— Ну же... ну! Хватит кричать, пожалуйста! Все хорошо, все в порядке...
Тилли не сразу поняла, что происходит: она лежала, тяжело дыша, ее щеки щипало от слез и свежего лесного воздуха, руки до боли сжали шерстяное одеяло, а рядом с ней сидела златоволосая девочка, которая с тревогой и беспокойством в небесно-голубых глазах смотрела на нее.
— Тебе приснился кошмар, да? — участливо произнесла она, а Тилли продолжала плакать, не зная, что и ответить. Все мысли в ее голове все еще вертелись вокруг сна.
«Так это было не по-настоящему? — думала она. — Мне это приснилось? Приснилось... Но какой же страшный и подробный этот сон! А если это не сон? Что если Паучий Король просто пришел ко мне во сне, а того мальчишку съел по-настоящему? Или... или мне правда просто приснился кошмар? Не может же он, в самом деле, нарушить данное слово! Он же фея, а они... они...»
Пока Тилли дрожала от утреннего холода и увиденного ею сна, девочка поправила на ней одеяло и положила руку на лоб. Внезапный крик заставил Тилли отдернуться и очнуться: рука другой девочки слегка обгорела, и от нее шел легкий дымок.
— Да что же это такое, — произнесла девочка, едва сдерживая слезы боли. — Я-то думала, хоть сейчас получится!
Тилли наконец окончательно проснулась, и узнала в своей собеседнице девочку, которую спасла вчера.
«Кейтилин, — сразу вспомнилось ее имя. — Это она вчера меня задержала. Но почему она здесь сейчас?»
— Ты не дома разве? — грубовато ответила Тилли, подобрав под себя ноги. Ей вовсе не было жаль обожженную руку Кейтилин: после разговора с Паучьим Королем Тилли испытывала искреннюю неприязнь к навязавшейся попутчице.
— Нет, я же сказала, — важно ответила Кейтилин. — Достань, пожалуйста, в моей корзинке мазь от ожогов. Она в лиловой бутылочке, не перепутаешь.
Тилли пожала плечами и заглянула в большую корзинку, которая стояла рядом. Глаза девочки тут же разбежались: чего там только не было! Бутылочки всякие-разные, хлеб, немного сыра, какая-то котомка, завернутая в цветные тряпочки, и... что это, зеркальце?
— Да тут у тебя настоящий клад, — с восхищением произнесла Тилли: восторг от увиденного практически полностью перекрыл воспоминания о плохом сновидении, настолько эти сокровища показались ей прекрасными. А тут их было так много!
— Какой клад, там всего обыкновенные вещи, — Кейтилин, впрочем, неправильно поняла восхищение Тилли, и обиженно нахмурилась. — Давай скорее, больно же!
— А я тебе говорила, не трогай меня, — назидательно произнесла Тилли, доставая какую-то бутылочку. Она не знала, что это за цвет такой, «лиловый», но точно какой-то красивый. Вот и бутылочка тоже такая ничего себе, вполне лиловая. В ней бы Тилли, будь она побогаче, непременно хранила бы пунш: почему-то ей казалось, что это должно быть удивительно вкусно.
Однако Кейтилин почему-то оскорбилась, когда увидела эту бутылочку, даже странно, почему это.
— Ты что, издеваешься! Это же не лиловый!
— А я почем знаю, что у тебя лиловое, а что нет! — обиженно сказала Тилли: она, может, и глупость сделала, однако это вовсе не повод так на нее орать. — И вообще сама доставай, раз умная такая!
Девочка обиженно поджала губы и сама полезла в корзинку, здоровой рукой пихая Тилли в бок. Она немного пошарила среди своих сокровищ, пока Тилли восторженно следила за ней, и достала флакон противного светлого цвета.
«И это и есть лиловый?» — подумала Тилли, внутренне расстраиваясь от осознания этого факта: ей-то казалось, что лиловый должен быть очень красивым...
— Открой, пожалуйста, и намажь мне руку, — попросила Кейтилин сердито.
— Ты что, дура? — удивилась Тилли. — Я ж и так тебе ожоги на полладони оставила, идиотка!
— И то верно, — немного успокоилась Кейтилин. — Тогда просто открой и вылей на здоровую ладонь.
Тилли, немного помедлив, исполнила ее поручение. Она медленно открутила верхушку флакона, дивясь приятному ощущению в руках: вообще-то Тилли приходилось держать в руках стеклянные вещи, но стекло, из которого была сделана эта бутылочка, казалась ей совершенно необыкновенной на ощупь. Волшебной. А от нее еще и запах шел необыкновенный, такой цветочный, как, наверное, пахнут духи у богатых дам...
— Поторопись уже, ну! — сердито воскликнула Кейтилин: она устала держать больную руку на весу.
— Сейчас! Не подгоняй меня, подгоняла, — огрызнулась Тилли, и, наконец, справилась с крышкой флакона.
Вылить содержимое не получилось: жидкость вязко и тягуче опускалась на руку, словно ленилась что-либо делать. Лекарство было приятного рыжего цвета, такое же яркое, как волосы фей, и Тилли могла поклясться, что видит в нем каждый застывший пузырик.
