Читаем книгу: Майкл Флетчер — Правда зеркала

Когда вера определяет реальность, безумие — это одновременно сила и проклятие. Чем глубже погружаешься в сумасшествие, тем могущественнее становишься. Но у всего есть цена. Самые худшие кошмары начинают охотиться за тобой по ночам. Отражение в зеркале ненавидит тебя и хочет стать свободным. Оживают страхи, и в конце концов разум неминуемо умирает.

Когда-то Бедект совершил ошибку, нарушил свой собственный кодекс. И теперь он хочет ее исправить. Новый бог, одержимый чистотой и совершенством, желает изменить весь мир, а потому Бедект намерен свергнуть его. И ничто не может остановить старого воина. Даже собственная гибель. Но в Послесмертии он оставил двух своих друзей, и те идут за ним по пятам, думая лишь о мести. Вдобавок за Бедектом охотятся безумные ассасины, а в небесах, прячась за облаками, парит что-то холодное и злое, раздирая реальность иллюзиями. И теперь сумасшествие и нормальность сойдутся в схватке, разрывая саму ткань бытия.

Перевод с английского Марии Гинзбург.

ГЛАВА 1

Зеркало всегда лжет.

Им Шпигель, зеркальщик

Из высокого, от пола до потолка, зеркала, вышел чудовищный старик, иссеченный шрамами многочисленных — выигранных и нет — битв.

Кольчуга на нем была порвана в нескольких местах, кожаные доспехи — сильно потерты. И то и другое не по размеру: кольчуга была маловата, а доспехи — явно велики. В правой руке старик держал топор, на левой не хватало двух пальцев. Он сжимал и разжимал ее, и слышалось влажное похрустывание изношенных суставов.

Трое мужчин, игравших в кости за столом, посмотрели на него. Удивленными они не выглядели. Плохой знак. Старик обвел взглядом комнату. Чистая, но только самая необходимая мебель, и единственная дверь. Игроки в белых одеждах находились между ним и выходом.

— Парни,— сказал Бедект.— Вы, трое,— вы живые или мертвые?

Они снова уставились на него. Женщина лет двадцати появилась из зеркала за спиной Бедекта. Цюкунфт оглянулась на зеркало и сообщила:

— Вютенд. Геборене. Теперь я это вижу.

— Вот увидь ты чуть пораньше — это было бы очень полезно,— сказал Бедект.

Зеркальщица пожала худыми плечами, судя по всему, ничуть не обеспокоенная.

“Надеюсь, это означает, что в ближайшие пару мгновений я не умру«,— подумал Бедект.

Цюкунфт заметила в зеркале что-то еще.

— О. Не разбивай…— начала она.

Трое мужчин вскочили из-за стола, вопя от тупой ярости, и доводя себя криками до безумной жажды крови. Бедект, который и сам редко бывал далек от убийственного исступления, шагнул им навстречу, обрушил топор на плечо ближайшего мужчины и вогнал его глубоко в грудь противника. Глаза, только что горевшие гневом, широко раскрылись в ошеломленном недоумении.

«Никто никогда не думает, что придет и его черед». Бедект рывком высвободил топор из трупа.

«Вютенд, вот дерьмо».

Он ненавидел этих безумных берсерков; они не чувствовали боли и всегда бились насмерть. Если удастся убить их до того, как они окончательно впадут в боевое безумие и перестанут испытывать что-либо, кроме безраздельной жажды крови, он выйдет из этой комнаты целым и невредимым, в компании всех оставшихся пальцев и зубов.

Второй мужчина — у него уже шла пена изо рта — вскарабкался на стол. Рассудок оставил его, а он сам — свое оружие. Он бросился на Бедекта, прижался к огромному воину всем телом, впился зубами в защищенное доспехом горло и принялся с жутким скрежетом кусать его.

Бедект пошатнулся под тяжестью противника. Если он упадет, с ним будет все кончено. Они разорвут его на части — и против повисшего на нем мужчины топор был бесполезен. Бедект бросил топор и уперся в горло противника локтем, изо всех сил пытаясь отпихнуть его. Третий мужчина заметил Цюкунфт и погнался за ней. Она отбежала так, чтобы стол оказался между ними.

Оставаясь на безопасном расстоянии от преследователя, Цюкунфт, пританцовывая, развернулась к нему лицом. Взметнулись юбки, в узкой длинной прорехе мелькнуло бедро, которое Бедект не успел толком рассмотреть. Она насмешливо расхохоталась.

