Читаем отрывок из повести «След крови» из цикла «Малазанская книга павших»

Сборник повестей, в котором Стивен Эриксон вновь ведет нас по запутанным тропам своей вселенной, где искусство магии столь же обыденно, как в нашем мире самолет и автомобиль.Шесть историй о Бошелене и Корбале Броше, двух странствующих чародеях-некромантах, и их горемычном слуге Эмансипоре Ризе ввергнут нас в такую бездну страстей, что мало не покажется никому. Герои наши не отличаются благонравием, ведь в мире, который их окружает, нет места сентиментальности и доверчивости, здесь надо держать ухо востро, чтобы тебя не съели — и в переносном, и в прямом смысле. Им, правда, по роду деятельности помогают души умерших, способные прорицать будущее, — но не всегда и без особой охоты, так что лучше надеяться на себя, на удачу и на попутный ветер.Перевод: Кирилл Плешков

Город Скорбный Минор наполнял колокольный звон: он слетал в кривые узкие переулки и обрушивался на вставших с зарей торговцев, что поспешно раскладывали свои товары на рыночных площадях. Звук колоколов катился по грязным булыжникам в сторону пристани и летел дальше над серыми волнами неспокойного залива. В пронзительном, отдающем железом перезвоне слышались истерические нотки.Нескончаемый жуткий голос колоколов отражался эхом внутри крытых сланцем могильных курганов, которым город был обязан своими вздыбленными улицами, покосившимися домами и тесными переулками. Курганы эти, возрастом старше самого Скорбного города, давно перекопанные в бесплодных поисках добычи, напоминали оспины, оставшиеся после какой-то древней заразы. Звон колоколов достигал рассыпанных, изломанных костей, что с незапамятных времен покоились в выдолбленных колодах среди сгнивших шкур и каменных орудий, среди костяных бусин и украшений из ракушек, меж скорчившихся собачьих скелетов, а порою и лошадей, чьи головы с пробитыми между левым глазом и ухом дырами в черепе были отрезаны от туловища и уложены в ногах у хозяина. Эхо колокольного звона пробуждало погруженные в многовековой сон тени.Некоторые из этих кошмарных теней восстали в ответ на зов. Сбрасывая с себя в предрассветной тьме черепки и землю, они почуяли присутствие... кого-то или чего-то. А затем вновь вернулись в свои мрачные обители — и для тех, кто видел этих призраков и хоть что-то о них знал, их уход походил скорее на бегство.На Храмовой площади, по мере того как солнце поднималось над холмами все выше и выше, колодцы, фонтаны и каменные чаши до краев заполнялись монетами; среди груд меди поблескивало золото и серебро. Возле окруженных высокими стенами храмов Огни уже собирались толпы горожан, радуясь в лучах утреннего солнца, что внезапная смерть прошла мимо, и благодаря Спящую Богиню, которая по-прежнему продолжала спать. Толпы слуг видели в то утро выходящими из боковых дверей святилища Худа, ибо богатые имели обыкновение откупаться от Повелителя Смерти, рассчитывая в очередной раз проснуться со спокойной душой в своих мягких постелях.Для монахов же Королевы Грез прошедшая ночь стала поводом для траура, ибо цивилизация вновь показала свое покрытое шрамами полуночное лицо, и имя этому лицу было Убийство. Потому-то и не смолкали колокола, и на порт Минора, подобно савану, опускался их жуткий звон, холодный и жестокий, — звон, от которого никто не мог убежать...А тем временем в переулке за небольшим домом на Нижней Торговой улице прорицатель Колоды Драконов, окруженный кольцом терпеливо ждущих своей очереди собак, шумно избавлялся от завтрака, который состоял из гранатов, хлеба, чернослива и разбавленного вина. За спиной Эмансипора Риза с грохотом захлопнулась дверь, задребезжав непрочным засовом, прежде чем вновь осесть на изношенных кожаных петлях. Эмансипор уставился в узкий, пахнущий плесенью коридор. В расположенной справа, на высоте пояса нише одинокая сальная свеча освещала пятна от сырости, потрескавшуюся штукатурку и крошечный каменный алтарь сестры Солиэль, усыпанный увядшими цветами. На дальней стене, в нескольких шагах от того места, где стоял сейчас Риз, висел тяжелый палаш из черного железа с крестовидной рукояткой и бронзовым шаром на эфесе; скорее всего, палаш давно уже проржавел в покрывшихся патиной ножнах. Эмансипор взглянул на оружие своей юности, ясно ощутив груз пяти... да что там пяти — почти уже шести прожитых десятилетий, и на его морщинистом, опаленном солнцем лице отразилась печаль.Жена Риза молча трудилась в кухне, занятая тем, что прогревала сырой песок. Котелок из-под утренней каши и тарелки на деревянном столе рядом с ней все еще ожидали чистки. Прислушиваясь к отрывистому и все более сбивчивому дыханию супруги, Эмансипор мысленно представил себе ее неповоротливую массивную фигуру.— Это ты, Манси?Эмансипор заколебался. Он мог прямо сейчас развернуться и уйти — Риз умел измерять глубину и знал, как вязать любые узлы. Его не пугала раскачивающаяся под ногами палуба. Он мог покинуть этот вшивый проклятый город, бросить жену и визгливых, вечно хнычущих отпрысков, которых они произвели на свет. Он мог... просто сбежать.Однако Эмансипор вздохнул и ответил:— Да, дорогая.Жена повысила голос:— А почему ты не на работе?Риз набрал в грудь побольше воздуха:— Видишь ли, я... — Он помедлил и громко, решительно завершил: — Я теперь безработный.— Что ты сказал?— Без работы, говорю, я остался.— Неужто тебя уволили? Выгнали? Ах ты глупый, негодный...— Колокола! — заорал он. — Колокола! Ты разве не слышишь?В кухне на мгновение настала тишина.— Смилуйтесь, Сестры! Идиот! Почему ты не ищешь работу? Немедленно найди новое место. Если ты думаешь, что будешь тут болтаться без дела, глядя, как наших детей вышвыривают из школы...Эмансипор снова вздохнул.«Ты всегда была на редкость практичной особой, дорогая Субли...»— Уже иду, милая.— И не возвращайся, пока не найдешь работу. И не абы какую, а хорошую. Будущее наших детей...