Совсем недавно вы получили престижную премию «Еврокона». Это не первая ваша зарубежная награда — возможно, вы самый признанный за рубежом российский автор фантастического жанра. Как вы это прокомментируете?
Да, я уже получала французские премии «Имажиналь» (за роман «Убежище 3/9») и «Утопиаль» (за роман «Живущий»), испанскую «Нокте» (за повесть «Переходный возраст»), а также была в нескольких шорт-листах. Я думаю, помимо всего прочего, мне просто повезло. Мои книги были переведены на многие европейские языки — и замечены западной прессой. Без сочетания этих двух составляющих даже у самого талантливого автора нет никаких шансов.
А насколько вообще велик интерес к нашей фантастике за границей? Есть ли у отечественных авторов шанс пробиться к мировой публике?
К сожалению, западный книжный рынок — штука довольно герметичная. Особенного интереса к российской прозе, а тем более узко — к фантастике — у них нет. У меня сложилось впечатление, что русская фантастика закончилась для западных читателей где-то примерно на Стругацких (которых они при этом не очень-то понимают на уровне культурных кодов), дальше — терра инкогнита. Между прочим, организаторы популярного французского конвента фантастики «Имажиналь», где я была в этом году, сообщили, что я — первый автор из России, который там побывал. Не потому, что они не уважают других фантастов из России, а просто потому, что никого не знают. В этом смысле получение любым из нас западной премии — не повод для зависти, а событие «общественно-полезное». Потому что, узнав о существовании одних, организаторы фестивалей и премий, а также рецензенты начинают догадываться и о существовании всех прочих.
У вас сложилась репутация автора, который работает в достаточно редком для русской фантастики жанре — классическом хорроре в духе Стивена Кинга. С Кингом вас даже неоднократно сравнивали. Как вы пришли в это направление?
На самом деле хоррора у меня всего несколько текстов, в основном из дебютного сборника «Переходный возраст». Просто это, по-видимому, жанр настолько цепляющий, что как-то закрепился за мной. Да, я много работаю со страхом и его вариацией — отвращением. Но страх — абсолютно универсальный механизм психологической защиты, понятный любому человеку. Он не сводится к жанру хоррора, так же как любовь не сводится к жанру дамского любовного романа.
Вы пишете мистику и ужасы. А сталкивались ли вы в жизни с чем-то необъяснимым с точки зрения здравого смысла? И вообще, верите ли, что, кроме обыденной реальности, существует ещё что-то?
Я — материалист, ну или, по крайней мере, стараюсь им быть. Я допускаю существование чего-то за гранью нашего восприятия, но, поскольку не имею возможности это проверить, оставляю «потустороннее» за скобками. Мистика для меня скорее этакий подвал подсознания, подвал с демонами. Я полагаю, он есть у каждого творческого человека. Просто не каждый рискует спускаться туда «на охоту».