабла, а потом и вовсе разжалась, и Каладин повернулся. Существо схватило Каладина за мундир, повисло на нем. Перед глазами все плыло, и тварь выглядела всего лишь тенью. Этого было достаточно. Каладин замахнулся рукой, целясь в шею Сплавленного, и Сил легла ему в ладонь как поясной меч. Если пронзить светсердце, голову или шею осколочным клинком, Сплавленный умирает, невзирая на всю свою мощь.
Зрение Каладина восстановилось достаточно, чтобы он увидел фиолетово-красный свет, вырвавшийся из груди Сплавленного. Его душа — или что у него там вместо души — становилась лентой красного света, оставляя тело где-то позади. Клинок Каладина снес мертвецу голову с плеч, но свет уже его покинул.
Шквал... Эта тварь казалась скорее спреном, чем певцом. Брошенное тело провалилось сквозь туман, и Каладин последовал за ним. Его раны полностью зажили. Приземлившись рядом с упавшим трупом, он вдохнул второй мешочек со сферами. Сможет ли он вообще прикончить это существо? Осколочный клинок мог порезать спрена, но это не убивало их. В конце концов они обретали прежнюю форму.
По лицу Каладина струился пот, сердце бешено колотилось. Хотя буресвет призывал его двигаться, он успокоился и стал наблюдать за туманом, выискивая признаки Сплавленного. Они отошли достаточно далеко от города, чтобы он не мог видеть никого другого. Только затененные холмы. Пустота.
«Бури! Чуть не сыграл в ящик».
Уже очень давно он не оказывался так близко к смерти. Каладина тревожило, как быстро и неожиданно Сплавленный одолел его. Слишком он привык чувствовать себя хозяином ветров и неба, и уверенность в своей способности быстро исцелиться сыграла с ним дурную шутку.
Чувствуя, как ветер обдувает кожу, Каладин медленно повернулся. Осторожно подошел к бесформенной груде, что осталась от Сплавленного. Труп — или что бы это ни было — выглядел высохшим и хрупким, поблекшим, как раковина давно умершей улитки. Плоть превратилась в какой-то камень, пористый и легкий. Каладин поднял отрубленную голову и ткнул большим пальцем в лицо: оно рассыпалось в прах. С телом несколько мгновений спустя произошло то же самое, а затем даже панцирь распался.
Сбоку мелькнула полоса фиолетово-красного света. Каладин немедленно рванулся вверх, едва избежав хватки Сплавленного, который возник из света под ним. Существо, однако, тут же отбросило новое тело и в облике света устремилось вверх вслед за Каладином. На этот раз Каладин опоздал увернуться, и существо, возникшее из света, схватило его за ногу.
Сплавленный начал взбираться, цепляясь за униформу Каладина и подтягиваясь. К тому времени как Сил-клинок возникла в руках Каладина, Сплавленный держал его крепко: ноги обвились вокруг туловища, левая рука схватила руку Каладина с мечом и отвела в сторону, в то время как свое правое предплечье он воткнул Каладину в горло. Поневоле ветробегун задрал голову и больше не мог видеть Сплавленного, не говоря уже о том, чтобы попытаться что-то с ним сделать.
Однако некие преимущества он сохранял даже в таком положении, и они делали схватку с ним весьма опасной. Все, к чему Каладин мог прикоснуться, он мог сплести. Он влил буресвет в своего врага, чтобы сплетением отбросить его прочь. Свет сопротивлялся, как обычно при применении к Сплавленным, но у Каладина было достаточно сил, чтобы преодолеть сопротивление.
Самого себя Каладин сплетением направил в другую сторону, и вскоре огромные невидимые руки разняли противников. Сплавленный хмыкнул, потом сказал что-то на своем языке. Каладин отпустил Сил-клинок и сосредоточился на попытках отбросить противника подальше. Сплавленный теперь светился буресветом; тот поднимался от него, как люминесцентный дым.
Наконец хватка врага ослабла, и он отскочил от Каладина, будто стрела, выпущенная из осколочного лука. Через долю секунды этот безжалостный красно-фиолетовый свет вырвался из груди Сплавленного и снова направился прямо на Каладина.