Он захлопнул за собой дверь и встал, уставясь на улицу. Колокола продолжали звонить. Становилось все жарче, в воздухе пахло нечистотами, гниющими ракушками, человеческим и звериным потом. Субли готова была душу продать за старый, ветшающий дом у него за спиной — а уж до чего ей нравился сам район. Что до Эмансипора, то здесь воняло в точности так же, как и в других местах, где им доводилось жить. Разве что гниющие в сточных канавах овощи были разнообразнее.«Место, Манси, очень важно. Все зависит от места».Через дорогу ходил вразвалочку перед своей лавкой Старж Плетельщик, раздвигая ставни на окнах и бросая многозначительные любопытные взгляды на верхушку кургана, горбившегося посреди улицы между их домами. Этот старый пердун все слышал. Не важно. Теперь Субли в рекордные сроки закончит возиться с котелком и тарелками, а потом выползет на улицу и начнет трепать языком, тараща глаза в поисках сочувствия, это уж как пить дать.Ему и в самом деле до конца дня позарез нужна новая работа. Иначе все уважение, которого Риз сумел добиться за последние полгода, исчезнет быстрее, чем огонек свечи под порывом урагана, и к нему вернется мрачное прозвище Манси Неудачник, призрак прошлого, тенью следующий за ним, а суеверные соседи вроде Старжа Плетельщика будут совершать охранительные жесты каждый раз, когда их пути пересекутся.Любой ценой найти новую работу. Теперь имело значение только это. И не важно, что в последнее время какой-то сумасшедший бродит ночами по городу; не важно, что каждое утро тут и там обнаруживаются страшно изуродованные тела жителей Скорбного Минора: с пустым, невидящим взглядом (если у них вообще оставались глаза) и искаженными в смертельном ужасе лицами. И эти трупы с отсутствующими частями тела... Эмансипор содрогнулся. Не в том причина, что мастеру Балтро никогда больше не понадобится кучер, разве только для команды сгорбленных белолицых могильщиков, которые отвезут усопшего в последний путь, к месту упокоения его предков, после чего род Балтро прервется навсегда.Эмансипор снова вздрогнул. Кабы не тот кошмар, что случился с несчастным торговцем, ему можно было бы почти позавидовать. По крайней мере, смерть означала бы, что наконец-то наступит тишина. Нет, не в Субли дело, всё эти колокола. Проклятый звон: нескончаемый, пронзительный, надоедливый... — Иди найди монаха на конце той веревки и сверни ему шею.Капрал, моргнув, посмотрел на сержанта и неуверенно покачнулся под тяжестью покрытой голубой патиной кольчуги из бронзы, шлема с шишаком и массивных, подбитых кожей наплечников.«Черт возьми, парень, должно быть, очень хорошо плавает в этих доспехах, — подумал сержант Гульд. — Да, вид у малого не особо впечатляющий! Во имя Худа, короткий меч в его ножнах наверняка до сих пор запечатан воском».— Давай, сынок. — Сержант отвернулся.Слыша, как шаги парня стихают у него за спиной, Гульд мрачно посмотрел на отряд, который выстроился кордоном вокруг лежащего в яме трупа. Стражники отгоняли зевак, бродячих собак, пинали чаек и голубей, чтобы дать тому, что осталось от мертвеца, обрести покой под копной соломы, которую бросил поверх мертвого тела какой-то сострадательный прохожий.Сержант увидел прорицателя, который с посеревшим лицом вышел, пошатываясь, из соседнего переулка. Придворного королевского мага нельзя было причислить к бродягам, но ткань на коленях его белых панталон явно свидетельствовала о близком знакомстве с грязными, засаленными булыжниками мостовой.Гульд без всякого уважения относился к изнеженным чародеям: слишком уж далеки они были от обычных людских забот, слишком погружены в свои книги, наивны, да и выглядели как дети. Вот и Офану было уже почти шестьдесят, а лицом он походил на ребенка.«Без алхимии здесь точно не обошлось, — подумал сержант. — И все ради тщеславия».— Эй, Стуль Офан! — позвал Гульд, поймав взгляд слезящихся глаз мага. — Ты уже закончил?В словах сержанта звучало полное безразличие, но это была его излюбленная манера задавать вопросы.Толстый маг подошел ближе.— Да, — хрипло ответил он, облизывая посиневшие губы.«Непростое это искусство — толковать Колоду Драконов по следам убийства».— И?..— Это не демон, не секуль, не жорлиг. Это человек.Сержант Гульд нахмурился, поправляя шлем в том месте, где шерстяная подкладка натерла ему лоб.— Это мы и без тебя знаем. То же самое сообщил уличный прорицатель. За что, собственно, король жалует тебе башню в своем замке?Лицо Стуля Офана помрачнело.— Я пришел сюда по приказу короля, — бросил он. — Я придворный маг. Мои прорицания имеют скорее... — он на мгновение запнулся, — более бюрократическую природу. Кровавые убийства не моя специальность.Гульд нахмурился еще сильнее:— Ты прорицаешь по Колоде, чтобы вести бухгалтерию? Это нечто новое для меня, маг.— Не болтайте глупостей, сержант. Я имел в виду, что моя магия касается... э-э-э... скорее, административных вопросов. Государственные дела и все такое. — Стуль Офан огляделся вокруг, сгорбив пухлые плечи, и содрогнулся, когда его взгляд упал на тело, накрытое соломой. — Это... это самое грязное чародейство, совершенное безумцем...— Погоди-ка, — прервал его Гульд. — Стало быть, убийца — чародей?Стуль кивнул, его губы дрогнули.— Он весьма могущественный некромант, умеющий виртуозно заметать следы. Даже крысы ничего не видели — во всяком случае, ничего такого, что осталось бы в их мозгах...Крысы. Чтение крысиных мыслей стало в Миноре своего рода искусством. Жадные до добычи маги дрессировали проклятых тварей и посылали их в старые курганы, где покоились кости тех, кто умер настолько давно, что их имена исчезли из памяти горожан. Это слегка утешило сержанта. Все-таки есть истина на свете, если маги и крысы видят одно и то же. И слава Худу, что существуют крысоловы, — эти бесстрашные мерзавцы плюнули бы чародею под ноги, даже если бы их слюна была последней каплей влаги на земле.— А как насчет голубей? — спросил он с деланым безразличием.— Они по ночам спят. — Стуль недовольно взглянул на Гульда. — У меня тоже есть свои пределы. Крысы — еще ладно. Но голуби... — Он тряхнул головой, откашлялся и глазами поискал урну. Таковой, естественно, поблизости не нашлось, и чародей, отвернувшись, сплюнул на булыжники. — Так или иначе, убийце пришлись по вкусу знатные особы...