Луддизм: борьба против машин в прошлом и будущем

Мнение эксперта

О том, каким может быть будущее луддитов и насколько оправданны опасения в отношении технологий, мы поговорили с Кириллом Мартыновым, философом, специалистом в области современной политической теории.Сейчас часто можно услышать о всплеске луддизма. Но люди, опасающиеся машин, существовали всегда. Верно ли, что последние годы какие-то особенные?Очевидно, что случилось две вещи. Во-первых, выросла роль техники в жизни человека, причём как в профессиональном смысле слова, так и в экзистенциальном. Смартфон стал фактически частью тела, многие люди просто не знают, куда себя девать без него. Во-вторых, постоянно растут темпы технологических изменений, а в связи с этим появляются новые социальные практики. Технологический переход, вызванный проникновением интернета в разные сферы нашей жизни, — это не единый процесс. Происходит много быстрых и разнонаправленных изменений. Вчера казалось, что вы пользуетесь самыми современными программами и сервисами, а сегодня уже всё иначе. В целом техника стала занимать очень большое место в нашей жизни, а если что-то занимает такое пространство, то оно будет вызывать различную реакцию, в том числе вытеснения и отторжения, то есть в данном случае луддизма.Но увидеть «настоящий» луддизм нам ещё только предстоит — в грядущие годы, когда люди станут зависеть от техники даже больше, чем сейчас. Потому что если мы используем слово «луддит» не как метафору, а как реальное описание чьих-то взглядов, то мы подразумеваем человека, который не просто не любит технику, а страдает из-за того, что она сломала привычный ему уклад жизни, лишив рабочего места. Такой луддит в современный мир ещё не вернулся, пока что мы сталкиваемся лишь с предчувствиями.И как это может изменить западное общество?Есть несколько методов адаптации общества к развивающимся технологиям, лишающим людей работы. Во-первых, могут возникнуть новые рабочие места. Технологии, которые уничтожают одни варианты занятости, приводят к появлению других. Также есть вариант социальной адаптации, когда остальное общество создаёт механизмы, призванные помочь людям, находящимся в зоне риска.А третий возможный ответ, кажущийся наиболее интересным, но и наиболее сложным, — это ответ идеологический. Лично мне только сейчас стал по-настоящему понятен смысл социалистического движения, развернувшегося в Европе в XIX веке. Потому что мы вновь оказываемся в ситуации резкого изменения социального уклада, когда люди теряют работу, отказываются от привычного образа жизни и старого горизонта планирования. Тогда, после провала непосредственно луддитского движения, начались другие процессы: постепенный переход от накопления прибыли в руках владельцев станков к чему-то принципиально иному. И весь старый мир пришлось принципиально демонтировать, чтобы люди вообще могли в нём жить дальше. Если этот сценарий повторится, нас ждёт появление новой социальной теории и обострение дискуссии между социалистами и их оппонентами, которая идёт уже 200 лет.В результате может возникнуть угроза, например, той политической системе, которая сложилась в последние века. Можно утешать себя тем, что если этот процесс будет достаточно быстрым, то наблюдать за ним окажется очень интересно. Мы никогда прежде не жили в обществе с сокращающимся объёмом того, что обычно называют работой. И особенно любопытно окажется тем, кто в это время только начнёт выходить на рынок труда. Есть, например, очень интересный «конкурс» того, какие массовые профессии можно придумать.Кевин Келли, главный редактор Wired, обещал, что люди станут своего рода robot resource manager, по аналогии с human resource manager. Но этот рынок вряд ли станет очень большим. Перспективнее кажется сфера человеческих взаимодействий — например, работа профессионального компаньона для людей старшего возраста. Конечно, есть мнение, что такими компаньонами также станут роботы, но тут мы, как мне кажется, слишком сильно «очеловечиваем» машины. Западное общество не первый век сталкивается с ростом производительности труда, и пока что оно справлялось. Но как именно оно изменится сейчас — непонятно.Насколько луддизм вообще нужен?Мне близка позиция Евгения Морозова, знаменитого американского интеллектуала белорусского происхождения. В своей книге он критикует мышление условных «современных инженеров из Силиконовой долины», которые не вполне отдают себе отчёт в том, что такое реальные социальные проблемы, и считают, что их можно решать чисто технологическим путём.Например, у вас бедное общество, где мало технологий. Сделайте так, чтобы технологий стало больше, и общество станет богатым и счастливым. Но понятно, что реальность гораздо сложнее. Морозов приводит историю, как один стартап пытался бороться с глобальной экологической проблемой. Они предложили создать «умную» мусорную корзину, которая должна была оценить, сколько и какого мусора вы выкинули, а также выкладывать его фотографии, чтобы получать лайки от других коллег-«экологов». Это очевидный пример того, как частичное решение проблемы связано с разрушением границ личного и общественного и множеством других сложностей. Но лучше всего замечают такие вещи те, кого называют луддитами.Тут можно привести аналогию с борьбой против капитализма в XIX и XX веке. Всё-таки многие вещи, к которым мы привыкли, вроде гарантированного выходного и восьмичасового рабочего дня, появились именно благодаря критикам капитализма. Внешний наблюдатель, который ограничивает мечты о бесконечном прогрессе и указывает на слабые места в техноцентрической идеологии, — фигура полезная. И на нём не стоит ставить ярлык «луддита» только для того, чтобы отмести и забыть.