Каладин едва избежал его, сплетением направив себя вниз в тот самый момент, когда Сплавленный возник во плоти и потянулся к нему. Промахнувшись, тварь упала и исчезла в тумане. И снова Каладин обнаружил, что у него осталось мало буресвета, а сердце бешено колотится. Он вдохнул третий — из четырех — мешочек сфер. Они научились носить такие вшитыми в униформу. Сплавленный знал, что нужно попытаться истощить запас сфер Сияющего.
— Ух ты! — сказала Сил, паря рядом с Каладином с таким расчетом, чтобы видеть происходящее у него за спиной. — Он хорош, не так ли?
— Дело не только в этом. — Каладин вгляделся в безликий туман. — У него особая стратегия, а я не так уж силен в рукопашном.
Борьба на поле боя случалась нечасто. По крайней мере, не по правилам. Каладин практиковался действовать в строю и все увереннее овладевал мечом, но прошло уже много лет с тех пор, как он обучался тому, как избежать захвата за шею.
— Где он? — спросила Сил.
— Не знаю. Но нам не обязательно его побеждать. Нам нужно только держаться подальше от его лапищ достаточно долго, пока не прибудут остальные.
Несколько минут прошли в молчаливом наблюдении, а потом Сил вскрикнула:
— Там!
Образовав ленту света, она указала путь к тому, что увидела.
Каладин не стал ждать дальнейших объяснений. Он сплел себя и рванулся прочь сквозь туман. Сплавленный появился, но схватил пустоту: Каладин увернулся. Снова вырвался луч, тело существа упало, но Каладин, двигаясь беспорядочными зигзагами, сумел еще дважды избежать встречи.
Это существо использовало пустотный свет, чтобы каким-то образом создавать новые тела. Все они выглядели одинаково, с волосами как своего рода одеждой. Он не перерождался — он телепортировался, используя для перемещения ленту света. Они встречали Сплавленных, которые могли летать, и других, которые обладали такими же способностями, как светоплеты. Возможно, это была разновидность, чьи силы в некотором роде отражали способности инозвателей к путешествиям.
После третьей по счету материализации существо ненадолго прекратило погоню. «Он может телепортироваться только три раза, а потом должен отдохнуть, — предположил Каладин. — Каждый раз он атаковал трижды. Значит, после этого его силы должны восстановиться. Или... нет, ему, вероятно, нужно куда-то отправиться и добыть больше пустотного света».
И действительно, через несколько минут красно-фиолетовый луч вернулся. Набирая скорость, Каладин рванулся прочь. Воздух вокруг него ревел, и к пятому сплетению он был достаточно быстр, чтобы красный свет отстал и потускнел, не в силах удерживать такой темп.
«Не так уж ты и опасен, если не можешь до меня дотянуться, верно?» — подумал Каладин. Сплавленный, очевидно, пришел к тому же выводу, и лента света нырнула вниз сквозь туман.
К несчастью, Сплавленные, вероятно, знали, что Каладин намерен вернуться в Под. Изменив направление, он тоже полетел вниз. Остановился на вершине холма, заросшего шишковатыми камнепочками, которые во влажном воздухе вольготно раскинули свои лозы.
Сплавленный стоял у подножия холма, глядя вверх. Да... темно-коричневая накидка, которую он носил, и впрямь была волосами с макушки, длинными и туго обмотанными вокруг тела. Он отломил с руки панцирный отросток-шпору — острое и зазубренное оружие — и направил на Каладина. Вероятно, он использовал такую штуку как кинжал, когда атаковал Каладина со спины.
Это естественное «снаряжение» означало, что при телепортации он не мог взять с собой посторонние предметы. Выходит, держать при себе сферы с пустотным светом он тоже не мог и должен был отступать, чтобы пополнить запасы.
Сил превратилась в копье.
— Я готов! — крикнул Каладин. — Атакуй.
— Чтобы ты смог удрать? — отозвался Сплавленный на алетийском. Его голос был грубым, как скрежет камней. — Следи за мной краем глаза, ветробегун. Скоро мы снова встретимся.
Он превратился в ленту красного света и исчез в тумане, оставив еще один рассыпающийся труп.
Каладин сел и глубоко вздохнул. Облачко буресвета перед его лицом смешалось с туманом. Этот туман исчезнет, когда солнце поднимется выше, но сейчас он все еще окутывал землю, придавая ей жуткий и пустынный вид, как в кошмарном сне.