— Не делай поспешных выводов, маг, — фыркнул Гульд. — Дальний родственник дальнего родственника. Средней руки торговец тканями, без наследников...— Этого вполне достаточно. Королю нужны результаты. — Стуль Офан посмотрел на сержанта с намеком на презрение. — На кону ваша репутация, Гульд.— Репутация? — горько рассмеялся сержант и отвернулся, на миг позабыв о маге.«Репутация? Да моя голова уже на плахе, а человек в сером складывает в кучу камни. Знатные семейства пребывают в страхе. Они грызут хилые ноги короля в промежутках между льстивыми поцелуями. За одиннадцать ночей одиннадцать жертв. Никаких свидетелей. Весь город охвачен ужасом, и ситуация может в любой момент выйти из-под контроля. Я обязан найти эту мразь, он должен корчиться у Дворцовых ворот, насаженный на пики... Чародей — это что-то новенькое. Наконец-то появилась хоть какая-то зацепка. — Гульд посмотрел на прикрытое соломой тело торговца. — Мертвецы ничего не могут рассказать. А уличные прорицатели странно немногословны и заметно нервничают. Уже одно это должно было дать мне повод призадуматься. Явно некий маг, достаточно могущественный, чтобы запугать мелких сошек. И что еще хуже, некромант — некто, умеющий заставить души молчать или отправить их к Худу до того, как остынет кровь».Стуль Офан снова откашлялся.— Что ж, — сказал он, — в таком случае увидимся завтра утром.Гульд поморщился:— Рано или поздно убийца непременно ошибется... Ты уверен, что это человек?Маг кивнул.— Мужчина, я полагаю?— Ну да. В определенных пределах.Гульд изумленно уставился на мага, вынудив того отступить на шаг:— Что это значит? В каких еще определенных пределах?— Ну... гм... по моим ощущениям, это человек, мужчина, хотя в нем явно есть нечто странное. Я просто предположил, что он постарался напустить туману, скрыть свою личность — с помощью каких-нибудь простых заклинаний или вроде того...— Думаешь, могущественный чародей, который способен заставить молчать души и стирать память крысам, станет трусливо прятаться за какими-то защитными заклинаниями?— Н-да... — нахмурился Стуль Офан. — Пожалуй, тут и впрямь что-то не так...— Обдумай это хорошенько на досуге, маг, — посоветовал Гульд, и хотя он был всего лишь сержантом городской стражи, собеседник поспешно кивнул в ответ. А затем спросил:— Что передать королю?Гульд засунул большие пальцы за пояс с мечом. Прошли годы с тех пор, как он в последний раз доставал оружие, но он с радостью воспользовался бы возможностью сделать это сейчас. Сержант окинул взглядом толпу вокруг, море лиц, все плотнее сжимавшееся вокруг кольца стражников.«А ведь это может быть любой из них, — подумал Гульд. — Тот хрипящий нищий с отвисшей челюстью. Те два крысолова. Или даже вон та старуха с увешанным куклами поясом — какая-то ведьма, я уже видел ее раньше. Всякий раз она является на место убийства и теперь готова взяться за очередную куклу, одиннадцатую, — помнится, я допрашивал ее шесть дней назад. Да и волос на подбородке у этой карги достаточно, чтобы принять ее за мужчину. Или вон тот темнолицый незнакомец, в доспехах под роскошным плащом, с великолепным оружием на поясе; не исключено, что убийца — он. Наверняка какой-нибудь чужеземец, у нас никто не пользуется ятаганами с одним лезвием. Так что преступником запросто может быть каждый: небось убийца явился взглянуть на дело своих рук при дневном свете, позлорадствовать над самым опытным в городе стражником, знающим толк в подобного рода делах».— Скажи его величеству, что у меня есть список подозреваемых.Стуль Офан издал кашляющий звук, который вполне мог выражать недоверие.— И еще передай королю Сельджуру, — сухо продолжал Гульд, — что я счел его придворного мага довольно полезным, хотя у меня есть к нему еще много вопросов, и я ожидаю, что означенный чародей приложит все усилия, чтобы дать на них ответ.— Да, конечно, — хрипло проговорил Стуль Офан. — Я к вашим услугам, сержант, если король прикажет.Он повернулся и направился к ожидавшему его экипажу.Гульд вздохнул. Список подозреваемых — легко сказать.«Сколько магов в Скорбном Миноре? Сотня? Две сотни? Сколько среди них действительно одаренных и могущественных? А ведь нельзя сбрасывать со счетов еще и тех чародеев, что постоянно прибывают сюда на торговых кораблях и возвращаются затем восвояси. Кто же убийца: чужеземец или кто-то из местных, ступивших на путь зла? Высшее колдовство способно совратить даже самый мирный разум. Или это некая несчастная тень вырвалась на свободу из какого-нибудь полуразвалившегося кургана? Нигде вроде бы в последнее время не копали строительных котлованов... Хотя кто его знает. Надо бы уточнить у ровняльщиков. Вообще-то, вряд ли здесь замешаны тени: это, так сказать, не в их стиле».Колокола яростно зазвонили и смолкли. Нахмурившись, Гульд вспомнил приказ, который он отдал молодому капралу.«Проклятье, неужели парень понял меня буквально?» Эмансипор Риз сидел в тесном, полупустом в это время зале таверны «Пряность». От дымного очага, на котором готовили завтрак, воняло рыбой. Он пристроился за стоявшим отдельно круглым столом у задней стены и коротал время в обществе Зануды и Крыги, которые продолжали заказывать все новые и новые порции эля по мере того, как время приближалось к полудню. Отвращение, которое Эмансипор обычно испытывал к этим портовым крысам, таяло с каждой кружкой, полной пенящегося напитка. Он даже начал прислушиваться к разговору собутыльников.— Трон под Сельджуром всегда шатался, — говорил Зануда, почесывая бочкообразную грудь под покрытым пятнами соли камзолом, — еще с тех пор, как жекки захватили Стигг, а он не решился на вторжение. Теперь у нас по другую сторону пролива орда дикарей, а Сельджур не способен ни на что, кроме пустых угроз. — Он отыскал вошь и, внимательно рассмотрев ее, бросил в рот.