«Вот чудеса, — думала она. — А, говорят, что феи творят настоящее волшебство».
Тут она вспомнила свой сегодняшний сон, и настроение Тилли упало. Она с содроганием думала о несчастном мальчике, так ужасно погибшем в пасти чудовища, проклинала Паучьего Короля, но больше всего ненавидела саму себя.
Ох, сколько всего можно было избежать, если бы она просто прошла тогда мимо.
— Эй, хватит! — донесся до Тилли голос Кейтилин. — А то все лекарство мне потратишь.
Тилли, не думая, перевернула флакончик, и златовласая Кейтилин начала втирать мазь в больную руку. Мгновенного исчезновения ожогов не произошло, но лицо девочки постепенно разглаживалось, и вот она могла вертеть своей рукой точно так же, как и здоровой.
— Вот так, — сказала она, и тотчас же увидела слезы на глазах у задумавшейся Тилли. Почему-то Кейтилин это очень испугало: она тут же стала серьезной и встревожено спросила: — Эй, ты чего плачешь? На меня, что ли, обиделась? Прости, я не нарочно, я не хотела тебя расстроить!
И она протянула руку, чтобы смахнуть с лица Тилли слезы. Та вовремя отклонилась, и сердито подумала: «Ничему жизнь дурака не учит!»
— Дура, что ли, — грубо сказала она. — Сказала же, не трогай. А ты еще и рукой обожженной...
Кейтилин непонимающе смотрела на нее, и Тилли вздохнула: вот уж истину говорят, денег много — мозгов тут же мало.
— Проклятая я, — вяло объяснила она. — Поняла? Потому и руку постоянно обжигаешь. И одежду вчера тоже я спалила.
Тилли ожидала увидеть огорчение на лице Кейтилин, даже представила себе, как это будет выглядеть: вот она непонимающе смотрит на дикую косматую девку со странными глазами, вот до нее постепенно доходит, губа оттопыривается вперед, кулачки сжимаются... Орать, наверное, такая милашка не будет. А вот сказать: «Ах, ну вечно с вами, крестьянками, так», — за этим не постоит, Тилли была в этом абсолютно уверена.
Однако ничего из перечисленного не случилось. Кейтилин внимательно выслушала ее, затем медленно вздохнула и серьезно, даже сочувственно, произнесла:
— Ты из-за этого из дома сбежала, да? Не хотела никому делать больно? О, бедная! Я прекрасно понимаю, о чем ты, ведь я тоже проклята.
Тилли недоверчиво посмотрела на девчонку. Она казалась очень взрослой, и ее взгляд, переполненный мерзким сочувствием и состраданием, выглядел очень честным. Не похоже, чтобы она так зло шутила над Тилли.
Хотя, что она в этом понимает.
«Чокнутая, — подумала Тилли. — А, впрочем, оно и лучше. Я же все равно не хотела ей правду говорить».
— Ага, — согласилась она осторожно. — Потому и сбежала, правда. Тут Кейтилин подпрыгнула на месте, засмеявшись от восторга, и Тилли отшатнулась от нее.
— Как же здорово! — воскликнула Кейтилин, и тут же, словно извиняясь, добавила: — То есть, плохо, конечно, что ты проклята. Не знаю, я не смогла бы так жить, должно быть, это ужасно.
— Ага, — медленно и немного пугливо поддакивала Тилли.
— Но я тоже проклята! И иду в столичный дворец, чтобы развеять ужасное проклятие. Пошли со мной?
Тилли задумалась. Конечно, ей нельзя было видеться ни с каким человеком и тем более просить у него помощи... Но ей нужно было как можно дальше убежать от логова Паучьего Короля, чтобы тот не съел ее родных. Он же сам обиделся на нее за то, что она так недалеко ушла — а что может быть дальше столичного дворца? Только другие страны, но до них Тилли не дойдет, как бы она ни старалась.
И к тому же, как бы мерзко это ни звучало, Тилли в глубине души надеялась, что Паучий Король слопает эту полоумную девчонку.
«Лучше она, чем мама или Жоанна, — подумала девочка, сглатывая склизкую слюну. — Или кто-нибудь с фабрики. Ее хоть не жалко, пусть она мне и помогла».
— Хорошо, — ответила Тилли. — Я пойду с тобой в столичный дворец.
Радости Кейтилин не было предела: она кинулась с объятиями к Тилли, и лишь резкое ворчание второй да боль в обожженной руке напомнили ей о проклятии. Кейтилин широко улыбалась и смотрела на новую подругу с восторгом и благодарностью.
— Спасибо тебе, — проникновенно сказала она. — Честно говоря, я сначала подумала, что ты меня убьешь или ограбишь, но ты оказалась очень хорошей! Только страшная ты немного, — добавила Кейтилин более светским тоном, и Тилли обиделась.
«Да кто бы говорил, кукла», — с неприязнью подумала она.
— Ты поэтому ночью ушла? Это, конечно, очень благородно, но в одиночку мы просто не выживем, ни ты, ни я. Ох, ладно, сейчас стоило бы поесть...