Внезапно Каладина накрыла волна изнеможения. Тусклое ощущение того, что буресвет кончается, смешанное с обычным упадком сил после битвы. И еще кое-что. Что-то, нынче встречающееся все чаще.
Его копье исчезло, и в воздухе перед ним появилась Сил. Вместо прозрачного девичьего платья она пристрастилась носить стильное, до щиколоток, блестящее. На его вопрос об этом она ответила, что Адолин ей присоветовал кое-что насчет манеры одеваться. Ее длинные синевато-белые волосы сливались с туманом, и она не носила удлиненный рукав. Да и зачем ей это? Она не была человеком, не говоря уже о том, чтобы исповедовать воринизм.
— Что ж, — она уперла руки в бока, — мы ему показали.
— Он дважды чуть не убил меня.
— Я не сказала, что́ конкретно мы ему показали. — Она обернулась на случай, если это был трюк. — Ты в порядке?
— Ага.
— У тебя усталый вид.
— Ты всегда так говоришь.
— Потому что ты всегда выглядишь усталым, дурачок.
Он поднялся на ноги.
— Я приду в себя, как только начну двигаться.
— Ты...
— Мы больше не будем об этом спорить. Я в порядке.
Действительно, он почувствовал себя лучше, когда встал и втянул побольше буресвета. Ну и что с того, что бессонные ночи вернулись? Раньше ему случалось спать еще меньше, и ничего — выжил. Каладин-раб смеялся бы до колик, услышав, что этот новый Каладин — светлоглазый осколочник, человек, который наслаждался роскошным жильем и теплой едой, — расстроился из-за недосыпа.
— Пошли, — сказал он. — Если нас заметили по дороге сюда...
— Если?
— Поскольку нас заметили, они пошлют не только Сплавленного. Небесные придут за мной, а это значит, что миссия под угрозой. Давай вернемся в город.
Она ждала, скрестив руки на груди.
— Ладно, — сказал Каладин. — Ты была права.
— И ты должен больше меня слушать.
— И я должен больше тебя слушать.
— И поэтому тебе следует больше спать.
— Если бы это было так просто, — сказал Каладин, поднимаясь в воздух. — Идем.
Вуаль все больше расстраивалась: ее так никто и не похитил.
Полностью изменив внешность, она прогуливалась по рынку военного лагеря, околачивалась возле магазинов. Она провела здесь больше месяца — с фальшивым лицом, отпуская совершенно правильные замечания абсолютно правильным людям. И по-прежнему никаких попыток похищения. Ее даже не ограбили. Куда катится мир?
«Могу дать нам по физиономии, — предложила Сияющая, — если тебе от этого станет легче».
Легкомыслие, от Сияющей? Вуаль улыбнулась, делая вид, что рассматривает фруктовый лоток. Если Сияющая принялась шутить, то они действительно близки к отчаянию. Обычно Сияющая была такой же забавной, как... как...
«Обычно Сияющая беззаботна, как ущельный демон, — предложила Шаллан, просачиваясь на передний план их совокупной личности. — Такой, у которого особенно большой изумруд внутри...»
Да, точно. Вуаль улыбнулась теплоте, исходившей от Шаллан, и даже Сияющей, которая начинала наслаждаться юмором. В прошлом году они втроем достигли удобного равновесия. Они уже не были такими самостоятельными, как раньше, и легко уступали друг другу главную роль.
Казалось, все идет хорошо. Это, конечно, заставило Вуаль беспокоиться. Не слишком ли хорошо оно идет?
Пока это не имеет значения. Она отошла от лотка с фруктами. Этот месяц она провела в военных лагерях, нося лицо женщины по имени Чанаша: низкорожденной светлоглазой торговки, которая добилась скромного успеха, сдавая своих чуллов вместе с погонщиками в аренду караванам, пересекающим Расколотые равнины. Они подкупили настоящую женщину, чтобы она одолжила свое лицо Вуали, и теперь та жила в безопасном месте.
Вуаль свернула за угол и зашагала по другой улице. Военный лагерь Садеаса почти не изменился с тех пор, как она жила в этих лагерях, хотя выглядел еще более неухоженным. Дорога нуждалась в хорошей очистке; полипы камнепочек заставляли проезжавшие фургоны дребезжать и подскакивать. В большинстве ларьков возле товаров на виду торчал охранник. Это было не то место, где можно доверить охрану местным солдатам.