— Не такие уж они и дикари, — медленно цедя слова, возразил Крыга и потер щетину на массивном подбородке, щуря маленькие темные глазки. — Они не просто какая-то там орда, эти жекки. У них имеется целый пантеон, набитый духами, демонами и прочим, а их военный вождь во всем, кроме планов сражений, отвечает перед старейшинами. Так что, возможно, он не столь уж и прост, учитывая его успехи, — в конце концов, Стигг пал всего за сутки, и одному Худу ведомо, какой магией вождь владеет. А уж если еще и старейшины...— Мне все это неинтересно, — прервал его Зануда и махнул измазанной в жире рукой, словно бы отгоняя портовых мух. — Радуйся, что жеккам не догрести прямым курсом до Мутноводья. Я слышал, они сожгли стиггские галеры прямо в портах: если подобная тупость не стоила их военному вождю головного убора из перьев, то у этих самых старейшин мозгов не больше, чем у морского ежа. Больше мне сказать нечего. А коли трон под Сельджуром шатается, то Скорбный Минор вполне может стать легкой добычей.— Во всем виновата знать, которая заковала город в кандалы, — не унимался Крыга, — и Сельджур вместе с ней. И никому не легче от того, что единственная его наследница — распутная девка, готовая переспать с каждым чистокровным аристократом в Миноре. Я уж молчу про жрецов, которые только и умеют, что предрекать конец света и молоть прочую чушь. Так что дело плохо, но не в одном лишь Скорбном Миноре. Во всех городах мира творится то же самое: выродившиеся правящие семейства и безмозглые завывающие жрецы — классический случай дележки власти и богатств за счет простого народа, который бредет, спотыкаясь, будто мул под ярмом.— Нам нужен король, у которого хребет покрепче, — буркнул Зануда. — Только и всего.— Точно так же поначалу говорили люди в Кореле, когда тот напыщенный капитан, Безумный Эфес, узурпировал трон. Однако скоро уже никто ничего не говорил: все были мертвы или даже хуже того.— Исключение лишь подтверждает правило...— Только не в политике.Двое спорщиков хмуро уставились друг на друга. Затем Зануда толкнул Крыгу в бок и обратился к Эмансипору:— Что, Манси, снова работу ищешь? — (Оба портовых завсегдатая ухмыльнулись.) — Не везет, похоже, с тобой хозяевам. Да хранит Госпожа Удача того несчастного, кому хватит глупости тебя нанять, — нет, я вовсе не имею в виду, будто на тебя нельзя положиться. Крыга улыбнулся шире, показав неровные гнилые зубы.— Может, Худ сделал тебя своим вестником? — предположил он. — Тебе никогда такое в голову не приходило? А то чего только на свете не бывает. Нынче мало кто из прорицателей умеет читать Колоду Драконов, поэтому наверняка не определить. Повелитель Смерти выбирает себе кого хочет, и тут уж ничего не поделаешь.— Крыга верно говорит, — заметил Зануда. — Ну-ка, вспомни: что стало с твоим первым работодателем? Я слышал, утонул в собственной постели. Полные легкие воды и отпечаток ладони поверх рта. Худов дух, ну, однако, и смерть...— Сержант Гульд докопался до истины, Крыга, — буркнул Эмансипор, уставившись в кружку. — Люксор ввязался в рискованную игру с неподходящими людьми. Гульд достаточно быстро нашел убийцу, и этот урод несколько дней болтался на крюке, прежде чем выложить, кто дал ему такое поручение.Он сделал большой глоток, воздавая почести окаянной памяти Люксора. Зануда наклонился вперед, и его налитые кровью глаза блеснули.— Ладно. А что со следующим, Манси? Коновал сказал, что у него лопнуло сердце. Представляешь? А ведь совсем молодой парень, он тебе в сыновья годился.— Ага, а еще он был настолько толст, что мог опрокинуть экипаж, если не сидел посередине, — проворчал Эмансипор. — Уж я-то знаю — сам не раз затаскивал его туда и обратно. Так что удивляться не приходится. Я всегда говорил, что твоя жизнь такова, какой ты делаешь ее сам. — Он допил остатки эля в память о несчастном толстяке Септриле.— А теперь вот еще и торговец Балтро, — сказал Крыга. — Я слышал, убийца забрал его потроха и язык, чтобы никто не смог заставить его душу говорить. Ходят слухи, будто на место происшествия прибыл придворный маг короля, вертелся у Гульда под ногами, мешал ему работать.Чувствуя, как у него кружится голова, Эмансипор поднял взгляд и, моргнув, посмотрел на Крыгу:— Придворный маг короля? В самом деле?— А чего ты вдруг так переполошился? — спросил Зануда, удивленно подняв брови. — Тебе-то из-за чего волноваться?— Балтро был благородных кровей, — вздрогнув, вставил Крыга. — То, что сотворили у него между ног...— Заткнись! — бросил Эмансипор. — Он был по-своему хорошим человеком. И не забывай: ветер в море плевком не успокоишь.— Еще по одной? — умиротворяющим тоном поинтересовался Зануда.— Откуда у вас столько денег? — нахмурился Эмансипор.Зануда улыбнулся, ковыряясь в зубах.— Мы избавляемся от трупов, — рыгнув, объяснил он. — Никаких душ ведь нет, верно? Во всяком случае, следов от них не остается. Будто их и не было. Так что, как говорят жрецы, этопросто мясо. Никаких обрядов, никаких почестей, и не важно, сколько заплатили вперед родственники. Жрецы просто не желают прикасаться к покойникам, и дело с концом.— Так что наша задача, — пояснил Крыга, — оттаскивать их на берег. — Он щелкнул зубами. — Чтобы крабы жирели и становились вкуснее.Эмансипор уставился на них:— Вы же сами ловите крабов! И продаете их!— Почему бы и нет? Разве вкус чем-нибудь отличается? Три эмоля за фунт — неплохой заработок.— Это... ужасно.— Работа как работа, — пожал плечами Зануда. — И между прочим, Манси, ты сейчас пьешь на эти деньги.— Что верно, то верно, — кивнул Крыга.Эмансипор потер лицо, которое начинало неметь.— Угу... пью. С горя.— Да, кстати! — вдруг, выпрямившись, сказал Зануда. — Я тут видел на площади объявление. Вроде бы кто-то ищет слугу. Если ноги тебя еще держат — может, тебе прямо туда и отправиться?— Погоди... — начал было Крыга, явно встревожившись, но товарищ толкнул его локтем в бок.— Неплохая, кстати, мысль, — продолжал Зануда. — Твоей женушке ведь не нравится, что ты остался без работы? Нет, я, конечно, не настаиваю. Просто хочу помочь, только и всего.— На центральном столбе?— Угу.«Худов дух, меня жалеют торговцы крабами...»