Brave New World
Шоураннер: Дэвид Уинер
В ролях: Олден Эренрайк, Джессика Браун Финдли, Гарри Ллойд, Ханна Джон-Камен, Деми Мур
Премьерный показ: 15 июля на Peacock / «Кинопоиск HD»
Похоже на: «Мир Дикого Запада» • «Голодные игры» • «Гаттака»

На заре 1930-х британский писатель Олдос Хаксли стал одним из пионеров жанра антиутопии. В романе «О дивный новый мир» он едко высмеял обещания восходящих супердержав, США и СССР: идеальное общество будущего на стыке капитализма и социализма у него оказалось бездушной машиной, подавляющей человеческую природу. Идеи Хаксли эхом пронеслись через весь XX век, вдохновив новые поколения писателей, от Джорджа Оруэлла («1984») и Энтони Бёрджесса («Заводной апельсин») до Маргарет Этвуд («Рассказ служанки»).
В отличие от них всех, Хаксли стабильно не везло с экранизациями. Американский телеканал NBCUniversal дважды обращался к «Дивному новому миру», в 1980 и 1998 годах, но оба телефильма не впечатлили ни зрителей, ни критиков. Уже в новом столетии к роману подбирались Леонардо Дикаприо и Ридли Скотт, однако проект заглох на полпути. Скотт даже заявил: мол, «Мир» был хорош для своего времени, но сейчас ему лучше оставаться книгой.
И правда, «Дивный новый мир» — дитя 1930-х, с их повальным интересом к евгенике, авиации (герои романа путешествуют на ракетах и вертопланах) и, разумеется, кинематографу. Некоторые сцены книги даже стилизованы под авангардный монтаж в духе Эйзенштейна, когда автор «нарезает» короткие абзацы из нескольких параллельных сюжетных линий. Сегодня роман Хаксли кажется не предвидением будущего, а артефактом очень конкретного периода прошлого. Чтобы экранизировать его дословно, снимать надо в ретро-стилистике. Может, даже на чёрно-белой пленке.

Поэтому неудивительно, что третий подход NBCUniversal к «Миру» — на этот раз в формате сериала для нового стриминг-сервиса Peacock — сделан только по мотивам Хаксли. Команда сценаристов под руководством шоураннера Дэвида Уинера («Бойтесь ходячих мертвецов») заимствует из романа центральную концепцию и ключевые отношения персонажей, но смотрит на них взглядом современного человека, с идеалами и тревогами 2020 года.
К примеру, центральный конфликт романа был между традиционными христианскими ценностями и новой антирелигией общества потребления, главным «божеством» которой стал промышленник Генри Форд. Для человека эпохи модернизма не было проблемы острей! А современных авторов вопросы духа волнуют мало. Новую линию раскола Уинер проводит через классовые отношения между различными кастами Нового Лондона.
На вершине находятся высокомерные «альфы», лидеры и управленцы. Им помогают «беты», работники умственного труда. Обслуживающий персонал составляют «гаммы» и «дельты»: им положено безропотно исполнять пожелания начальства и не иметь собственного мнения. А самую чёрную работу сбрасывают на «эпсилонов», личность которых настолько подавлена, что о себе они говорят во множественном числе.

Для пущей драматичности авторы сериала даже избавились от евгеники. В мире Хаксли представителей низших каст намеренно задерживали в развитии, чтобы они были способны лишь на простейшие действия, так что в романе они оставались не более чем безмолвными статистами. Но экранизация с самого начала интересуется точкой зрения пролетариата и вводит в сюжет двух ярких второплановых героев: задумчивого «эпсилона» Джека и трогательного «дельту» Гэри, который делает восхитительные пироги с курицей.
Не меньшей трансформации подверглась и самая «горячая» тема книги. В 1930-е Хаксли пугал современников образом будущего, где нормой жизни станет свободная любовь без романтической привязанности. В Индии роман даже запрещали как порнографический! Но в эпоху «Тиндера» концепция «секс ради удовольствия, а не деторождения» может испугать разве что самых радикальных пуритан. Приходится повышать ставки: теперь будущее включает в себя массовые оргии, ночную эротическую охоту в камуфляжных костюмах и тотальную пансексуальность. Один из героев даже подчёркивает, что в обществе, где высшей ценностью считается удовольствие, «лишать себя половины потенциальных партнеров — просто нелепость».
В то же время экранизация старается держаться современных стандартов этики. Она не демонизирует случайный секс, а скорее исследует его эмоциональную составляющую. Как быстро за удовольствием приходит пресыщенность? Какую роль в наших взаимоотношениях играют фантазии, флирт и нарушение общественных границ?