«Она отвлекает его от меня».

Цюкунфт ни на миг не утратила присутствия духа, хотя жаждущий крови вютенд был совсем рядом. Она была опаснее, чем думал Бедект. Или более безумна. Одно, впрочем, не лучше другого.

Нападавший впился ногтями в кожаный доспех Бедекта, пытаясь разорвать его, чтобы обнажить хоть сколько-нибудь плоти, в которую можно было бы вонзить острые зубы. Он слишком отвлекся на проклятую бабу. Из-за нее его сейчас грохнут. Бедект выхватил нож искалеченной левой и вонзил его в мягкий живот нападавшего. Он наносил удары снова и снова, пока цепкие пальцы и щелкающие зубы не лишились хватки и не обмякли. Бедект сбросил противника на пол. Одежды безумца, еще недавно такие белые, теперь все были забрызганы алым. Глянув в сторону Цюкунфт и обнаружив, что она все еще жива, все еще смеется и танцует, Бедект раздавил ногой голову лежащего на полу вютенда.

Бедект нагнулся и поднял свой топор. Спина затрещала, как влажная ветка в костре. Он выпрямился. Изувеченные артритом колени заскрипели и защелкали, широкая грудь вздымалась при дыхании. Краем глаза он заметил движение в зеркале. Искривленная фигура кружилась и хлопала в ладоши, не сводя глаз с Цюкунфт.

«Ее Отражение?»

Но силуэт ничем не напоминал фигуру Цюкунфт. Он был ниже, и волосы — темнее. Пропорции совсем не совпадали; силуэт в зеркале был лишен всех ее женственных изгибов.

Бедект перевел взгляд на зеркальщицу. Она застыла на месте, оборвав свой танец, и уставилась в зеркало. Последний оставшийся в живых вютенд, размахивая мечом, как дубиной, бросился на нее.

У Бедекта был только один миг, чтобы предпринять что-нибудь, но Цюкунфт стояла между ним и вютендом. Если она погибнет, погибнет и его план.

Он швырнул топор в зеркало.

Стекло разбилось. Цюкунфт моргнула. Вютенд приземлился на нее, сбил с ног и придавил хрупкую фигурку к полу всем своим немалым весом.

Выругавшись, Бедект нырнул под стол, опрокинул его и приземлился на них обоих сверху. От удара (и дополнительного веса, обрушившегося на нее) из легких Цюкунфт выбило остатки воздуха. Тот вышел из ее широко раскрытого рта с тем звуком, с которым лопались лягушки в далеком детстве, когда Бедект наступал на них. Вдохнуть снова она не могла и лишь пыталась схватить воздух ртом. Вютенд проигнорировал Бедекта. Он полностью сосредоточился на вскрытии другой бренной оболочки. Он ударил Цюкунфт головой в лицо, его лоб врезался в ее щеку, и девушка треснулась затылком об пол. Отпрянув назад, мужчина оскалился и безумно зарычал. Бедект обхватил шею вютенда рукой и изо всех сил старался не дать ему наклониться достаточно близко, чтобы перекусить ошеломленной девушке горло. Зубы вютенда щелкали так громко, что Бедект подумал, что они могут раскрошиться друг об друга.

Безумие придало противнику нечеловеческую силу; он склонялся все ближе к мягкой, обнаженной коже. Бедекту было не удержать его. Сменив тактику, он ударил вютенда в спину всем телом, изо всех сил пригибая его голову вниз — и развернув ее ровно настолько, чтобы она врезалась в пол рядом с горлом Цюкунфт. Голова вютенда с влажным хрустом встретилась с камнем. Бедект приподнял ее — и опять услышал скрежет зубов безумца. Проклятые вютенды никогда не сдавались. Не дав мужчине снова потянуться к горлу девушки, он опять ударил его всем своим весом. Ему пришлось ударить вютенда головой о каменный пол раз пять, прежде чем тело противника наконец обмякло. Бедект стащил труп с Цюкунфт и бросил рядом. Она оцепенело уставилась на Бедекта. Лицо ее было в крови и осколках зубов вютенда.