— Слугу, говоришь? — Риз нахмурился. Работа кучера была не такой уж плохой. Лошадей он любил больше, чем большинство людей. Но слуга... это означало целый день перед кем-то кланяться, раболепствовать. Хотя... — Налей-ка мне еще кружечку, в память о Балтро, а после я схожу гляну.— Ага, душа воспрянула? — ухмыльнулся Зануда и тут же, смутившись, покраснел. — Гм... само собой, я вовсе не имел в виду Балтро. Пока Эмансипор шел до Рыбной площади, он понял, что с элем перебрал. В глазах, правда, почти не двоилось, но идти по прямой было нелегко. К тому времени, когда он добрался до места, весь мир вокруг него вращался, а когда Риз закрывал глаза, казалось, будто его разум падает в бесконечный темный туннель. И где-то там, в глубине, ждала Субли, которая всегда говорила, что последует за мужем через врата Худа, если останется после его смерти с долгами или еще какими-нибудь неприятностями, — бедняга почти наяву слышал, как жена устраивает разнос тамошним демонам. Ругаясь себе под нос, он поклялся держать глаза открытыми, бормоча: «Мне нельзя умирать. К тому же я просто пьян, только и всего. Не умираю и никуда не падаю — мужику нужна работа, нужны деньги, на нем лежит ответственность за семью...»Солнце почти зашло, и площадь пустела: торговцы и починщики сетей запирали лавки, среди накопившегося за долгий день мусора нахально разгуливали голуби и чайки. Даже хмельнойЭмансипор, прислонившись к стене на краю площади, чувствовал охватившую всех нервную спешку — темнота в Скорбном Миноре несла с собой новый ужас, и никто не испытывал желания задерживаться среди удлиняющихся теней. Риза удивило, что ему самому не страшно. Несомненно, виной тому были выпитый эль, а также странная уверенность в том, что шаги Худа отдаются где-то поблизости от пути, проложенного ему судьбой, и в эту ночь ничего плохого с ним не случится.— Получу работу, и все пойдет по-другому, — пробормотал он. — Главное сейчас — не закрывать глаза.Какой-то городской стражник смотрел, как Эмансипор, шатаясь и спотыкаясь, бредет к столбу с объявлениями в центре площади, возле фонтана Беру, где похожие на бороду пенящиеся струйки соленой воды бесцельно стекали в забитый перьями бассейн. Риз пренебрежительно помахал рукой застывшему с каменным лицом стражу и заорал:— Да ничего мне не сделается! Вестник Худа! Это я, хе-хе! — Он нахмурился, увидев, как стражник поспешно изобразил охранительный знак и попятился. — Шутка! — крикнул Эмансипор. — Худова истина... в смысле, клянусь Сестрами! Здравие и Мор вершат мою гудьбу... в смысле, судьбу! Возвращайся, приятель! Я пошутил!Речь Эмансипора превратилась в бессвязное бормотание. Оглядевшись, он обнаружил, что остался один. Поблизости не было ни души: все с необычайным проворством убрались с площади. Пожав плечами, он переключил свое внимание на просмоленный деревянный столб.На уровне груди виднелся прибитый к столбу листок тонкой льняной бумаги.— Недешевая, однако, бумажка, — пробормотал Эмансипор. — Странно, что она так долго висит.И тут он увидел в правом нижнем углу незаметный защитный знак. Не какое-то мелкое заклинание вроде наведения чирьев на всю родню для любого, кто похитит сдуру листок, или даже чего-нибудь посерьезней, облысения, там, или бесплодия, — внутри круглого знака был искусно изображен череп.— Клянусь бородой Беру, — прошептал Эмансипор. — Смерть. Да клятый листок переживет сам этот столб.Он с опаской подошел ближе, пытаясь разобрать слова. В объявлении узнавалась рука наемного писаря, причем весьма умелого. Будь Риз трезв, он мог бы, сопоставив все эти детали, сделать определенные выводы. Но Эмансипор был пьян и сам знал об этом, а серьезные размышления требовали больших усилий. Он понимал, что поступает легкомысленно, но страшная перспектива вернуться к Субли и признаться, что не нашел работу, вынуждала рискнуть.Упершись рукой в столб, он склонился над объявлением и прищурился. К счастью, запись была короткой.«Требуется слуга. Полная занятость. Работа включает поездки. Плата обсуждается индивидуально, в зависимости от опыта. Обращаться в гостиницу „Печальник“».«В гостиницу „Печальник“?.. Да это ведь совсем рядом, меньше чем в квартале отсюда. „Работа включает поездки“... Худов клобук, это значит... Ага, именно то и значит, то есть... — Эмансипор почувствовал, как его губы растягиваются в широкой улыбке, и сердце екнуло от неподдельной радости. — Отдам жене деньги, а сам уеду отсюда подальше. На школу крысенышам хватит, а я буду далеко-далеко. Хе-хе».Рука Риза соскользнула со столба, и в следующее мгновение он понял, что лежит на булыжниках, уставившись в безоблачное ночное небо. Болел нос, но не сильно. Сев, он огляделся вокруг, чувствуя, как кружится голова. Площадь была пуста, не считая нескольких таращившихся на него из переулка мальчишек, явно недовольных, что прохожий пришел в себя.— Думайте что хотите, — проговорил Эмансипор, поднимаясь на ноги, — а я прямо сейчас пойду и устроюсь на работу. — Пошатываясь, он ощупал камзол и свои кучерские бриджи, но было слишком темно, чтобы разглядеть, в каком они виде. Понятно, что пропитаны потом, еще бы — камзол из плотной шерстяной ткани, жмущий в плечах и с длинными рукавами в тугих обшлагах. — Будем надеяться, у них там найдется форменная одежда, — пробормотал Риз. — Может, даже пошитая на заказ. Так... «Печальник», стало быть. Значит, мне вон туда.Путь, казалось, занял целую вечность, но в конце концов Эмансипор различил над входом в узкую четырехэтажную гостиницу вывеску с изображением плачущего человечка. Фонарь под вывеской отбрасывал желтый свет на прислонившегося к резному косяку двери привратника. С его кожаного пояса свисал солидного вида тесак; при виде приближающегося Эмансипора мясистая рука стража мгновенно легла на рукоять.— А ну, проваливай отсюда, приятель! — прорычал он.Эмансипор остановился на краю светового круга, слегка покачиваясь.— Вообще-то, у меня тут встреча, — сказал он, выпрямившись и гордо выпятив подбородок.— Сильно сомневаюсь.— Я слуга. Пришел наниматься на работу.