В первом романе Великий Инквизитор Клавдий Старж, пытаясь спасти человечество от невиданного расцвета ведьмовства, был вынужден вступить в противостояние с совсем юной, но запредельно могущественной Ивгой. Ситуация осложнялась тем, что несчастная запуганная Ивга до поры до времени и не собиралась проходить инициацию и становиться полноценной ведьмой. А также тем, что у героев возникло взаимное чувство, несмотря на разницу в возрасте (Ивге в романе восемнадцать, Клавдию — сорок пять) и непреодолимый барьер между ведьмой и инквизитором, которые по всем законам этого мира физически не могут находиться рядом. То, что происходит в финале, иначе как чудом не назовешь, и это вполне в духе ранних романов Дяченко: любовь побеждает всё, даже законы мироздания.
В «Ведьмином зове» любящие супруги Клавдий и Ивга уже не единственные главные персонажи. На переднем плане их сын Мартин, изо всех сил пытающийся не замарать рук, работая в ведомстве, которое должно ловить, пытать и казнить ведьм. До поры до времени ему это даже удается: законодательные реформы расширили права неинициированных ведьм, и Инквизиция делает всё, чтобы они оставались таковыми, — из «Ведьминого века» мы помним, что ведьмы часто решались на инициацию, будучи обозлены на мир или загнаны в угол, а потом уже пути назад не было. Однако вековой страх перед ведьмами нельзя отменить росчерком герцогского пера: так возникает «Новая Инквизиция», вершащая жуткий самосуд над ведьмами — причём неинициированными, то есть не обладающими даже каплей могущества. Злоба может породить только злобу — а значит, инициированных ведьм становится только больше…
Он чуял ее: слева от входа, в актовом зале. Большое помещение над столовой, напротив спортзала. Недавно он был здесь, он стоял на сцене, он вел профилактическую работу. Теперь из зала несло запредельным ужасом: воин-ведьма, колодец под девяносто, ходячая смерть.
Он попробовал не думать о трупах в раздевалке, о скрученных, как жгут, телах с затылками на месте лиц и осколками ребер, торчащими сквозь форменные рубашки. Остановился у входа в зал; на доске для объявлений пестрела под стеклом памятка ведьме-подростку.
«Ведьмин зов»
Путь Мартина — это путь идеалиста, который мечтал спасти человечество, но понял, что мир полон зла и сделать с этим ничего нельзя. Две самые важные женщины в его жизни — мать Ивга и возлюбленная, неинициированная ведьма Эгле, — не так уж в этом уверены. Историк Ивга пытается доказать гипотезу, что в глубокой древности обряд инициации делал ведьму могущественной, но не превращал ее в абсолютное зло. А Эгле до поры до времени сама не знает, чего хочет, — она в каком-то смысле становится двойником Ивги, какой та была в «Ведьмином веке». Но в драматичном финале ей предстоит сыграть очень важную роль.
Если «Ведьмин век» был историей романтической любви (как любил повторять во всех интервью Сергей Дяченко: «Я всегда пишу о Марине и о любви»), то в «Ведьмином зове» на первый план выходят уже другие чувства и отношения: между сыном и матерью, сыном и отцом, между родителями взрослых детей, прожившими целую жизнь вместе… Оказывается, мир может изменить не только любовь, но и нерушимые кровные узы. Тут есть и ещё одна идея, важная для всего творчества Марины и Сергея: «Когда делаешь что-то, чего раньше никто не делал, становишься кем-то, кем прежде не был никто».
«Ведьмин зов» не просто яркое продолжение незаурядной книги, но и возвращение «тех самых Дяченко», которых мы, казалось, совсем потеряли, если судить по роману «Луч». Эффектное построение фраз, яркие точные метафоры, красочные эмоциональные описания — всего этого в новой книге более чем достаточно. От приобретённых сценаристских умений авторов здесь разве что умело выстроенный сюжет и обилие экшена — его куда больше, чем в «Ведьмином веке», немалую часть которого занимали бестолковые метания несчастной Ивги. И такая перемена новому роману только на пользу.