Покончив с убийствами, Бедект опустился на колени в неловкой близости от Цюкунфт. Он тяжело дышал, ожидая, когда его сердце вернется к нормальному ритму. Прошли те времена, когда он мог убить в четыре раза больше людей, и не испытывать ни малейших признаков усталости. Он повернул свою седую голову, покрытую многочисленными шрамами, и прислушался бесформенным обрубком левого уха. Ничего, кроме стука стекающей на пол крови и собственного неровного дыхания, он не услышал. Бедект прищурился и окунул тупой палец в лужу крови на полу. Поднес его к лицу, уставился на яркое пятно на нем и ухмыльнулся.

Она был красной. По-настоящему красная, как из распотрошенной свиньи. Не блеклый, какой-то серо-красный цвет, как в Послесмертии, а темно-красный цвет разорванной на куски жизни.

— Черт возьми, да,— прошептал он с жестокой радостью.— Мы сделали это.

Цюкунфт моргнула, наконец-то осмысленно глядя на него.

— Под «мы» ты подразумеваешь “я«,— сказала она.— Я привела тебя к Рюккеру, тому единственному зеркальщику, чье зеркало соединяло мир живых с Послесмертием.

— Я убедил его отправить нас обратно.

— Ты угрожал убить его,— сказала она, прикоснувшись пальцами к синяку, уже проступившему на ее щеке.

— Я это и сказал.

Цюкунфт села, поправила рубашку, которая сползла с плеча, обнажив бледную плоть. Ее юбка обмоталась вокруг бедер, оставив длинные ноги голыми.

Бедект хмыкнул и отвел взгляд.

Она рассмеялась, мягко дыша своим идеальным маленьким носиком.

— Давненько не трахался, старик?

В последний раз это была Штелен, отвратительная клептик. В переулке. Нажрались и потрахались, как подростки. Ну, если и не подростки, то нажрались они оба вусмерть.

Бедект встал и кивнул на разбитое зеркало.

— Я видел там девушку,— сказал он не только для того, чтобы переменить тему, но и потому, что ему было действительно интересно.

— Да,— ответила она, отводя взгляд.

Он подождал, убедился, что продолжения не будет, но решил пока не нажимать.

— Где мы?

— Это Зельбстхас.

— Дерьмо.

В Послесмертии они шагнули в зеркало из Найдриха. Он предположил, что они и выйдут в Найдрихе, и отправил Вихтиха и Штелен в Зельбстхас, чтобы иметь возможность улизнуть. Почему Рюккер не упомянул об этом? А знал ли он, что так будет?

«Проклятые зеркальщики».

В голову Бедекту пришла еще одна мысль.

— Почему ты не предупредила меня о вютендах?

— Я не знала,— сказала она.— Пока мы находились в Послесмертии, заглянуть дальше того мига, как мы пересекаем границу, у меня ни разу не получилось.

— А теперь?

— Она показала обрывки будущего,— ответила Цюкунфт.

«Она?». Зеркальщики все были немного с прибабахом. — И?

— Я разобрала только тот момент, когда ты бросил свой топор в зеркало.

Цюкунфт поднялась на ноги одним гибким, кошачьим движением. Бедект смотрел куда угодно, только не на нее. Независимо от того, к чему призывало ее тело, она была чертовым ребенком. Хотя по мере того, как он становился старше, само понятие «ребенок» для него все расширялось, похоже. Скоро ему будут казаться детьми все младше тридцати, судя по всему.

— Они ждали нас? — спросил Бедект.— А Морген знает?

— Я далеко не единственная среди зеркальщиков, кто умеет заглядывать в будущее,— пожала плечами Цюкунфт. Встревоженной она не выглядела.— Может быть, Моргену сказали его собственные Отражения. Может быть, он сам может видеть будущее. Он — бог.

Бедект не хотел об этом думать. Признанная всеми, хотя и ограниченная способность Цюкунфт прозревать будущее была главной частью его плана. Тот способ, которым она сошла с ума, позволял ему оказываться на шаг впереди всех остальных.

«Я убил мальчика, но я могу исправить все, к чему это привело».

Слишком поздно Бедект заметил, насколько ребенок сломлен, до какой степени то, что тому довелось испытать, искалечило его. Морген, собственный бог Геборене, был опасно безумен.

«Мальчик думает, что может сделать мир совершенным и чистым».

И он готов утопить мир в войне и крови, чтобы сделать его таким.

«Я приложил руку к тому, чтобы он стал таким, каков он теперь есть».

Он все исправит.