Она прошла мимо нескольких торговцев, продававших охранные глифы и другие амулеты, полезные в опасные времена. Бурестражи пытались продать списки грядущих бурь с указанием дат. Она проигнорировала их и перешла к магазинчику, в котором продавались прочные ботинки и походная обувь. Такой товар в военных лагерях шел хорошо. Многие посетители были проезжими путешественниками. К тому же выводу подталкивал беглый осмотр других торговых точек. Пайки, которых хватило бы на долгое путешествие. Ремонтные мастерские для фургонов или повозок. И конечно, здесь скапливалось все то, для чего не нашлось места в Уритиру.
Кроме того, здесь было множество загонов для рабов. Почти столько же, сколько борделей. Как только основная масса гражданских перебралась в Уритиру, все десять военных лагерей быстро превратились в жалкие стоянки для караванов.
По подсказке Сияющей Вуаль тайком оглянулась через плечо: солдат Адолина поблизости не было. Хорошо. Она заметила, что Узор наблюдает за ней со стены неподалеку, готовый доложить Адолину, если понадобится.
Все было на месте, и их разведка указывала, что ее похищение должно произойти сегодня. Возможно, ей следует еще немного подтолкнуть похитителей.
Наконец к ней подошел торговец обувью — толстый парень с бородой в белую полоску. При виде такого контраста у Шаллан возникло желание нарисовать его, поэтому Вуаль отступила назад и позволила Шаллан выйти, чтобы снять Образ для своей коллекции.
— Вас что-нибудь интересует, светлость?
Снова появилась Вуаль.
— Как быстро вы могли бы раздобыть сотню таких пар? — спросила она, постукивая по одному из ботинок тростинкой, которую Чанаша всегда носила в кармане.
— Сто пар? — переспросил мужчина, оживляясь. — Недолго, светлость. Четыре дня, если мой следующий груз прибудет вовремя.
— Отлично. У меня есть специальный контакт со старым Холином в его дурацкой башне, и я могу выгрузить большое количество, если вы сможете доставить их мне. Конечно, понадобится скидка на опт.
— Скидка на опт? — повторил мужчина.
Она взмахнула тростинкой:
— Да, естественно. Если я помогу продать ваш товар в Уритиру, я должна получить свою выгоду.
Он потер бороду.
— Вы... Чанаша Хасарех, не так ли? Я слышал о вас.
— Славно. Значит, вы в курсе, что я не играю в игры. — Она наклонилась и ткнула его тростинкой в грудь. — У меня есть способ обойти тарифы старого Холина, если мы будем действовать быстро. Четыре дня. А нельзя как-нибудь успеть за три?
— Можно. Но я законопослушный человек, светлость. Вы же... понимаете, что избегать тарифов — незаконно.
— Незаконно только в том случае, если мы признаем, что Холин имеет право требовать эти тарифы. Насколько я знаю, он не наш король. Он может претендовать на все, что захочет, но теперь, когда бури изменились, Вестники появятся и поставят его на место. Попомните мои слова.
«Хорошая работа, — подумала Сияющая. — Красиво с этим разобралась».
Вуаль постучала тростинкой по сапогам.
— Сто пар. Три дня. Я пришлю письмоводительницу, чтобы до вечера обсудить детали. Договорились?
— Договорились.
Чанаша была не из улыбчивых, поэтому Вуаль не сделала для этого торговца исключений. Она спрятала тростинку в рукав и коротко кивнула ему, после чего продолжила путь через рынок.
«Вам не кажется, что это было слишком откровенно? — спросила она мысленно. — С последней частью — о том, что Далинар не король, — я, кажется, здорово перегнула палку».
Сияющая сомневалась — в таких ситуациях она была не сильна, — но Шаллан одобрила. Им нужно было надавить сильнее, иначе ее никогда не похитят. Даже задержавшись возле темного переулка, который, как она знала, часто посещали интересующие ее лица, «Чанаша» не привлекла к себе внимания.
Подавив вздох, Вуаль направилась к винному погребу рядом с рынком. Она приходила сюда уже несколько недель, и хозяева хорошо ее знали. Разведка сообщила, что они, как и торговец обувью, принадлежали к группе Сыны Чести, на которую охотилась Вуаль.