И как только девчонка заговорила о завтраке, Тилли вспомнила, что в ее брюхе не было ни крошки со вчерашнего утра, и его уже сводит от мучительного голода.
— Ты хочешь есть? Смотри, я взяла с собой пирожные, возьми, если хочешь.
Тилли смотрела на девочку, как на сумасшедшую. Она не видела в ее корзинке пирожных, а, если бы увидела... Нет, конечно же, она бы их распознала! Это же пирожные, Жоанна рассказывала ей, что они пахнут как королевский сад! А вид? О, никакие украшения фей, никакие цветы не сравнятся с красотой одного простого, вкусного пирожного!
— Врешь небось, — сказала Тилли. — Покажи!
— Я никогда не вру, — обиделась Кейтилин и залезла в корзинку.
Тилли внимательно наблюдала за каждым ее действием. Вот она достает котомку, обернутую тряпками, вот разворачивает ее...
Под тряпками оказалась длинная коробочка, от которой слышался невероятный запах, раздразнивший чуткий нюх Тилли.
«Неужели и правда не врет? — с замиранием сердца спросила себя девочка. — Но это же невозможно! Они ужасно дорогие, неужели она бы взяла такую вкусность с собой? Нет, быть не может!»
Но тут Кейтилин открыла коробочку, и взору Тилли открылась невероятная картина.
Их было не так уж много, всего-то штук десять. Но как они выглядели! Тилли смотрела на них и не верила, что их можно есть. Ей казалось, что это такие дорогие игрушки — с цветами, раскинувшимися на белом поле, пчелками, узорными травинками и еще чем. И как они пахли! Живот Тилли скрутило от ожидания и красоты: ну разве можно такое есть?
— Они только побились немного, — извиняясь, произнесла Кейтилин. — Раньше были красивее...
— Можно я одно возьму? Правда можно? — спросила Тилли и не узнала своего голоса: таким он был очарованным и хрипловатым.
—Конечно, можно! — сказала Кейтилин, протягивая коробку. — Но только одно, ведь нам еще очень долго идти.
Не веря своим глазам (и ушам, и носу, и еще черт знает чему), Тилли осторожно коснулась одной из вкусностей и подивилась тому, какие же у нее грязные руки. Она вообще их мыла только тогда, когда купалась целиком, но даже тогда черная пыль от пустых пород не смывалась окончательно. Она стала частью самой Тилли, как у иных конопушки или прыщи. Девочка навсегда смирилась с тем, что теперь ее руки навсегда останутся грязными.
Но теперь она стояла над коробкой с долгожданными сладостями и думала о том, что она не должна ими касаться такой красоты.
— Ну что ты стоишь, бери!
Тилли вопросительно посмотрела на Кейтилин, затем прерывисто вздохнула, взяла двумя пальцами корзиночку из теста и запихнула целиком себе в рот.
Разумеется, в ту же секунду она подавилась, и Кейтилин постучала ей по спине, называя неряхой и советуя откусывать по чуть-чуть, но Тилли было наплевать. Она всхлипывала, жевала через силу и вновь была готова расплакаться: пирожное оказалось ровно таким же вкусным, как она ожидала. Такое сладкое, сочное... абсолютно невероятное. Ничего подобного Тилли и припомнить не могла: даже мед, который они с Жоанной тайком воровали в далеком детстве, не мог сравниться по сладости с этим лакомством. Да что там мед — даже молочные сливки, остававшиеся на гигантских половниках фабрики, и то были менее вкусными! А ведь Тилли дралась за эти сливки: таскала за косы, била прямо в лица, приходила с самого утра и быстро-быстро, пока никто не отнял, облизывала выброшенный расточительной поварихой половник. Ух, как это было вкусно!
Но не сравнить, конечно, с пирожным.
— Ты что руками грязными ешь! Заболеешь же! Ты никогда их не мыла?
И казавшаяся почти богиней доброты Кейтилин в один миг потеряла все свое очарование в глазах растроганной Тилли, и тут же она начала казаться ей самой невыносимой и раздражающей дрянью на свете.
— Как хочу, так и ем, — грубо сказала Тилли и прибавила бранное слово. Лицо Кейтилин тут же скривилось, и девочка нашла это удивительно забавным, так что она продолжила: — Зачем тогда предлагала, раз видела, что руки грязные?
— Но я думала, ты их помоешь, — растерянно произнесла Кейтилин, а затем словно очнулась и гордо произнесла: — И вообще я не видела!
Тилли метнула в нее злой и пронзительный взгляд. Кажется, помогло: спеси у этой златоволосой красавицы поубавилось, и она уже не раздражала Тилли своими глупостями.
«Ничего, вот съест тебя Паучий Король, будешь знать», — рассерженно подумала Тилли, стараясь надолго запомнить ощущение невероятной сладости во рту: все-таки пирожное было умопомрачительно вкусным.
«Я ее ненавижу», — торжественно решила девочка и вздрогнула: трава под ногами, ветви деревьев, крупинки земли — каждая соринка и былинка взорвалась злым, торжествующим смехом. Казалось, все сущее теперь смеется над Тилли, потешается над ее глупыми, наивными детскими мыслями и не дает забыть, что она обречена.