Морген был одержим чистотой еще до встречи с Бедектом. Но Бедект и его друзья-преступники, свихнувшиеся каждый на свой лад, открыли парню более мрачные истины. Они научили его лжи и недоверию. Они показали ему, насколько эффективно может быть насилие. Он наблюдал за их стычками и ссорами — и извлек уроки.

«Мы отравили его».

И теперь в идеальном мире Моргена не было места ни для Бедекта, ни для его друзей.

«И я… Я убил его».

У Бедекта имелся список того, чего он никогда делать не будет — так вот надо было его и держаться. Он вспомнил, как вонзил нож Штелен в грудь Моргена. Мальчика пытали и жгли, и Бедект сказал себе, что это милосердие, что он убивает мальчика, чтобы освободить его от боли. Но правда была в том, что он собирался использовать мальчика-бога, оказавшись в Послесмертии. Бедект знал, что тоже умрет, и успел прикинуть возможный ход событий. Он убил мальчика исключительно из эгоистических соображений и обрек себя на отвратительное Послесмертие. Подобная участь была предначертана не всем и каждому — для таких людей, как он, существовал особый вид Послесмертий.

Смерть и последующее существование в плоском мире серой смерти обнажили истину. Его привели именно туда его собственные решения — все порочные решения, которые он принял в своей жизни.

И новые решения, отличные по своей сути от всех предыдущих, должны привести его в совсем другое место. Первым шагом был побег от прошлого, частью которого были Вихтих и Штелен. Он улизнул от них. Безумие и насилие всегда следовали за ними по пятам.

Пусть Бедект отступил от собственных правил, и сделал то, чего поклялся никогда не делать — убил Моргена, чем нанес этой реальности сильный ущерб, и, возможно, для него на искупление надежды и не оставалось. Но если удастся все исправить, есть вероятность, что, умерев в следующий раз, он окажется в другом Послесмертии. Он был стар. Смерть всегда была рядом.

Тот вид Послесмертия, куда он сейчас угодил, определялось кредо воина — в нем тебе будут служить те, кого ты убил при жизни — и это позволяло Бедекту управлять мальчиком. Но он не мог. Использование детей и причинение им вреда входило в список запретов, который он составил для себя — и нарушение одного из них, убийство этого мальчика, привело к гибели самого Бедекта. Все началось именно с этого. Больше он на это не пойдет.

Покинув Послесмертие и вернувшись к жизни, Бедект лишился всякого контроля над мальчиком. Все, чем он располагал — дерзким планом, как ввести в берега одержимость пацана чистотой. Если Морген может видеть будущее, его карта уже бита. Если он знал заранее, что Бедект вернется к жизни, собираясь остановить его на пути переделки мира, он обратит против старого воина всю мощь церкви Геборене.

«Ты переоцениваешь себя».

Бедект не был уверен, что сможет остановить Моргена, даже опираясь на помощь зеркальщицы. Однако Цюкунфт твердо стояла на том, что видела будущее, где юный бог повержен, и пообещала, что ее Отражение приведет их обоих именно туда . Только на это Бедект и надеялся, а что ему еще оставалось?

Бедект хлопнул себя по лбу. «Какой же я идиот».

— Дерьмо.

— Что такое? — спросила Цюкунфт.

— Ты только что сказала, что не смогла рассмотреть ничего дальше того момента, как мы покидаем Послесмертие.

— Да, и?

— В Послесмертии ты обещала показать мне, как остановить Моргена.

— Да, и?

— Ты соврала. Ты понятия не имеешь…

— Нет,— Цюкунфт посмотрела на лужу крови, растекающуюся на полу. Алый ручеек подбирался к ее ногам.— Она сказала мне, что знает, как.

«Опять «она».

— Но…

— Я ей верю.

«Последнее, что должен делать зеркальщик — верить Отражениям».

Доппельгангеры и мерере в своем стремлении стать настоящими неизбежно оборачивались против своих создателей, и Отражения зеркальщиков в этом смысле были столь же опасны.

Однако для сомнений было немного поздновато. Чертовски поздно. Эта девушка и ее безумие остались его единственным шансом.

Бедект обдумал варианты. Если бы Морген видел будущее, он оставил бы подкарауливать их не троих вютендов. Зеркальщики всегда говорили, что будущее не предопределено. Возможно, Морген посадил их в засаду именно здесь, чтобы заблокировать лишь одну из возможных вероятностей.