Служанка привела Вуаль в уединенный уголок с отдельным столиком, где не чувствовалась прохлада, царившая снаружи. Здесь она могла выпить в одиночестве и разобраться со счетами.
Счета. Какая гадость. Она достала их из сумки и разложила на столе. На что только не пойдешь ради сохранения иллюзии. Надо было играть безупречно: ведь настоящая Чанаша ни дня не проводила без того, чтобы сверить дебит с кредитом. Кажется, она так расслаблялась.
К счастью, с этой частью дела могла справиться Шаллан; она немного попрактиковалась со счетами Себариаля. Вуаль расслабилась, позволив Шаллан взять верх. И на самом деле все было не так уж плохо. Работая, она рисовала каракули на полях, пусть это и не совсем соответствовало роли. Вуаль вела себя так, словно им всегда требовалось оставаться в образе, но Шаллан знала, что время от времени немного расслабиться не помешает.
«Мы могли бы расслабиться, пройдясь по игорным притонам...» — подумала Вуаль.
Одна из причин, по которой им приходилось проявлять такое усердие, заключалась в том, что эти военные лагеря позволяли Вуали дать волю своим наклонностям. Азартные игры без оглядки на воринские приличия. Бары, где без лишних вопросов подают что угодно. Военные лагеря были чудесной маленькой бурей вдали от обители Далинара Холина, где царила идеальная честность.
А еще в Уритиру было слишком много ветробегунов, мужчин и женщин, готовых сами упасть, лишь бы ты не ушиб локоть о неудачно поставленный стол. Здесь все было совсем по-другому. Вуаль могла бы полюбить этот лагерь. Так что, может быть, и к лучшему, что они остались строго в рамках роли.
Шаллан попыталась сосредоточиться на счетах. Она сумеет справиться с цифрами; она набралась опыта, когда вела бухгалтерские книги своего отца. Это началось еще до того, как...
До того, как она...
«Может быть, пора, — прошептала Вуаль. — Вспомнить раз и навсегда. Всё».
Нет, не пора.
«Но...»
Шаллан немедленно отступила.
«Нет, мы не можем думать об этом. Займи мое место».
Когда принесли вино, Вуаль откинулась на спинку стула. Ну ладно. Она сделала большой глоток и попыталась изобразить, будто занимается бухгалтерией. Честно говоря, она не могла злиться на Шаллан. Вместо этого она направила свои чувства на Йалай Садеас. Эта женщина не могла довольствоваться тем, что управляла здесь небольшой вотчиной, зарабатывала на караванах и держалась особняком. О нет. Она должна была затеять шквальную государственную измену.
И поэтому Вуаль пыталась вести бухгалтерские книги и притворяться, что ей это нравится. Она сделала еще один большой глоток. Через некоторое время в голове у нее затуманилось, и она почти втянула буресвет, чтобы сжечь последствия выпивки, — но остановилась. Она не заказывала ничего особенно опьяняющего. Так что если у нее закружилась голова...
Она выпрямилась, ее взгляд стал рассеянным. В вино что-то подмешали! «Наконец-то», — подумала она, прежде чем безвольно обмякнуть на стуле.
— Не понимаю, что в этом сложного, — рассуждала Сил, когда они с Каладином приблизились к Поду. — Вы, люди, спите буквально каждый день. Вы всю жизнь этим занимаетесь.
— Да что ты говоришь! — ответил Каладин, легко приземляясь прямо за городом.
— Я же именно так и говорю — вот только что сказала, — заявила она, сидя у него на плече и глядя ему за спину.
Ее слова прозвучали беззаботно, но он почувствовал в ней то же напряжение, что и в себе самом, словно воздух вокруг них был туго натянутой кожей.
«Следи за мной краем глаза, ветробегун».
Он снова почувствовал боль в шее, в том месте, где Сплавленный раз за разом вонзал кинжал в его позвоночник.
— Даже младенцы могут спать, — сказала Сил. — Только ты можешь превратить нечто столь простое в нечто чрезвычайно сложное.
— Да? — спросил Каладин. — А ты можешь это сделать?
— Лечь. На время притвориться мертвой. Встать. Легко! О, и поскольку речь о тебе, добавлю обязательный последний шаг: пожаловаться.
Каладин зашагал к городу. Сил ожидала ответа, но ему не хотелось его давать. Не от досады, а скорее... от общей усталости.