Привратник нахмурился, почесывая нависающий лоб:— Вряд ли ты долго проработаешь, судя по твоему виду и запаху, которым от тебя разит. Хотя... — Он снова почесал лоб и ухмыльнулся. — Хотя ты пришел вовремя. В смысле, хозяева, похоже, еще не спят. Заходи и скажи писарю, он тебя проводит.— Так и сделаю, добрый человек.Привратник открыл дверь, и Эмансипор, осторожно ступая, сумел угодить в нее, не ударившись о косяк. Дверь за ним закрылась, и он помедлил, моргая от яркого света полудесятка свечей, расставленных на полках напротив вешалки для одежды. Судя по золоченой чаше, расположенной под свечами, здесь поклонялись богине Д’рек.Шагнув ближе, он заглянул в чашу и увидел копошащуюся массу белых червей, порозовевших от крови какого-то несчастного животного. Эмансипор уперся руками в стену, чувствуя, как к горлу подступает пенистый горький эль, и, за неимением поблизости ничего другого, его вырвало прямо в чашу.Черви судорожно задергались, утопая в янтарной желчи с клочьями пены.С трудом держась на ногах, Риз обтер рот и край чаши и отступил от стены. В воздухе висел густой аромат стиггских благовоний, сладковатый, будто пахло гниющими фруктами; он понадеялся, что запах замаскирует вонь от блевотины. Подавив очередной рвотный рефлекс, он осторожно вздохнул.— Ну кто там еще? — Справа от него послышался голос.Эмансипор увидел вышедшего из полумрака сгорбленного худого старика с пальцами, измазанными чернилами. Заметив Риза, писарь резко выпрямился, яростно сверкая глазами:— Болван Дальг совсем уже из ума выжил? Впускает невесть кого! — Он устремился вперед. — А ну, пошел вон!Старик взмахнул было руками, но тут же в тревоге замер, услышав, как Эмансипор заявил в ответ:— Следите за своими манерами, сударь! Я просто задержался, чтобы принести жертву... э-э-э... Червю Осени. Я опытный и умелый слуга, к вашему сведению. Прибыл в точности, как было велено. Извольте отвести меня к своему хозяину, и побыстрее.«Пока я не принес еще одну жертву, да простит меня Д’рек», — подумал он.На морщинистом лице писаря сменилась целая гамма чувств, он испуганно уставился на посетителя. Старик облизал черным кончиком языка высохшие губы и неожиданно улыбнулся завороженно смотревшему на него Эмансипору:— Что, обхитрил меня? Умно, сударь. — Он постучал пальцем по кончику носа. — Ладно. Ведает Огнь, я и сам явился бы наниматься к этим двоим только в таком виде — не то чтобы я желал твоим хозяевам зла, имей в виду. Но я не глупее любого другого, и вонючий пьяница как нельзя лучше подходит и этому часу, и тени, которую отбрасывают они оба, и всем их манерам, ну и так далее. Учти, — он протянул Эмансипору руку и повел его к лестнице, что вела в комнаты, — тебя, скорее всего, прогонят, ведь это первая твоя ночь и все такое, но тем не менее. Хозяева квартируют на верхнем этаже — там лучшие комнаты в доме, если не обращать внимания на летучих мышей под крышей. Но могу поспорить, им это только в радость.Подъем по лестнице и опорожненный желудок слегка протрезвили Эмансипора. К тому времени, когда они добрались до четвертого этажа, прошли по узкому коридору и остановились справа перед последней дверью, Риз начал понимать, что болтовня писаря, сколь бы путаной она ни была, характеризует его новых работодателей несколько странным образом.«Новых работодателей? Так меня уже наняли? Нет, что-то не припоминаю...»Эмансипор попытался сообразить, что это может означать, но безуспешно. Он в достаточной степени пришел в себя, чтобы расчесать пальцами свои тронутые сединой волосы, пока писарь, тяжело дыша, скребся в дверь. Вскоре прогрохотал засов, и дверь бесшумно распахнулась.— Милостивый сударь, — поспешно проговорил писарь, наклонив голову, — пришел ваш новый слуга.Поклонившись еще ниже, он двинулся обратно к лестнице.Глубоко вздохнув, Риз поднял глаза и встретил суровый взгляд стоявшего перед ним человека. При виде его безжизненных серых глаз Эмансипор почувствовал, как по спине пробежал холодок, но ему удалось не дрогнуть и не потупить взор, разглядывая незнакомца, пока тот изучал его самого. На вид новому хозяину было чуть более сорока. Глубоко посаженные глаза на бледном угловатом лице, высокий, почти квадратный лоб, длинные седеющие волосы, зачесанные назад и завязанные хвостом, как у матроса. Тронутая проседью остроконечная бородка на решительном энергичном подбородке. Мужчина был одет в длинный, отороченный мехом утренний халат (пожалуй, чересчур теплый для Скорбного Минора), а его руки с длинными пальцами без единого перстня были сложены на шелковом поясе.Эмансипор откашлялся.— Ваше премногоблагородие! — рявкнул он и тут же подумал: «Проклятье, слишком уж громко».Кожа в уголках глаз незнакомца слегка натянулась.— Я Эмансипор Риз, — уже не столь громогласно продолжал Эмансипор. — Могу работать слугой, кучером, поваром...— Да вы пьяны, — сказал незнакомец с акцентом, какого Риз никогда прежде не слышал. — И нос у вас разбит, хотя, похоже, уже почти не кровоточит.— Приношу свои нижайшие извинения, сударь, — сумел выговорить Эмансипор. — В том, что я пьян, я виню свое горе. А в том, что у меня сломан нос, я виню деревянный столб или, может, булыжники.— Горе?— Скорблю по поводу ужасной личной трагедии, сударь.— Какое несчастье. Ладно, заходите, господин Риз.Комнаты за дверью занимали четверть верхнего этажа. Их роскошную обстановку составляли две большие кровати с балдахинами, накрытые мятыми простынями, письменный стол с выдвижными ящиками и кожаной подушечкой для локтей, а также низкий табурет перед ним. Стены украшали скверные фрески, вделанные в дешевые панно. Слева от стола находился большой платяной шкаф, с открытыми дверцами и пустой внутри. Возле него располагался вход в ванную, отгороженную расшитой бисером занавеской из мягкой кожи. Вдоль стены выстроились четыре потертых дорожных сундука высотой по грудь; лишь один из них был открыт, и в нем виднелась превосходная одежда в иноземном стиле, висящая на железных вешалках. Больше в комнате никого не было, но в ней ощущалось присутствие кого-то еще, что подтверждалось смятой постелью. Единственным по-настоящему странным предметом в комнате был кусок серого сланца величиной с тарелку, лежавший на ближней кровати. Хмуро взглянув на него, Эмансипор вздохнул и одарил незнакомца безмятежной улыбкой; тот спокойно стоял возле двери, уже закрытой и запертой на засов.