«Я полагаю, мы могли бы пройти через любое достаточно большое зеркало».

Юный бог, скорее всего, разместил своих людей у всех больших зеркал в городе.

«Почему тогда он не разбил все зеркала, кроме одного, чтобы точно знать, где мы появимся?»

На этот вопрос у Бедекта не нашлось ответа. А если жрецы Геборене оказались здесь по чистой случайности? Может быть, они здесь жили.

«Трое вютендов живут вместе?»

Маловероятно.

Цюкунфт расправила юбку и прикрыла ноги, так что Бедект снова мог без опаски смотреть на нее. В Послесмертии ее глаза были безжизненными и серыми. Теперь они сияли зеленью с осколками золота и ржавчины сквозь завесу темных волос. Она наблюдала за ним, пока он рассматривал ее. И похожие формой на сердечко губы Цюкунфт изогнулись в слабом подобии понимающей улыбки.

— Да? — спросила она, приподняв темную бровь.

— Куда нам теперь двигаться? Сколько у нас есть времени до того, как Морген пошлет по нашим следам Штелен и Вихтиха?

— План, — произнесла она, — о котором ты, возможно, забыл, потому что ты слабоумный старый ублюдок, состоял в том, чтобы я использовала это зеркало, чтобы увидеть следующие пару дней.

Она кивнула на сломанную раму и кучу осколков на полу.

— И?

— Ты разбил зеркало, хотя я говорила тебе не делать этого.

Бедект подошел к разбитому зеркалу, со стоном нагнулся и подобрал один из осколков. Выпрямился, потирая поясницу, и предлагающим жестом протянул его Цюкуфнт.

— Используй это.

— Нет. Осколок не годится, только неразбитое зеркало,— сказала она.

— Почему?

— Осколок стекла… ее сердце… — Цюкунфт отвела взгляд.— Есть причины.

Проклятая гайстескранкен. Он услышал голос Штелен в своей голове: «Твой план уже идет по борозде, старик». Штелен возненавидела бы Цюкунфт с первого взгляда.

Бедект подавил усмешку. Узнав, что он бросил ее, уродливая клептик воспылает жаждой убийства. Он отложил мысли о Штелен. Она была проблемой, но ею можно было заняться позже.

— Ты сможешь сказать мне, куда нам направиться и что мне делать дальше, если мы раздобудем тебе новое зеркало?

Цюкунфт смерила его испытующим взглядом.

— Ты все еще можешь передумать. Мы могли бы отправиться куда угодно.

«„Мы“?» Одни боги знают, что творится в голове у этой сумасшедшей.

— Размер имеет значение? — спросил Бедект, имея в виду зеркало.

— Чем больше, тем лучше,— ответила она, снова приподняв бровь.

Бедект проигнорировал намек в ее голосе.

— Ну разумеется.

В любом случае он не смог бы таскать за собой по городам-государствам зеркало от пола до потолка целиком, пришлось бы разбить его и забрать с собой лишь часть. — Размер зеркала влияет на то, как далеко в будущее ты можешь заглянуть?

Она отрицательно покачала головой, взметнув волну темных волос:

— Нет.

— Такого примерно размера если? — Бедект описал в воздухе круг размером с ее лицо.

Цюкунфт равнодушно пожала плечами:

— Подойдет.

Он посмотрел на осколки зеркала на полу.

— А если взять стальное? Оно не разобьется.

Зеленые глаза сузились:

— Должно быть стекло.

«Какая разница, что там отражение, что тут отражение».

— Почему?

— Потому что…— она закрыла глаза и прикусила нижнюю губу.— Потому что стекло острое, когда разбивается.

Она коротко вздохнула, ее грудь быстро поднималась и опускалась, и Бедект обрадовался, что она его сейчас не видит.

— Стекло режет.

— Хорошо, — сказал Бедект, отводя глаза. «Проклятая гайстескранкен». — Пошли.

У единственного выхода из комнаты Бедект замешкался. Он хотел знать, что там снаружи, прежде чем открывать дверь. Весь план держался на том, что благодаря Цюкунфт он будет на шаг опережать всех остальных — и вот он уже тычется вслепую. Он подался к двери и прислушался. Обычные звуки оживленной улицы. Зельбстхас, сердце теократии Геборене. Последнее место, где ему хотелось бы очутиться.

