Беседа c Анной Старобинец, лучшим фантастом Европы-2018

Совсем недавно вы получили престижную премию «Еврокона». Это не первая ваша зарубежная награда — возможно, вы самый признанный за рубежом российский автор фантастического жанра. Как вы это прокомментируете?

Да, я уже получала французские премии «Имажиналь» (за роман «Убежище 3/9») и «Утопиаль» (за роман «Живущий»), испанскую «Нокте» (за повесть «Переходный возраст»), а также была в нескольких шорт-листах. Я думаю, помимо всего прочего, мне просто повезло. Мои книги были переведены на многие европейские языки — и замечены западной прессой. Без сочетания этих двух составляющих даже у самого талантливого автора нет никаких шансов.

А насколько вообще велик интерес к нашей фантастике за границей? Есть ли у отечественных авторов шанс пробиться к мировой публике?

К сожалению, западный книжный рынок — штука довольно герметичная. Особенного интереса к российской прозе, а тем более узко — к фантастике — у них нет. У меня сложилось впечатление, что русская фантастика закончилась для западных читателей где-то примерно на Стругацких (которых они при этом не очень-то понимают на уровне культурных кодов), дальше — терра инкогнита. Между прочим, организаторы популярного французского конвента фантастики «Имажиналь», где я была в этом году, сообщили, что я — первый автор из России, который там побывал. Не потому, что они не уважают других фантастов из России, а просто потому, что никого не знают. В этом смысле получение любым из нас западной премии — не повод для зависти, а событие «общественно-полезное». Потому что, узнав о существовании одних, организаторы фестивалей и премий, а также рецензенты начинают догадываться и о существовании всех прочих.

У вас сложилась репутация автора, который работает в достаточно редком для русской фантастики жанре — классическом хорроре в духе Стивена Кинга. С Кингом вас даже неоднократно сравнивали. Как вы пришли в это направление?

На самом деле хоррора у меня всего несколько текстов, в основном из дебютного сборника «Переходный возраст». Просто это, по-видимому, жанр настолько цепляющий, что как-то закрепился за мной. Да, я много работаю со страхом и его вариацией — отвращением. Но страх — абсолютно универсальный механизм психологической защиты, понятный любому человеку. Он не сводится к жанру хоррора, так же как любовь не сводится к жанру дамского любовного романа.

Вы пишете мистику и ужасы. А сталкивались ли вы в жизни с чем-то необъяснимым с точки зрения здравого смысла? И вообще, верите ли, что, кроме обыденной реальности, существует ещё что-то?

Я — материалист, ну или, по крайней мере, стараюсь им быть. Я допускаю существование чего-то за гранью нашего восприятия, но, поскольку не имею возможности это проверить, оставляю «потустороннее» за скобками. Мистика для меня скорее этакий подвал подсознания, подвал с демонами. Я полагаю, он есть у каждого творческого человека. Просто не каждый рискует спускаться туда «на охоту».

Вы автор многих книг — с какой из них посоветовали бы начинать знакомство с вашим творчеством?

Я посоветовала бы сборник рассказов «Икарова железа». Все истории там связаны с некой метаморфозой, происходящей внутри человека или вовне. Метаморфозы, хрупкость, зыбкость и нестабильность нашей жизни и нашей личности — важная для меня тема.

Многие читатели предъявляют вам претензии — и идейные, и художественные. Как вообще складываются ваши отношения с читателем?

У меня есть как фанаты, так и хейтеры. Я отношусь довольно спокойно к любым оценкам и не страдаю ни манией величия, ни комплексом неполноценности.

У вас не возникало желания написать что-то вне мистического жанра? Скажем, модное ныне «попаданчество», или постапокалипсис, или, скажем, классическое фэнтези — с драконами, орками и магами?

Вот как раз попаданчество, фэнтези с драконами и постапокалипсис — это и есть узкие жанры. И — нет, они меня не интересуют. Я исхожу из того, что пишу просто литературу, в широком смысле. И использую инструментарий фантастики для того, чтобы говорить на общечеловеческие темы. Такой подход абсолютно не нов, он был, например, у Булгакова. Но никому не придет в голову причислять «Собачье сердце» исключительно к Sci-Fi.

Сейчас на отечественную фантастику всё чаще обращают внимание кинопродюсеры. Вы в этом плане человек везучий — автор сценария фэнтези-фильма «Книга мастеров». Не поступало ли новых предложений?

Мне не кажется большим везением авторство «Книги мастеров». Было бы везением, если бы фильм и правда сняли по той истории, которую я написала, а не по той, в которую её без всякого моего участия превратили. А новые предложения, естественно, поступали. Недавно кинокомпания, работающая в США, приобрела у меня опцион на экранизацию антиутопии «Живущий». А сейчас я пишу мистический триллер для Первого канала.

Есть ли в вашем творчестве некие основные идеи? И вообще, нужна ли художественному произведению какая-то сверхидея?

Безусловно, (сверх)идея нужна любому хорошему тексту, иначе это просто формальная шелуха без всякого наполнения. У меня нет какой-то одной идеи, в каждой истории она своя.

Что, по вашему мнению, следовало бы изменить нашим издателям, чтобы избежать падения тиражей фантастики, повысить качество текстов и расширить аудиторию жанра, о кризисе которого у нас многие говорят?

Я не специалист в книгоиздании. Точно могу сказать, что не помешало бы повысить качество редактуры. В фантастическом жанре появляется такое количество дурно написанных, мусорных текстов, что в этом потоке теряются хорошие, талантливые авторы.

Какие писатели и книги нравятся вам самой — и есть ли на чтение время?

Из современных отечественных назову Мариам Петросян и Владимира Данихнова, из несовременных — Стругацких. Но вообще я больше читаю западную фантастику: Брэдбери, Оруэлл, Уэллс, Филип Дик, Стивен Кинг, Нил Гейман. Времени, увы, очень мало: дети, сценарии, собственные книги.

Обычно авторам напоследок задают вопрос о творческих планах. Немного изменим его — какую книгу вы бы хотели написать больше всего?

Ответ может показаться наглым. Я всегда пишу именно ту книгу, которую в данный момент хочу написать больше всего. Сейчас это приключенческо-исторический мистический триллер: послевоенный Дальний Восток, спецслужбы, лисы-оборотни, любовь-ненависть… Абсолютно новый для меня жанр.