— Каладин! — окликнула она.
В минувшие месяцы он чувствовал себя не в своей тарелке. Эти последние годы... как будто для всех жизнь продолжалась, но Каладин был отделен от людей непроницаемой стеной. Как будто он был картиной, висящей в коридоре и наблюдающей за проносящейся мимо жизнью.
— Ладно, — сказала Сил. — Возьму твою роль на себя.
Ее образ расплылся, и она стала точной копией Каладина, сидящего на собственном плече.
— Ну-ну, — низким голосом прорычала она. — Гыр-гыр-гыр. Становитесь в строй, парни. Шквальный дождь, испортивший и без того ужасную погоду. Кроме того, я запрещаю пальцы ног.
— Пальцы ног?
— Люди все время спотыкаются! — продолжала она. — Я не могу допустить, чтобы вы все навредили себе. Так что отныне никаких пальцев. На следующей неделе попробуем обойтись без ног. Теперь ступайте и раздобудьте какой-нибудь еды. Завтра мы встанем до рассвета, чтобы попрактиковаться в сверлении друг друга взглядом.
— Я не настолько плох. — Каладин не смог сдержать улыбку. — Кроме того, ты говоришь скорее голосом Тефта, чем моим.
Она снова преобразилась и выпрямила спину, явно довольная собой. И он должен был признать, что приободрился.
«Буря свидетельница, где бы я был, если бы не повстречал ее?»
Ответ очевиден. Он бы спрыгнул во тьму и лежал на дне ущелья, мертвый.
Приблизившись к Поду, они обнаружили, что все почти пришло в порядок. Беженцы были возвращены в очередь, и певцы-боеформы, пришедшие со Сплавленным, ждали возле отца Каладина и новой градоначальницы, их оружие было в ножнах. Казалось, все понимали, что их дальнейшие действия во многом будут зависеть от результатов поединка.
Он шагнул вперед и схватил из воздуха перед собой Сил-копье, величественное серебряное оружие. Певцы обнажили клинки.
— Можете сражаться с Сияющим сами, если хотите, — сказал Каладин. — В качестве альтернативы, если вам не хочется умирать сегодня, предлагаю собрать певцов в этом городе и отступить на восток. Там в получасе хода есть буревое убежище для людей с отдаленных ферм; я уверен, что Абиаджан может привести вас к нему. Оставайтесь внутри до заката.
Шестеро солдат бросились на него.
Каладин вздохнул и опустошил еще несколько сфер с буресветом. Стычка заняла около тридцати секунд, и в итоге одна из певиц рухнула мертвой с выжженными глазами, а другие отступили — их оружие было разрезано пополам.
Некоторые увидели бы в этой атаке храбрость. На протяжении большей части алетийской истории простых солдат поощряли бросаться на осколочников. Генералы учили, что малейший шанс заполучить осколок стоит невероятного риска.
Это было достаточно глупо: если бы Каладина убили, никакого осколка после него не осталось бы. Он был Сияющим, и солдаты знали это. Судя по тому, что он успел узнать, поведение солдат-певцов во многом зависело от Сплавленных, которым они служили. Готовность этих безоглядно пожертвовать собой не говорила об их хозяине ничего хорошего.
К счастью, оставшиеся пятеро прислушались к Абиаджан и другим певцам из Пода, которые — с некоторым усилием — убедили их, что, несмотря на отчаянную борьбу, они побеждены. Через некоторое время они все вместе побрели через быстро рассеивающийся туман.
Каладин снова посмотрел на небо. «Должно быть, уже близко», — подумал он, подходя к контрольно-пропускному пункту, где его ждала мать с узорчатой косынкой на распущенных волосах до плеч. Она обняла Каладина сбоку, держа маленького Ородена; тот протянул руки, чтобы Каладин взял его.
— Ты подрос! — сказал он мальчику.
— Гагадин! — воскликнул ребенок и замахал руками, пытаясь поймать Сил.
Как всегда, появляясь перед семьей Каладина, та проделала свой обычный трюк, превращаясь в разных животных и приплясывая в воздухе перед ребенком.
— Ну, — сказала мать, — как Лин?
— Тебе обязательно первым делом спрашивать об этом?
— Я же твоя мать, — сказала Хесина. — И?..