«Высокий. Легче будет притворяться, что кланяешься».— Кто-нибудь может вас рекомендовать, господин Риз?— Да, конечно! — Эмансипор вдруг обнаружил, что беспрерывно кивает. Он попытался перестать, но не смог. — Моя жена, Субли. Мы вместе уже тридцать один год...— Я имею в виду вашего прошлого работодателя.— Он умер.— Тогда того, кто был до него.— Тоже умер.Незнакомец приподнял узкую бровь:— А до него?— Умер.— А еще прежде?..— А до этого я был рулевым на торговом корабле «Морская пена». Двадцать лет ходил в Стигг по Кровавому проливу.— Ага... и где теперь этот корабль и его капитан?— Затонули на глубине в шестьдесят морских саженей у Ридрийской отмели.Вторая бровь незнакомца последовала за первой.— Весьма впечатляюще, господин Риз.Эмансипор моргнул.«Как, интересно, у него получается фокус с бровями?»— Да, сударь. Они все были прекрасные люди.— И вы... каждую ночь скорбите по этим потерям?— Прошу прощения? Нет, сударь, конечно нет. Только изредка, да и то днем. Вот так-то. Бедняга Балтро был достойным человеком.— Балтро, говорите? Уж не тот ли это торговец Балтро, ставший последней жертвой безумца, который рыщет ночью по городу?— Он самый. Я, сударь, последний, кто видел его живым.Брови незнакомца поднялись выше.— Естественно, не считая убийцы, — добавил Эмансипор.— Естественно.— Никто на меня никогда не жаловался.— Это я уже понял, господин Риз. — Хозяин дома развел руками, показывая одной из них на табурет возле стола. — Прошу садиться, а я тем временем опишу круг обязанностей, каковые возлагаются на моего слугу.Эмансипор снова улыбнулся, а затем подошел к столу и сел.— В объявлении сказано, что предполагаются поездки?— Это вас беспокоит, господин Риз? — Незнакомец встал в изножье одной из кроватей, вновь сложив руки на поясе.— Вовсе нет. Для меня это скорее стимул, сударь. Сейчас, когда моря успокоились и более не взимают кровавую жатву, я тоскую по брызгам морской воды, кренящейся палубе и качающемуся горизонту. Вверх и вниз, крен на правый борт... Что-то не так, сударь?Незнакомец нервно переступил с ноги на ногу, и его без того бледное лицо слегка посерело.— Нет, все хорошо. Просто я предпочитаю путешествовать по суше. Как я понимаю, читать вы умеете? Или кого-то наняли для просмотра объявлений?— О нет, я умею читать, сударь. У меня к этому талант. Могу читать по-минорски, по-клептски, по-стиггски — научился по картам, сударь. Наш лоцман слишком уж любил медовуху...— А писать на этих языках вы тоже умеете?— Да, сударь. И читать, и писать. Да что там, я даже по мелл’зански читать умею!— В смысле, по-малазански? Вы имеете в виду Малазанскую империю?— Ну да. Правда, мы здесь называем ее Мелл’занской.— Понятно. Скажите, господин Риз, а вы не против работать по ночам и спать днем? Как я понимаю, вы женаты...— Меня это вполне устраивает, сударь.Незнакомец нахмурился, затем кивнул:— Что ж, прекрасно. Ваши обязанности включают решение повседневных вопросов, связанных с путешествиями. Оплата проезда, договоренности с портовыми властями, поиск соответствующего нашим потребностям ночлега, забота о том, чтобы наша одежда всегда была чистой, благоухающей и свободной от паразитов, и так далее — вы уже занимались раньше чем-то подобным, господин Риз?— И этим, и даже хуже — в смысле, даже в большем объеме, сударь. Еще могу чистить и подковывать лошадей, чинить снасти, шить, читать карты, ориентироваться по звездам, вязать узлы, плести веревки...— Да-да, прекрасно. Теперь что касается оплаты...Эмансипор любезно улыбнулся:— Я дешево стою, сударь. Дешевле некуда.Незнакомец вздохнул:— С такими-то талантами? Не говорите глупостей, господин Риз. Вы себя недооцениваете. Предлагаю вам договор на год, с приличным депозитом в надежном банке, с которого будут регулярно переводиться деньги вашей семье. Ваши личные нужды будут удовлетворяться бесплатно на протяжении всего времени, пока вы нас сопровождаете. Годовая сумма в тысячу двести стандартных серебряных соверенов вас устроит? — (Эмансипор изумленно уставился на него.) — Ну так как?— Э... гм...— Хорошо, тогда полторы тысячи. Полагаю, этого будет достаточно.— Согласен! Да! Вполне достаточно, сударь! — «Худов дух, да это же больше, чем зарабатывает Балтро. В смысле, зарабатывал». — Где мне подписать договор, сударь? Могу я сразу же приступить к работе?Эмансипор поднялся, выжидающе глядя на незнакомца. Тот улыбнулся:— Подписать договор? Если хотите. Меня это не особо волнует.— Гм... как мне к вам обращаться, сударь?— Ах да, я не представился. Мое имя Бошелен. Обращение «хозяин» вполне меня устроит.— Конечно, хозяин. А... гм... тот, второй?— Второй?— Ну, человек, с которым вы вместе путешествуете, хозяин.— А... — Бошелен повернулся, задумчиво глядя на кусок сланца. — Его зовут Корбал Брош. Можно сказать, весьма непритязательная личность. Как слуга вы отвечаете передо мной, и только передо мной. Сомневаюсь, что для мастера Броша будет от вас какая-то польза. — Он слегка улыбнулся, но взгляд его остался по-прежнему холоден. — Хотя на этот счет я могу и ошибаться. Ладно, там будет видно. А теперь я хотел бы отужинать — мясом с кровью и темным вином, не чрезмерно сладким. Можете передать мой заказ писарю внизу.— Слушаюсь, хозяин, — поклонился Эмансипор.Гульд стоял на верхней площадке скрипучей башни Мертвого Секаранда и, щурясь, разглядывал город сквозь наполненный миазмами дым, почти неподвижно висевший над крышами. Царившее внизу спокойствие странным образом контрастировало с ночными тучами над его головой, уносящимися в сторону моря, казалось, столь низко, что он инстинктивно пригнулся, прижавшись к скользкому, замшелому парапету и в страхе ожидая, когда поднимут на шестах сигнальные фонари.В разгаре был тот сезон, когда небо нависало над городом, в течение многих дней заключая город в ловушку его собственного дыхания. Сезон зла, болезней и крыс, которых пляшущая луна гонит на улицу.