«Надо просто успеть раздобыть ей проклятое зеркало».

На кого бы ни работали эти вютенды, они не справились со своей задачей. Он был еще жив.

— Знаешь,— начала было Цюкунфт и замолчала на полуслове.

— Что?

— Разбить зеркало — обречь себя на семь лет неудач.

Бедект хмыкнул и ответил без всякого веселья в голосе:

— Если мы проживем четыре дня, я скажу, что мы уже неплохо справились.

Цюкунфт стиснула кулаки, желваки перекатились у нее на скулах.

«Да что я такого сказал?»

Он жестом указал на трупы:

— Обыщи их и забери деньги.

Она уставилась на него. Лицо ее стало маской, по которой ничего нельзя было прочесть. — А почему не ты?

— Твоя одежда и так уже в крови.

— И если я заляпаю его еще сильнее, я его просто сниму.

Платье, зеленое, без сомнения, подобранное в тон ее глазам — он не мог даже представить себе, как ей удалось раздобыть его в сером мире Послесмертия,— обтягивало нужные места и драпировало ненужные. Бедект перевел взгляд на трупы.

«Лучше пялиться на них, чем на нее, не так ли, старик?»

Нет, и в этом и была вся проблема.

— Я обыщу тела.

Бедект принялся рыться в пропитанных кровью карманах и кошельках. Безрезультатно.

— Ты боишься меня, так ведь? — сказала Цюкунфт, наблюдая за ним.

Он обшарил последнее тело и поднялся на ноги. Хорошо, что он захватил с собой немного монет. И поскольку последнюю неделю Штелен, клептика, не было рядом, скорее всего деньги все еще были при нем.

— С чего бы? — осведомился он.— Я в любой момент могу переломать тебе все кости.

Он сжал целую, правую руку в кулак так, что костяшки пальцев хрустнули.

— Ты боишься на меня смотреть.

Он насмешливо фыркнул, не глядя на нее.

— Я тебе кого-то напоминаю? Дочь?

— Боги, нет,— Бедект двинулся к двери.— Пошли.

— Подругу из очень, очень, очень давних времен?

На этот раз он повернулся к ней и смерил мрачным хмурым взглядом.

— А, вот в чем дело. Возлюбленную из…

— Неужели я выгляжу как человек, у которого может быть возлюбленная?

— Некоторым женщинам нравятся большие мужчины. Ты весь в шрамах, и черты у тебя немного неправильные, но ты не урод.— Она наклонила голову, рассматривая его.— Не совсем урод,— поправилась она.

— Спасибо.— Бедект вновь сосредоточился на происходящем за дверью. Судя по всему, там все было в порядке, улица как улица. Оставалось надеяться, эти мирные звуки означают, что их там не поджидает целая армия.

— Так в этом причина? — спросила она.

— Ты же ребенок.

— Ребёнок? Едва ли. Я…

— Доживешь до моих лет, поймешь.

— Не получится, — треснутым голосом ответила она. — Я — гайстескранкен. Я уже умерла один раз, и мне всего двадцать. Я и половины твоих лет никогда не проживу.

«Она плачет что ли?»

Он не осмеливался взглянуть на нее, чтобы убедить-ся. Время, проведенное с Штелен и Вихтихом, научило его многому, но отнюдь не тому, как реагировать на женские слезы. Даже Морген, юный бог Геборене, не плакал.

— Я…— Бедект не знал, что сказать.

Она верно оценивала свою ситуацию.

— И поэтому я каждый день, который у меня есть, буду жить на полную катушку. Если мне отведено мало времени, то, по крайней мере, я проведу его с толком.

«Тогда какого черта ты делаешь здесь со мной?».

Если уж на то пошло, как она оказалась в Послесмертии в таком нежном возрасте? Так же и кредо воина не связывало ее. Как ей это удалось? Самоубийство? Он не спрашивал и никогда не спросит. Он молился, чтобы она не рассказал ему этого сама.

— Хорошо,— сказал он, продолжая в упор разглядывать дверь.— Ты — совершенно взрослый человек.

— А, сарказм. Защита трусов.

— Трусов? — переспросил он, делая вид, что прислушивается к улице за дверью.— Да ты представить себе не можешь, что я…

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Какой вопрос?

— Когда ты забываешься, ты смотришь на меня, как на женщину. Но в основном ты вообще избегаешь смотреть на меня, боишься. У тебя не хватает только уха и нескольких пальцев, или чего-то еще?

