Так, например, происходит в романе «Дарвиния», представляющем собой альтернативную историю Европы ХХ века. Точнее, Европы здесь просто нет: она исчезает вследствие загадочного события в 1912 году. На её месте появляется другая земля с незнакомыми людям флорой и фауной, и колонизировать этот Старый-Новый Свет приходится представителям других континентов. Впрочем, «бог из машины» иногда появляется в историях Уилсона и в более традиционной роли, но за слабость сюжета это считать не стоит — сейчас объясним, почему.
Пожалуй, главные комплименты, которые читатели и критики делают Уилсону, касаются его философского подхода к фантастике. Сам писатель от этого открещивается:
«Не то чтобы я ищу философские темы — просто есть идеи, которые меня захватывают». По мнению Уилсона, научная фантастика обычно оказывается великолепной площадкой для игры со сложными вопросами, которые нам ставит сама жизнь, и как раз это роднит фантастику с философией. Кроме того, фантастика тоже далеко не всегда предлагает чёткие ответы, и стремиться к этому, по мнению писателя, не очень-то и нужно.
Помимо философии, от следов которой в творчестве Уилсона всё-таки не отделаться, вдохновляется он и другими науками: долгое время писатель интересовался космологией, которая изучает эволюцию Вселенной, и когнитивистикой, комплексно рассматривающий вопросы мышления. Особенно его интересует развитие теории разума, исследующей способность людей понимать друг друга. Уилсон считает, что всё это
«в каком-то смысле так и не доведённый до конца великий труд эпохи Просвещения — по-настоящему рациональное, научное понимание того, что значит быть человеком в мире других людей. И только сейчас наука начинает отбирать этот вопрос у философии и теологии». В сущности, его романы как раз и сводятся к попытке анализа жизни человечества, причём как отдельных личностей, так и общества в целом — и всё это отлично сочетается с глобальными вопросами о существовании Вселенной.