Хотя башне Мертвого Секаранда было меньше десяти лет, она уже успела опустеть и прослыть населенной призраками. Однако Гульд почти не ощущал страха, ведь он сам растил любовно черные сорняки древних слухов, что вполне соответствовало новому предназначению, которое он нашел для этого каменного сооружения. С находившегося почти в центре наблюдательного пункта его систему сигнальных шестов можно было увидеть из любой части Скорбного Минора.В те дни, когда Мелл’занская империя впервые стала угрожать городам-государствам Клепта — в основном не здесь, а на другом побережье, где имперский кулак Сивогрив высадил свои силы вторжения, едва не завоевав весь остров, прежде чем его убили свои же собственные соратники, — в дни черного дыма и грозных ветров, в Скорбный Минор явился Секаранд. Назвав себя высшим чародеем, он заключил договор с королем Сельджуром, пообещав ему помощь в обороне города, и возвел это сооружение как столп своего могущества. То, что последовало затем, как говорится, покрыто мраком неизвестности. Люди до сих пор продолжали обсуждать случившееся и выдвигать самые разные версии (хотя Гульд знал больше подробностей, чем остальные). Секаранд вызвал духов-личей, чтобы те составили ему компанию в башне, и они то ли свели его с ума, то ли попросту убили: чародей спрыгнул (вполне возможно, что не по своей воле) с этой самой зубчатой стены на булыжники мостовой. Какое-то время горожане мрачно шутили о внезапном и быстром падении высшего мага. Так или иначе, подобно мелл’занцам, сохранившим свое присутствие на Клепте лишь в одном-единственном захудалом порту на северо-западном побережье (где было расквартировано менее полка измотанной морской пехоты), Секаранд так и не выполнил свое обещание.Гульд пользовался башней вот уже три года. Сержант встречал здесь нескольких теней, которые клялись, что служат обитавшему под фундаментом башни личу, но, помимо этого, они ничего больше не говорили и никогда ему не угрожали, так что причина их служения этому личу по-прежнему оставалась тайной.Именно Гульд время от времени просил их стонать и завывать, дабы держать в страхе грабителей и просто любопытствующий народ. И они с неустанным усердием выполняли просьбу.Тяжелые, как будто набрякшие кровью облака нависали над головой Гульда. Сержант стоял без движения, ожидая, что в любой момент на его лицо упадут первые капли дождя.Вскоре, почувствовав рядом чье-то присутствие, он медленно повернулся и увидел тень, парящую возле люка в полу.Облаченная в рваные лохмотья, спутанные полосы парусины, веревки и клочки выцветшего шелка на призрачных конечностях — все, что удерживало ее в этом мире смертных, — она не сводила с сержанта глаз, похожих на черные провалы на бледном лице.Гульд с внезапной тревогой ощутил, что еще немного и тень бросится ему на спину.«Один толчок, и я свалюсь вниз...»Поняв, что ее обнаружили, призрачная фигура обмякла, что-то ворча себе под нос.— Ну что, как тебе погодка? — спросил Гульд, борясь с дрожью. — Нравится?— Некий дух заглушает звук и запах, — прохрипела тень. — Притупляет взгляд. Но невидимый танец продолжается.— То есть?— Ярок танец этого духа среди магических Путей. Мой хозяин, мой повелитель, лич из личей, верховный правитель, тот, кто пробудился после многовековой дремоты, но теперь преисполнен мудрости, мой хозяин посылает меня — меня, унылого раба, скромного знатока всей несправедливости, что, вне всякого сомнения, царит в мире и поныне, — чтобы я передал его настоятельное предупреждение.— Предупреждение? В смысле, эта погода сотворена колдовством?— Охотник рыщет в ночи.— Знаю, — проворчал Гульд. — Что еще с ним связанное ты чувствуешь? — спросил он, не рассчитывая на вразумительный ответ.— Мой хозяин, мой повелитель, лич из...— Подробности можешь опустить. Так что там насчет твоего хозяина? — прервал его Гульд.— ...личей, верховный правитель, тот, кто...— Хватит уже титулов!— ...после многовековой...— Тень, мне позвать изгоняющего бесов?— Если бы ты не прерывал меня столь грубо, то услышал бы уже все до конца! — огрызнулся призрак. — Мой хозяин не желает оказаться среди тех, на кого идет охота. Вот.Гульд нахмурился:— Насколько же страшен этот убийца? Не важно, ты мне уже ответил. В данный момент мне его не остановить, кем бы он ни был. Если злоумышленник решит выследить твоего хозяина — что ж, могу лишь пожелать несчастному личу удачи.— Забавно, — проворчала тень и медленно исчезла.«Забавно? Чертовски странные тени обитают в этой башне, даже для призраков. Так или иначе, думай дальше, Гульд. Скорбный Минор известен своими чародеями, гадателями и прорицателями, колдунами и слухачами, провидцами и тому подобным, но это все в основном мелкая рыбешка — никто никогда не считал Клепт средоточием цивилизации. В Кореле, говорят, некий принц-демон заведует торговой компанией, а в старых болотах под городом неупокоенных не меньше, чем мошкары. Хорошо, что я живу не в Кореле. Стоп, не отвлекаться! О чем я думал? Ах да, о подозреваемых...»В течение последующего часа ничего примечательного не происходило. Прозвучал и затих четвертый ночной колокол. И все же Гульд нисколько не удивился, когда чуть позже над темными зданиями в близлежащем квартале в панической спешке взмыли три колеблющихся огня. «Двенадцатый. И так без конца, каждую ночь...» Возможно, Стуль Офан был прав — сигнальные огни поднялись из района особняков знати, над пронзенным и обескровленным сердцем города.Повернувшись, сержант шагнул к люку, но тут же остановился, чувствуя, как от упавших на лоб капель его пробирает холодом до самых костей. Мгновение спустя он встряхнулся, подумав: «Это не кровь, а вода, ничего больше». Яростно рванув на себя тяжелую деревянную крышку люка, он быстро нырнул в темноту за ней.Пока сержант спускался, вокруг завывали тени, и на этот раз Гульд знал, что леденящие душу стоны, со всех сторон отдающиеся эхом от каменных стен, не имеют ничего общего с тем, чтобы отгонять воров и искателей приключений.