Личные границы сериал, напротив, оберегает строго. Хаксли откровенно объективировал персонажей-женщин, как в рамках внутренней этики мира (игривый шлепок от «альфы» — лучший комплимент для подчинённой), так и через стиль романа. Право слово, антиутопии не требовалось столько описаний расстегивающихся молний на мини-юбках! Адаптация Уинера идёт прямо противоположным путём: показывает дискомфорт героини во время нежеланного свидания и регулярно заставляет задуматься о размывании принципов согласия в обществе, где все принадлежат всем. По логике сериала, осознание субъектности своего тела — первый шаг к внутренней эмансипации.
«Это моё тело, и сегодня я хочу побыть в нём одна», — заявляет в одной из ключевых сцен главная героиня Ленина Краун, сотрудница инкубатория и центральная фигура в любовном многоугольнике ТВ-адаптации. Книжной Ленине (или «Линайне», как её осторожно окрестили в советском переводе) такая мысль даже в голову прийти не могла. Большую часть романа она остаётся фигурой пассивной, и ближе к финалу Хаксли фактически приносит её в жертву для развития протагониста-мужчины.
Уинер своих персонажей уважает и любит, ему интересна их человечность, а не только философские убеждения, — и в этом главное преимущество сериала. Из объекта чужого желания Ленина стала активной, динамичной героиней, которая со страхом и в то же время с любопытством открывает для себя собственные желания.
Её компаньон, альфа-психолог Бернард Маркс, в романе был воплощением жалкого, самовлюблённого конформизма — тем более отчаянного, чем сильнее его отвергало общество. Бернард из экранизации гораздо хитрее и умнее: он наловчился подстраиваться под ожидания других людей и использовать их для собственной выгоды. За его комичной неловкостью и заботливой улыбкой прячется хладнокровный и жестокий манипулятор.

Но, конечно же, наибольшую трансформацию пришлось пережить главному трагическому персонажу книги — «дикарю» Джону, который влюбляется в Ленину, но не может принять законы её мира. Литературные критики традиционно сравнивают его с Гамлетом, тем более что книжный Джон вырос на пьесах Шекспира и пытался мерить Новый Лондон этическими стандартами XVI века. Реакция на когнитивный диссонанс была предсказуемо истерической.
Новому Джону повезло больше. Его воспитали не «Ромео и Джульетта», а классические рок-баллады про бесстрашных мечтателей. В первой же серии он появляется с ковбойским револьвером и в красной куртке а-ля Джеймс Дин — ну прямо классический бунтарь и борец с системой! Вот только очень быстро оказывается, что сам Джон не очень-то соответствует своему романтическому образу. Он прагматик и тролль, не стесняется пользоваться благами «ненавистной» цивилизации, но постоянно бежит от ответственности. Это уже не Гамлет — это Хан Соло, и по-своему остроумно, что этого героя сыграл тот же Олден Эренрайк.
Экранизация подхватывает у Хаксли мотив несовместимости высоких идеалов искусства с приземлённым человеческим счастьем, но Дэвид Уинер идёт ещё дальше. С искусства в сериале снята всякая иллюзия величия, оно существует как бы параллельно страстям человека. Одни им вдохновляются, другие видят в нём сигнал к действию, а большинство попросту перемалывает его идеи в доступный массовый продукт.

В книге «Дикие земли» были заповедником традиционных человеческих ценностей, а в сериале мутировали в парк аттракционов, где сами аборигены мало понимают, в чём смысл ритуалов, которые они разыгрывают на потеху туристам. Даже самый высокоморальный персонаж книги, писатель-интеллигент Гельмгольц, в сериале превратился во взбалмошную диву Гельм, которая по сотому разу создаёт иммерсивные светомузыкальные перформансы (они же оргии), мучается творческим кризисом и фыркает из-под сиреневого парика на армию верных помощников.
Так же и сам сериал не питает каких-то особых иллюзий по поводу своего места в мировой культуре. Телевизионный «Дивный новый мир» открыто признает, что между ним и романом Хаксли раскинулось почти сто лет самых разных антиутопий, каждая из которых модифицировала и перерабатывала идеи предшественников. «Мы даём

новый опыт, — рассуждает Гельм. — Больше, горячее, жёстче, быстрее. Иначе они поймут, что на самом деле их „новый опыт“ — всё то же старьё».
Экранизация оглядывается на историю жанра и щедро рассыпает по миру отсылки к классике. Бруталистские декорации в духе Оруэлла, изящные костюмы и причёски а-ля «Гаттака», голографические эффекты из «Особого мнения», шутливые рекламные ролики в лучших традициях «Робокопа», земли дикарей, явно списанные с «Мира Дикого Запада»... Кто-нибудь, завидев столь плотный слой «пасхалок», поспешит обвинить «Дивный новый мир» в неоригинальности, но сериал, скорее, просто признает, что идеи в жанре — особенно в его современном состоянии — развиваются циклично.
Более того: где-то на полпути в сюжете появляются элементы киберпанка и намёки на то, что мир Нового Лондона сродни Матрице. Возможно, это уже не первая «симуляция» общества тотального счастья — и, если верить финальным кадрам, не последняя.

Совет будущим зрителям: перед просмотром «Дивного нового мира» обязательно прочитайте книгу. Так будет гораздо понятнее путь, который проделал жанр антиутопии с 1930-х годов, и отличия сегодняшних людей от современников Хаксли — отличия, которые сериал целенаправленно подчёркивает и исследует.
В начале XX века многие верили, что новые индустриальные державы подарят человечеству вечную и безальтернативную (анти)утопию. Из страха такого будущего и вырос роман «Дивный новый мир». Но оказалось, что империи не вечны. Рухнул германский рейх, растеряла колонии Великобритания, социалистическая утопия развалилась, а капиталистическая вот-вот обернётся тотальной экологической катастрофой.
Поэтому «Дивный новый мир» 2020 года смотрит на человечество более трезво и по-своему более оптимистично. Герои нового поколения уже не бегут от системы, но пытаются изменить её под себя. Ищут свою идентичность — своё тело, свой успех, свою свободу — в очередной версии «светлого будущего», заведомо обречённой на крах и трансформацию.