— Она порвала с ним, — доложила Сил, похожая на крошечную светящуюся рубигончую. Слова, исходящие из пасти, звучали странно. — Сразу после нашего последнего визита.
— О, Каладин... — Мать обняла его еще раз. — Как он это воспринимает?
— Дулся добрых две недели, но я думаю, что в основном он уже пережил это.
— Вообще-то, он стоит рядом, — заметил Каладин.
— И никогда не отвечает на вопросы о своей личной жизни, — парировала Хесина. — Заставляя свою бедную мать обратиться к другим, божественным источникам.
— Видишь, — сказала Сил, теперь гарцуя вокруг, как кремлец. — Она знает, как обращаться со мной. С достоинством и уважением, которых я заслуживаю!
— Он снова проявил неуважение к тебе, Сил?
— Он уже целые сутки не упоминал о моем величии.
— Несправедливо заставлять меня иметь дело с вами обеими сразу, — сказал Каладин. — Этот гердазийский генерал добрался до города?
Хесина указала на соседнее здание, расположенное между двумя домами, — один из деревянных сараев для сельскохозяйственного инвентаря. Он не казался особенно прочным; некоторые доски были искорежены и расшатаны недавней бурей.
— Я спрятала их там, когда началось сражение, — объяснила Хесина.
Каладин протянул ей Ородена и направился к сараю.
— Хватай Лараль и собирай горожан. Сегодня грядет кое-что важное, и я не хочу, чтобы они паниковали.
— Объясни, что ты подразумеваешь под словом «важное», сынок.
— Сама увидишь.
— Ты собираешься поговорить с отцом?
Каладин поколебался, потом посмотрел через туманное поле на беженцев. Горожане начали выходить из своих домов, чтобы посмотреть, из-за чего весь этот шум. Отца он не мог найти.
— Куда он делся?
— Проверяет, действительно ли тот паршун, которого ты порезал, мертв.
— Конечно, — вздохнул Каладин. — С Лирином я разберусь позже.
Когда он открыл дверь, несколько очень раздражительных гердазийцев кинулись на него с кинжалами. В ответ он втянул немного буресвета, заставив струйки люминесцентного дыма подниматься от непокрытых участков кожи.
— Клянусь тремя богами... — прошептал один высокий парень с волосами, собранными в хвост. — Это правда. Вы вернулись.
Эта реакция встревожила Каладина. Этот человек, как борец за свободу в Гердазе, должен был видеть Сияющих раньше. В идеальном мире коалиционные армии Далинара уже несколько месяцев поддерживали бы усилия по освобождению Гердаза.
Только вот на Гердаз все махнули рукой. Маленькая страна, казалось, была близка к краху, и армии Далинара зализывали раны после битвы на Тайленском поле. Затем просочились слухи о сопротивлении в Гердазе. Каждое донесение звучало так, будто с гердазийцами почти покончено, и поэтому ресурсы были распределены на более выигрышные фронты. Но Гердаз держался, безжалостно изводя врага. Армии Вражды потеряли десятки тысяч бойцов, сражаясь в этой маленькой, стратегически неважной стране.
В конце концов Гердаз пал, но потери, понесенные врагом, были на удивление велики.
— Кто из вас Норка? — спросил Каладин, выпуская изо рта светящееся облачко буресвета.
Высокий парень указал на заднюю часть сарая, где у стены сидела темная фигура, закутанная в плащ. Каладин не смог разглядеть лица под капюшоном.
— Для меня большая честь лично познакомиться с легендой. — Каладин сделал шаг вперед. — Мне велели передать вам официальное приглашение вступить в коалиционную армию. Мы сделаем все возможное для вашей страны, но сейчас светлорд Далинар Холин и королева Ясна Холин очень хотят встретиться с человеком, который так долго противостоял врагу.
Норка не шелохнулся. Он остался сидеть, склонив голову. Наконец один из его людей подошел и потряс его за плечо.
Плащ сдвинулся, и тело обмякло, обнажив рулоны брезента, собранные в подобие человеческой фигуры в плаще. Манекен? Это еще что такое, ради неизвестного имени Буреотца?..
Солдаты казались удивленными не меньше, хотя высокий лишь вздохнул и покорно посмотрел на Каладина:
— Он иногда так делает, светлорд.
— Делает что? Превращается в лохмотья?