Она его провоцировала, он это понимал, но все же ответил: «Нет», и сам рассердился на себя за то, насколько запальчиво это прозвучало. Боги, она вертела им более умело, чем Вихтих. Не коморбидик ли она — гефаргайст и зеркальщица одновременно? Отвратительная вышла бы комбинация: эгоцентричный псих, который знает будущее. Она видит, к чему могут привести ее манипуляции.

— Тогда почему? — мягко, почти умоляюще спросила она.

«Она играет со мной».

Это должна быть игра.

— У меня есть список,— почти против воли ответил Бедект.

— Список?

— Вещей, на которые я не пойду,— он рассмеялся.— Его было проще составить, чем список преступлений, которые я готов совершать.

— Вещи, что ты иногда говоришь, совсем не ожидаешь услышать от человека, который лупит противника головой об пол до тех пор, пока не раскрошит ему череп.

Что там принято отвечать на подобные заявления? «Спасибо»?

— «Смотреть на женщин» входит в твой список? — спросила она.

— Нет.

— Тогда посмотри на меня.

Бедект с рычанием повернулся к ней.

— У нас есть дела! Нам нужны лошади и припасы.

— Почему я нахожусь в твоем списке?

— Я не причиняю вреда детям.

Он сглотнул, вспомнив, как вонзил нож Штелен в сердце Моргена. «Лжец».

Но лжи в его списке не было.

Цюкунфт открыла было рот, но закрыла, решив оставить то, что собиралась сказать, при себе.

«Она знает, что я убил Моргена».

Она знала — они здесь для того, чтобы исправить содеянное им.

Она посмотрела на него, как на сумасшедшего. Или это жалость была в ее взгляде?

Бедект распахнул дверь и шагнул на улицу, оказавшись в самой толкучке. Люди, не испытывающие и тени безумия, суетились и отпихивали друг друга на своем пути туда, куда ходят люди, чья жизнь не заполнена убийствами и кражами.

Бедект остановился да так и застыл. Город Зельбстхас в Послесмертии отличался от Зельбстхаса, из которого он и его друзья-убийцы выкрали Моргена, но этот Зельбстхас выглядел совсем не таким, каким Бедект его запомнил. Улицы здесь всегда были чистыми и прямыми, но теперь они находились в безупречном состоянии и просто сверкали белизной. Он посмотрел на булыжники мостовой под ногами и сморгнул. Их побелили или заменили на белые камни, добытые там, где их добывают? Он помнил, что люди здесь мягче и счастливее, чем в любом городе-государстве, в котором ему довелось побывать; единственным исключением можно было считать разве что Гельдангелегенхайтен, деловой квартал. Но эти люди, вся эта толпа вокруг — они все светились здоровьем. Они были настолько чистыми, насколько никто и никогда не был, все — в свежей, только что надетой одежде. Он ощутил запах сурового мыла и вспомнил одержимость Моргена чистотой.

«Тупые ублюдки создали себе бога, думая, что он будет таким, каким они хотели его видеть; они понятия не имеют, что они создали на свою голову».

— Не отставай,— бросил Бедект через плечо.

Цюкунфт, которая стояла сзади, положила руку ему на плечо и крепко сжала. Бедект оглянулся. Он заметил страх в ее глазах, но ничего не сказал. Был ли его причиной город, толпа вокруг или что-то другое? Возможно, возвращение к жизни некоторых и пугает. В любом случае никто не ожидает, что вернется из Послесмертия.

Бедект принялся пробиваться сквозь толпу. Цюкунфт последовала за ним, ее ногти впивались ему в плечо так, что он ощущал их даже через кольчугу. Куда бы падал его взгляд, всюду он видел жрецов Геборене, в хауберках1, унизанных начищенными цепями, в безукоризненно белых одеяниях ордена, у каждого на бедре — старательно начищенный меч. Вдалеке виднелась городская стена — могучая, в десять раз выше человека. На самом верху можно было разглядеть маленькие белые точки — по стене ходили воинские патрули.

— Это невозможно. Я был мертв не больше двух недель.

— В чем дело? — спросила Цюкунфт, отпустив его плечо.

— Я был здесь — именно в этом городе живых — меньше двух недель назад.

Бедект обвел рукой людей и местность вокруг.

— Морген не мог построить такую стену, вооружить и раздобыть доспехи для своих служителей всего за две недели.