— Ускользает. Ему нравится проверять, сможет ли он сделать это так, чтобы мы не заметили.
Ругаясь по-гердазийски, один из солдат пошарил за ближайшими бочками и в конце концов обнаружил расшатанную доску. Дыра выходила в затененный переулок между зданиями.
— Мы найдем его где-нибудь в городе, я уверен, — пообещал солдат Каладину. — Дайте нам несколько минут, и мы его выследим.
— Я-то думал, он не станет играть в игры, — заметил Каладин. — Учитывая опасную ситуацию.
— Вы... не знаете нашего ганчо, светлорд. Именно так он ведет себя в опасных ситуациях.
— Непохоже, чтобы его поймали, — сказал другой с сильным акцентом, качая головой. — Когда ему грозит опасность, он исчезает.
— И бросает своих людей? — потрясенно спросил Каладин.
— Норка не дожил бы до этих дней, если бы не научился выпутываться из переделок, где любой другой пропал бы, — сказал высокий гердазиец. — Если бы мы были в опасности, он попытался бы вернуться за нами. Если не получится... ну, мы его охранники. Любой из нас отдал бы свою жизнь, чтобы он смог спастись.
— Непохоже, что мы ему очень нужны, — прибавил другой. — Сама Ганлос Риера не смогла его поймать!
— Что ж, найдите его, если сможете, и передайте мое сообщение, — сказал Каладин. — Нам нужно поскорее убраться из этого города. У меня есть основания подозревать, что сюда направляется большой отряд Сплавленных.
Гердазийцы отдали ему честь, хотя были не обязаны, будучи солдатами другой страны. В присутствии Сияющих люди вообще вели себя странно.
— Молодец! — одобрила Сил, когда он вышел из сарая. — Ты едва нахмурился, когда тебя назвали светлордом.
— Я тот, кто я есть, — сказал Каладин, проходя мимо матери, которая теперь совещалась с Лараль и светлордом Рошоном.
Каладин заметил, как отец организовал нескольких бывших солдат Рошона, которые пытались взять под контроль беженцев. Очередь уменьшилась: надо думать, часть людей сбежала.
Заметив Каладина, Лирин поджал губы. Лекарь был ниже ростом — Каладин унаследовал свой рост от матери. Отойдя от толпы, Лирин вытер платком пот с лица и лысеющей головы, затем снял очки, чтобы протереть их.
— Отец, — сказал Каладин, приблизившись.
— Я надеялся, — мягко ответил Лирин, — что наше послание вдохновит тебя на то, чтобы явиться сюда тайком.— Я пытался. Но Сплавленные повсюду установили посты для наблюдения за небом. Возле одного из них туман неожиданно рассеялся, и я оказался на виду. Я надеялся, что меня не заметили, но... — Он пожал плечами.
Лирин снова надел очки, и Каладин понял, о чем он думает. Лирин предупреждал, что если Каладин будет продолжать навещать их, он принесет смерть в Под. Сегодня она настигла певца, который напал на него. Лирин накрыл труп саваном.
— Я солдат, отец. Я сражаюсь за этих людей.
— Любой идиот с руками может держать копье. Я натренировал твои руки для чего-то лучшего.
— Я... — Каладин остановился и глубоко вздохнул.
В отдалении он услышал характерный глухой звук.
«Наконец-то».
— Мы можем обсудить это позже, — сказал Каладин. — Иди собирай все, что хочешь взять. Быстро. Нам нужно уходить.
— Уходить? — переспросил Лирин. — Я уже говорил тебе. Я нужен горожанам и не собираюсь их бросать.
— Я знаю, — сказал Каладин, махнув рукой в сторону неба.
— Да что ты такое...
Лирин осекся: из тумана появилась огромная темная тень. Машина невероятных размеров медленно летела по воздуху. По обе стороны от нее строем парили две дюжины ветробегунов, ярко светящихся от буресвета.
Это был не корабль, а гигантская летающая платформа. Тем не менее вокруг Лирина собрались спрены благоговения, как кольца голубого дыма. Впрочем, в первый раз, когда Каладин увидел, как Навани заставляет платформу парить, он тоже разинул рот.
Она заслонила солнце, отбрасывая тень на Каладина и его отца.
— Ты ясно дал понять, — сказал Каладин, — что вы с матерью не покинете жителей Пода. Поэтому я договорился взять их с собой.