— Он бог,— сказала Цюкунфт.

Бедект посмотрел на окружающих людей. Никто из горожан, судя по всему, не был удивлен или впечатлен тем, как выглядят улицы, по которым они шли. Это не было чем-то новым для них. Они привыкли к переменам. Или Морген как-то изменил и их тоже.

«Если он смог совершить это за две недели, ничто из того, что я могу сделать, его не остановит».

Цюкунфт увеличила темп, нагнала Бедекта и двинулась рядом с ним — длинные ноги, плавные шаги. На ходу она с уверенностью опытной женщины покачивала бедрами. Испуганная девушка, цеплявшаяся за его плечо пару минут назад, куда-то делась. Или же это была просто бравада?

— Каков ты? — спросила она.

— Каков я?

— Каков твой вид безумия? Что ты за гайстескранкен?

Бедект снова грозно нахмурился, и снова она проигнорировала эту жуткую гримасу.

— Я в здравом уме.

— Разумеется. Твои друзья, Вихтих и Штелен…

— Они мне не друзья.

— …оба были гайстескранкенами. Ты окружаешь себя безумцами. Люди в здравом уме так не поступают.

— Да что за дерьмо! Я знаю, как их использовать, вот и все.

— Люди в здравом уме держаться подальше от гефаргайстов, опасаясь, что те будут использовать их.

— Вихтих — в лучшем случае очень слабый гефаргайст,— ответил Бедект и пошел быстрее.

Цюкунфт не отставала.

— А Штелен? Очень слабый клептик? — спросила она. Правильный ответ она знала.— Как тебе вообще удавалось уберечь от нее деньги?

— Мне и не удавалось.

Бедект осознал, что Цюкунфт не составит никаких сложностей двигаться с той скоростью, что он набрал, а вот для него — да; он устанет гораздо раньше, чем она. Он снова пошел медленнее.

— Так что я не верю, что ты в здравом уме,— продолжала она.

Краем глаза Бедект заметил, что Цюкунфт изучающе разглядывает его.

— Тем более, я здесь.

— От тебя есть польза. Ты — часть плана.

— Только и всего? — уточнила она.— Просто часть плана? Это — единственная причина, по которой ты взял меня с собой?

— Да.
Она недоверчиво хмыкнула.

— И это твое решение…

— Какое мое решение?

— Люди не сбегают из Послесмертия.

— Я должен остановить Моргена. Я… Я убил его. Решения, которые принимал я, сделали его таким, каков он теперь есть.

Она пропустила его слова мимо ушей, словно они не имели никакого значения.

— Люди в здравом уме не включают в свои планы друзей, которые будут гнаться за ними по пятам, собираясь убить.

— То, что они будут преследовать меня, не входило в план. Входило только знание, что Морген может послать их по моему следу. С Вихтихом я справлюсь, но Штелен убьет меня за то, что я ее бросил.

— Ты ее покинул,— последнее слово она произнесла со странной интонацией, которую он не смог понять.

«Она сердится на меня за то, что я бросил Штелен?». Какое ее дело вообще?

— Называй это как хочешь. Ты будешь держать меня на шаг впереди любых преследователей.

Даже предполагать, что ему удастся бесконечно избегать Штелен — безумие чистейшей воды, а если уж Бедект кем-то и был, то человеком в здравом уме.

— Благодаря твоему дару видеть будущее, я сам смогу решить, когда и где мы с ними встретимся.

Он надеялся, что этого хватит. И, может быть, мальчик-бог не послал Вихтиха и Штелен, чтобы убить его. Может быть, Морген понятия не имеет, что Бедект сбежал из Послесмертия, намереваясь остановить его в процессе воплощения безумного плана по очищению мира от несовершенства.

«И, может быть, Вихтих станет мудрее, а Штелен простит себя за то, что бы она там ни совершила».

— Тем не менее,— заметила Цюкунфт, — Решения, которые ты принимаешь, безумны.

— Не путай тупость с безумием, — ответил Бедект.

1 Хауберк появился в конце Х века у норманнов как плотно прилегающий к телу доспех, закрывавший тело до колена и руки до локтей, и зачастую дополнявшийся чулками. Материалом слу- жила кожа или материя, укреплявшаяся нашитыми металлическими кольцами либо пластинками, заклепками, и иногда даже нашитыми цепочками.